Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №06 за 1995 год Страница 30

Прошло не менее часа, прежде чем ко мне подошел Муса и сообщил, что пилот хочет меня видеть. Я немедленно прошел в кабину, и летчик молча указал вниз. Видимость внизу стала лучше, песчаная буря сместилась к северо-западу, словно огромная гряда густых желтых облаков. С такой высоты гребни дюн выглядели, словно складки морского дна у берега, и невозможно было сказать, в какой из долин находился наш лагерь. Однако пилот заверил меня, что мы недалеко и наверняка заметим его, когда снизимся. Мы опустились до тысячи футов и продолжали кружить над барханами, но все они были похожи друг на друга.

Мы снизились еще и за полчаса облетели около полутора десятков ложбин, в одной из которых наверняка находилась наша прежняя стоянка, но, похоже, буря оказалась столь сильной, что подняла в воздух миллионы тонн песка, дюны вновь немного сдвинулись в своем медленном, но неуклонном шествии на северо-запад и уничтожили все следы наших раскопок, сгоревший лагерь и лежавших там мертвых.

Без секстанта нам не удалось определить точное месторасположение раскопок, погрешности в измерениях египетского астронома увели нас к северо-востоку, на тридцать миль в сторону, и теперь потребуется не менее десятка экспедиций, чтобы месяцами шарить по этим бесконечным долинам в поисках нашего сгоревшего лагеря.

В конце концов, мы с Сильвией совершенно случайно обнаружили сокровища Камбиза, буквально наехав на них. Мы успели найти только крошечную часть неизмеримого богатства, награбленного персами в Египте и потерянного здесь, а все остальное так и лежит нетронутым под песками, ожидая того, кто окажется достаточно смелым и настойчивым, чтобы придти и разыскать их.

— Скоро мы сможем лететь только в Дахлу! — сказал пилот. — Бензина осталось лишь на три с половиной часа. А у меня подруга в Луксоре.

У меня самого тоже когда-то была подруга в Луксоре. Вспомнив о ее красоте, я вновь ощутил волнение, хотя она сейчас находилась от меня так же далеко, как египетские принцессы, похороненные две тысячи лет назад в Долине Цариц. И, пытаясь скрыть пустоту и дрожь голоса за наигранной легкостью, я сказал ему:

— Ну, ладно. Гони, приятель, мы едем домой.

 Перевел с английского Л.Кузьменков Рисунки В.Федотова

Танцы с журавлями

Он помогает им вылупиться из яйца, напевая при этом странные мелодии. Учит их есть и находить корм, бояться врагов. А когда подходит время, превращается в инструктора по полетам. Такова работа Рьои Такахаши, человека, который давно уже обучился языку японских журавлей, птицы-связной между Японией и Курилами. Его язык — это танец.

Кончилось все плачевно. Собаку отлупили, ему надрали уши, а смущенным родителям пришлось платить за ущерб. Было ему шесть лет. Он подучил полувзрослого щенка таскать из соседского сада развешенную на воздухе сушеную рыбу. Показал, как перепрыгнуть через забор, встать на задние лапы, резко ухватить зубами рыбу и умчаться назад. Репетиции прошли успешно, но во время операции их схватили с поличным.

Рьои Такахаши, человек, умеющий говорить с японскими журавлями на Куширских болотах острова Хоккайдо, был многообещающим ребенком. Сейчас ему 60, и он на «ты» с богами дикой природы Страны Восходящего Солнца. Местные жители называют его «человек-журавль» и с сомнением качают головой: что-то в этом есть колдовское. А Рьои, вспоминая историю из детства, улыбается: «У меня со зверьем одна душа, и так было всегда».

Приезжающим навестить его ученым из всех стран тоже странно слышать, что в девять он занят, у него встреча с Юн, царицей, а уж тем более видеть, как он со смирением становится на колени перед разгневанным Таро, царем, или пляшет в снегу перед Юри, наследным принцем. Да кто ж такой этот господин Рьои Такахаши, за которым бегают репортеры со всего мира, что это за человек, который обращается с птицей — символом Японии, как Конрад Лоренц с гусыней Мартиной?

Его царство — это заболоченный край площадью в 200 кв. км, объявленный национальным парком в 1987 году, где проживает целая популяция японских журавлей — Crus japonensis. (Есть еще популяция в Китае около двухсот птиц, в России — около сотни; несколько пар, живущих на юге Курил, составляют часть японской популяции). На территории парка 10 гектаров объявлены заповедником и огорожены сеткой такой высоты, что браконьерам туда не пробраться, а журавли могут летать когда и куда им вздумается.

Здесь стоит и дом Рьои Такахаши элегантная постройка, примыкающая к огороженной стороне заповедника с юга. В этом доме — его лаборатория, «детская», так сказать. У него свои журавли, 20 птиц, живущих на свободе, но благодаря ему появившихся на свет. В Куширо есть люди, которые делали все возможное, чтобы сохранить вымирающих японских журавлей, после того как в середине 30-х годов было объявлено, что оставшихся можно пересчитать по пальцам. И когда в 1958 году молодой Рьои Такахаши унаследовал от отца 10 га земли, он решил использовать их для сохранения и возрождения колонии — она насчитывала тогда всего 125 птиц, тех самых, которых еще древние тайны называли «Сарорун-Кумуи», «болотные боги».

В 1993 году их было уже 600. Человек-журавль рассказывает своим гостям, ученым и репортерам: «Нам ничего не удалось бы добиться, если бы не помощь сельских жителей. В этих краях каждый крестьянин старается превратить зимой свою землю в огромную скатерть-самобранку для журавлей. Поэтому у птиц отпала необходимость улетать на юг, а еще несколько десятилетий назад с октября по март они переселялись на Хонсю, где общее загрязнение окружающей среды, линии электропередач и осушение болот делали свое черное дело. Назад возвращались далеко не все. А теперь журавли зимуют здесь. В надежном месте». — И Рьои окидывает взглядом земли, раскинувшиеся вокруг него.

Но, как известно, репортеры съезжаются на Хоккайдо вовсе не для того, чтобы очередной раз послушать разговоры об охране природы, и Такахаши это хорошо известно. Он усмехается: «Напрасно меня принимают за дрессировщика в цирке». Но слава за ним утвердилась именно такая. Говорят, он знает заклинание, волшебное слово, которого слушаются болотные боги. Вот подходит Юн, пожилая журавлиха, привлеченная целым ведром свежей рыбы. «Ойе, ойе-э-э», - зовет ее Рьои. Юн отвечает странным урчанием, одним из бесчисленных звуков, которые умеют из давать японские журавли благодаря необыкновенно развитой полутораметровой трахее. И вдруг — откровение. «Курроку! Курроку!» — шепчет человек-журавль. Это наше «курлы» по-японски, и зачарованная Юн роняет рыбу, запрокидывает голову, распахивает крылья и начинает танец, как будто перед ней ее супруг. Репортеры и ученые зачарованно повторяют: «курроку, курроку». Такого не видал еще никто.

Но это только представление, а что таится за ним?

Помещение лаборатории напоминает кухню, а большой бежевый ящик у стены старую газовую плиту. Это штаб Рьои Такахаши — фабрика журавлей. На дворе май, снег стаял, а в старой плите, которая оказалась инкубатором 1965 года выпуска, лежит несколько белоснежных яиц. «Судьба японских журавлей решается именно весной», — объясняет Такахаши, направляя свет карманного фонарика на одно из яиц, чтобы определить состояние зародыша. «Бывают годы, когда, из-за резкой оттепели и обильных дождей, в болотах опасно повышается уровень воды. И журавлиные пары бросают яйца на произвол судьбы. А это роскошь, которую такая небольшая популяция птиц не может себе позволить».

И человек-журавль обыскивает болота, находит яйца и приносит их домой. Он закладывает их в инкубатор и ставит на таймере 30 дней - срок для вывода птенцов. Он страшно переживает, обнаружив, что из четырех яиц одно не оплодотворено, а одно испортилось; как ребенок радуется, когда за день до рождения птенец начинает попискивать внутри скорлупы. В его технике выведения птенцов нет абсолютно ничего нового, и все равно это замечательное зрелище: человек разговаривает с яйцом «пи-коо, пи-коо», а птенец отвечает ему из-под скорлупы. А еще через два часа новорожденный журавль вступит в этот мир и познакомится со странным черноволосым папашей без клюва.

С 1970 года такая идиллия повторялась уже двадцать раз, но сначала одна катастрофа следовала за другой. Такахаши еще не знал секрета «разумного высиживания» яиц — их необходимо переворачивать каждые пять часов, что в естественных условиях делают настоящие родители. И сами птенцы чрезвычайно хрупки. Однажды служащий заповедника пришел с утра на работу и обнаружил Такахаши спящим на стуле в «детской», потому что всю ночь он провел, ставя теплые компрессы на лапки журавленка, который не мог ходить.

Но вот время «детской» подходит к концу, и начинается самый ответственный период надо научить сироток жить, как свободные птицы. Видимо, именно в этот момент душа Рьои Такахаши сливается с душой японского журавля, привольно живущего на Куширских болотах. Человек постиг птичий язык и сумел передать его птенцам-сиротам, без чего они всю жизнь были бы вынуждены зависеть от своего «папочки». Он учит их ходить, есть и добывать корм, издавать присущие журавлям звуки, он обучает их искусству танца, основной форме общения и ухаживания у журавлей. Это обязательная программа, через которую проходят все странные Такахашины школяры — и потому каждый божий день уроки. Он с ними беседует, кормит только что выловленной рыбкой, а подает ее щипцами в форме журавлиного клюва, расхаживает забавной походкой в сопровождении любопытных учеников. И так проходят месяцы. Птенцов надо научить остерегаться лисиц, распознавать хищных птиц. Их надо научить летать! Занятия в летной школе ведутся обычно за закрытыми дверями, но если в обеденный час в баре заповедника появляется вспотевший Рьои в кроссовках и в вылезшей из брюк рубахе, это значит, что он только что закончил урок на воле. Он часами бегал по полям, размахивая руками, пока любопытные, бегающие за ним по пятам журавлята не поняли, что если делать точно так же, — полетишь.