Виктор Губарев - Пираты Страница 38

Победа досталась флибустьерам через два часа после начала сражения. Многие испанские очевидцы традиционно объясняли это «волей Господа и силой врага».

Барабанщики Моргана дали сигнал к общему сбору. На поверке выяснилось, что убитых среди них почти не было, а ранено лишь несколько человек. Потери испанцев составили от шестидесяти до ста человек убитыми, не считая раненых. Дон Хуан Перес де Гусман, не пытаясь оказать сопротивление врагу в самом городе, с остатками своего войска спешно отступил в Капиру, тогда как часть пехотинцев вместе с раненым доном Алонсо де Алькаудете ушла в Пуэрто-Бельо.

Воодушевленные успехом, флибустьеры под прикрытием пленных направились к городу.

Разорение Панамы и операции в Южном море

Ворвавшись в Панаму по мосту Матадеро, находившемуся на западной окраине, флибустьеры обнаружили в городе около двухсот испанских солдат, два форта, а на каждой улице — баррикады, на которых было установлено в общей сложности тридцать две бронзовые пушки. Но вместо того чтобы защищаться из последних сил, капитан артиллерии дон Бальтасар Пау-и-Рокаберти приказал заклепать пушки на баррикадах и взорвать пороховой склад в главной крепости. Взрыв произошел раньше, чем ожидалось, и забрал жизнь сорока не успевших эвакуироваться солдат гарнизона.

Незначительное сопротивление флибустьерам было оказано на Пласа-Майор, или Главной рыночной площади. Затем начали взрываться бочки с порохом, размещенные в домах по всему городу. Те жители, которые еще оставались в Панаме, бросились бежать из города с криками:

— Жгите, жгите все! Это приказ дона Хуана!

Согласно «Правдивому отчету…» и испанским данным, когда флибустьеры заняли город, он уже был объят пламенем.

Так кто же поджег Панаму?

Эксквемелин утверждал, что поджог был осуществлен пиратами:

«После полудня Морган приказал тайно поджечь дома, чтобы к вечеру бо́льшая часть города была охвачена пламенем. Пираты же пустили слух, будто это сделали испанцы. Местные жители хотели сбить огонь, однако это им не удалось: пламя распространилось очень быстро; если загорался какой-нибудь проулок, то спустя полчаса он уже весь был в огне и от домов оставались одни головешки… Внутри многие дома были украшены великолепными картинами, которые сюда завезли испанцы. Кроме того, в городе было семь мужских монастырей и один женский, госпиталь, кафедральный собор и приходская церковь, которые также были украшены картинами и скульптурами, однако серебро и золото монахи уже унесли. В городе насчитывалось две тысячи отличных домов, в которых жили люди других званий; было здесь много конюшен, в которых содержались лошади и мулы для перевозки серебра к Северному берегу… Кроме того, там был великолепный дом, принадлежащий генуэзцам, и в нем помещалось заведение, которое вело торговлю неграми. Его тоже сожгли. На следующий день весь город превратился в кучу золы».

Информацию Эксквемелина решительно опровергает автор «Правдивого отчета…», писавший, что, войдя в город, «мы вынуждены были бросить все силы на тушение огня, охватившего дома наших врагов, которые они сами подожгли, чтобы не дать нам возможности ограбить их; но все наши усилия были напрасны, ибо к полуночи весь город сгорел, кроме части пригорода, которую благодаря великим стараниям мы ухитрились сберечь, включая две церкви и около трехсот домов».

Примечательно, что дон Хуан тоже не скрывал, что город был подожжен самими жителями — «рабами и владельцами домов». При этом пожар не затронул здания Королевской аудиенсии и Бухгалтерии, особняк президента, монастыри Ла-Мерсед и Сан-Хосе, отдельные жилища на окраинах и около трехсот хижин негров — погонщиков мулов из предместий Маламбо и Пьерда-Видас. (Впрочем, когда президент вернулся в разоренный город, он застал свой особняк в руинах: мебель и зеркала были разбиты, а бесценная коллекция картин и библиотека с 500 книгами — уничтожены.)

К трем часам пополудни захватчики полностью овладели городом.

Антонио де Сильва, секретарь президента, укрылся на островах в Панамском заливе и позже рассказал о том, что видел и слышал. Согласно его свидетельству, в девять часов утра, после взрыва порохового склада, послышалась стрельба из пушек, аркебузов и мушкетов, не утихавшая до полудня. Кроме того, он видел бой на пляже, где корсары пытались не допустить сожжения лодок и барок. В три часа пополудни Сильва услышал ружейные салюты — сначала два, потом три, потом пять, которые он принял за сигналы, указывавшие на то, что враг полностью овладел городом. Примерно в это же время он наблюдал, как монахи грузились на корабль «Ла Наваль», стоявший на якоре у острова Табога. Многие суда уже успели уйти в море, включая большой галеон «Сан-Фелипе Нери», отчаливший двумя днями ранее (на нем ушел Франсиско Гонсалес Саладо). Сам секретарь спасся на борту судна «Нуэстра Сеньора дель Буэн Сусесо», которое отплыло в четыре часа пополудни. С высокой кормы судна он видел охваченный пожаром город и клубы дыма, застилавшие солнце.

Пока одни флибустьеры рыскали по городу в поисках вина и денег, другие попытались спасти от пожара хотя бы часть зданий — в них могли находиться сокровища, ради которых они отправились в этот поход. Увы, устойчивый восточный бриз, разносивший искры на десятки метров, свел на нет все их усилия.

Ночь флибустьеры провели в окрестностях Панамы, в уцелевших от огня домах и хижинах, а на рассвете вернулись в город — точнее в то, что от него осталось. Раненых доставили в церковь одного из монастырей, вокруг которой установили трофейные пушки.

Тем временем президент Панамы, полностью утратив управление не только войском, но и провинцией, отступил в городок Ната, находившийся в семидесяти милях к юго-западу от Панамы. 25 января (4 февраля по григорианскому календарю) он обнародовал прокламацию: «Все, кто проживает в сим городе Нате и его юрисдикции, будь то солдаты, офицеры или любая иная персона, способная носить оружие, должны немедленно встать на защиту города Ната, принеся свое оружие…»

Через пять дней дону Хуану удалось собрать около 300 солдат и ополченцев. Однако этих сил было крайне мало, чтобы выбить людей Моргана из Панамы. Весь месяц президент пытался увеличить численность своего войска, но добился обратного результата: его войско не выросло, а сократилось. Бедный дон Хуан не видел в том своей вины. Он был убежден, что во всем виноваты трусливые подчиненные, отказывавшиеся выполнять его распоряжения.

30 января (9 февраля) дон Хуан написал письмо вице-королю Перу графу де Лемосу. Рассказав о потере крепости Сан-Лоренсо-де-Чагрес и Панамы и посетовав на свою несчастную судьбу, он отметил, что находится «без оружия, пороха, фитилей, ядер и денег, а все люди этого королевства так напуганы, что один лишь Бог мог бы вселить в них мужество».

Губернатору Картахены дону Педро де Ульоа стало известно о потере Панамы благодаря сообщению, доставленному ему по морю из Пуэрто-Бельо 2 (12) февраля. В тот же день он получил письмо из Испании, содержавшее копию Мадридского договора, новые инструкции и приказ королевы сохранять мир с англичанами во всей Испанской Америке. Поскольку нападение Моргана на Панаму являлось грубейшим нарушением условий англо-испанского договора, дон Педро написал адмиралу флибустьеров письмо с предупреждением об ответственности за этот враждебный акт. Неизвестно, получил ли Морган письмо дона Педро. В любом случае он продолжал заниматься тем, ради чего предпринял свою экспедицию.

В Ла-Таске, предместье города, флибустьеры обнаружили барку, которая прибыла из Дарьена с грузом маиса и теперь из-за отлива лежала на берегу. Увидев неприятеля, команда барки попыталась сжечь свое судно, но отряд англичан помешал ей это сделать. До начала прилива флибустьеры переоснастили приз, установив на его борту несколько пушек.

Проведя в Панаме неделю, сообщает Эксквемелин, Морган «послал отряд в сто пятьдесят человек в крепость Чагре, чтобы в тот же день известить ее гарнизон о счастливой победе… Испанцы, стоявшие за городом, заметив их, отошли.

После полудня Морган снова вернулся в город, каждый отряд занял положенное ему помещение, а одна группа пиратов отправилась к руинам сожженных домов, где еще была надежда выудить знатную поживу: серебряную посуду и слитки серебра, которые испанцы бросали в колодцы. На следующий день было снаряжено еще два отряда, каждый по сто пятьдесят человек, чтобы разыскать жителей города, рассеянных по окрестностям. Через два дня пираты вернулись и привели с собой двести пленников — мужчин, женщин и рабов. В тот же день посланная Морганом барка вернулась с еще тремя захваченными барками, однако самый ценный приз — галеон, груженный королевским серебром и драгоценностями самых богатых торговцев Панамы, — был упущен; исчезли и монахи со всеми церковными украшениями, серебром и золотом… Пираты захватили шлюп с этого корабля с семью матросами. Эти испанские моряки и сообщили разбойникам обо всем, что уже было сказано. Кроме того, они добавили, что галеон не мог выйти без воды в открытое море, однако предводителю пиратов было намного милее пьянствовать и проводить время с испанскими женщинами, которых он захватил в плен, нежели преследовать корабль. На следующий день пиратские барки отправились на поиски галеона, но эти поиски оказались бесполезными, поскольку на корабле уже узнали, что пираты выходили в море и захватили шлюп. На галеоне тотчас же подняли паруса. Когда пираты увидели, что корабль ушел, они напали на барки, груженные различными товарами, которые направлялись на острова Товаго [Табога] и Тавагилья [Табогилья], и затем вернулись в Панаму. По возвращении они сообщили Моргану обо всем, что произошло… Морган приказал собрать все суда, которые были в Панаме, снарядить их и догнать корабль; пираты вышли в море на четырех барках с командой в 120 человек. Они пробыли в море целых восемь дней, но никого не встретили. Галеон улизнул быстро и бесследно. У пиратов не было больше никакой надежды догнать этот корабль, и они решили отправиться на острова Товаго [Табога] и Тавагилья [Табогилья]. Там они повстречали судно, шедшее из Пайты; оно было гружено шелком, сукном, сухарями и сахаром; на нем было примерно на 20 тысяч пиастров чеканного серебра. С этим судном и сопровождавшей его баркой, на которую они погрузили добро и пленных, захваченных на островах Товаго [Табога] и Тавагилья [Табогилья], пираты вернулись в Панаму».