Ричард Докинз - Магия реальности. Откуда мы знаем что является правдой Страница 4

Существуют миллиарды вещей, в которые вы могли бы превратить принца, если бы были достаточно жестокими, чтобы переставить его части в миллиарде комбинаций в случайном порядке. Но большинство из этих комбинаций будет выглядеть как беспорядок — как и все эти миллиарды бессмысленных, случайных раскладов карт с которыми мы имели дело. Лишь незначительное количество из всевозможных комбинаций беспорядочно перетасованных частей принца были бы распознаваемыми или полезными для чего‑либо вообще, не говоря уже о лягушке.

Принцы не превращаются в лягушек, и тыквы не превращаются в кареты, потому что лягушки и кареты — сложные вещи, части которых могли бы быть объединены в почти бесконечное число куч мусора. И все же мы знаем как факт, что каждое живое существо — каждый человек, каждый крокодил, каждый чёрный дрозд, каждое дерево и даже каждая брюссельская капуста — эволюционировала из других, первоначально более простых форм. Так разве это не тот же процесс везения, или своего рода магия? Нет! Абсолютно нет! Это — очень распространённое заблуждение, так что, я хочу объяснить прямо сейчас, почему то, что мы видим в действительности, не является результатом случайности или везения или чего‑либо отдалённо 'волшебного' вообще (кроме, конечно, в строго поэтическом смысле, чего‑то, что наполняет нас благоговением и восхищением).

Медленное волшебство эволюции

Превратить один сложный организм в другой сложный организм за один раз, как в сказке — действительно было бы за пределами реальной возможности. И тем не менее, сложные организмы все же существуют. Так, как же они возникают? Как в действительности возникли сложные объекты, такие как лягушки и львы, бабуины и деревья баньяна, принцы и тыквы, вы и я? На протяжении большей части прошедшей истории это был трудный вопрос, на который никто не мог ответить должным образом.

Люди поэтому напридумывали историй, чтобы попытаться это объяснить. Но затем ответ на этот вопрос был получен — и ответ блестящий — в девятнадцатом веке одним из самых великих из когда‑либо живших учёных, Чарльзом Дарвином. Я использую остальную часть этой главы, чтобы объяснить его ответ, кратко, и другими словами.

Ответ в том, что сложные организмы, как и люди, крокодилы и брюссельская капуста, возникли не вдруг, одним махом, а постепенно, крошечными шагами, поэтому то, что было после каждого шага, лишь немного отличалось от того, что было прежде. Представьте, что вы захотели создать лягушку с длинными лапами. Вы могли бы сделать неплохой почин, начав с чего‑то уже немного напоминающего то, чего вы хотите добиться: скажем, с лягушки с короткими лапами. Вы бы осмотрели своих лягушек с короткими лапами и измерили бы их лапы. Вы бы выбрали несколько самцов и несколько самок, у которых лапы немного длиннее, чем у большинства, и вы позволили бы им спариваться, не допуская, чтобы их друзья с более короткими лапами спаривались вообще.

Самцы и самки с более длинными лапами совместно произвели бы на свет головастиков, и у тех, в конечном счёте, выросли бы лапы и они стали бы лягушками. Тогда вы измерили бы это новое поколение лягушек и снова выбрали бы тех самцов и самок, у которых лапы длиннее среднего, и свели бы их для спаривания.

После того, как вы сделаете это в течение примерно 10 поколений, вы сможете заметить что‑то интересное. Средняя длина лап вашей популяции лягушек теперь была бы заметно больше, чем средняя длина лап начальной популяции. Вы даже можете обнаружить, что все лягушки 10–го поколения имеют более длинные лапы, чем любая из лягушек первого поколения. Или 10 поколений могло бы быть недостаточно, чтобы достигнуть этого: вы могли бы продолжить эксперимент до 20 поколения или даже больше. Но, в конце концов, вы могли бы с гордостью сказать: «Я создал новый вид лягушки с более длинными лапами, чем у старого вида».

Не нужно никакой волшебной палочки. Не потребовалось никакого волшебства. Здесь мы имеем дело с процессом называемым селекцией. Она использует тот факт, что лягушки отличаются между собой, и эти вариации имеют тенденцию наследоваться — то есть, передаваться от родителя ребёнку через гены. Просто, выбирая, каким лягушкам размножаться, а каким нет, мы можем создать новый вид лягушки.

Просто, не правда ли? Но простое создание длинных лап не очень впечатляет. В конце концов, мы начали с лягушек — они были просто коротконогими лягушками. Предположим, вы начали не с более коротконогих форм лягушки, а с чего‑то, что не было лягушкой вообще, скажем, с чего‑то больше похожего на тритона. У тритонов очень короткие лапы по сравнению с лапами лягушек (по крайней мере, по сравнению с задними лапами лягушек), и они используют их не для прыжков, а для ходьбы. У тритонов также имеются длинные хвосты, тогда как у лягушек нет хвостов вообще, и тритоны в целом длиннее и уже, чем большинство лягушек. Но я думаю, вы можете увидеть, что достаточно тысячи поколений, и вы смогли бы превратить популяцию тритонов в популяцию лягушек, просто терпеливо выбирая в каждом из этих миллионов поколений самцов и самок тритонов, которые были немного более похожи на лягушку, позволяя им спариваться вместе, препятствуя в этом их менее лягушкоподобным друзьям. Ни на одном этапе этого процесса вы не увидите разительных изменений. Каждое поколение в значительной степени походило бы на предыдущее, но все же, как только минуло бы достаточно много поколений, вы начали бы замечать, что средняя длина хвоста стала бы немного короче, а средняя длина задней пары лап стала бы немного длиннее. После очень большого числа поколений особи с более коротким хвостом и с более длинными лапами могли бы счесть, что легче начать использовать их длинные лапы для прыжков вместо ползания. И так далее.

Конечно, в сценарии, который я только что описал, мы воображаем себя заводчиками, выбирая тех самцов и самок, которых хотим для спаривания и достижения конечного результата, который мы выбрали. Фермеры применяли эту технику в течение тысяч лет, чтобы произвести рогатый скот и зерновые культуры, которые имеют более высокие урожаи или являются более стойкими к болезням и так далее. Дарвин был первым человеком, который понял, что это работает, даже когда нет никакого заводчика, производящего отбор. Дарвин видел, что все это произошло бы естественно, как само собой разумеющееся, по той простой причине, что некоторые особи проживают достаточно долго, чтобы произвести потомство, а другие нет; и те, которые выживают, делают так, потому что они лучше приспособлены, чем другие. Таким образом, дети оставшихся в живых наследуют гены, которые помогли их родителям выжить. Будь то тритоны или лягушки, ежи или одуванчики, всегда найдутся некоторые особи, которые лучше приспособлены к выживанию, чем другие. Если длинные лапы оказались полезными (для лягушек и кузнечиков, скажем, отпрыгивающих при опасности, или для охоты гепардов на газелей, или для джейранов, спасающихся от гепардов), у особей с более длинными лапами будет меньше шансов умереть. Они с большей вероятностью проживут достаточно долго, чтобы воспроизвести потомство. Кроме того, у большинства особей, доступных для спаривания, будут длинные лапы. Поэтому в каждом поколении будет больше шансов, что гены более длинных лап передадутся следующему поколению. Со временем мы увидим, что все больше и больше особей внутри этой популяции имеют гены более длинных лап. Таким образом, эффект будет точно такой же, как если бы умный дизайнер, такой как заводчик, выбирал длинноногих особей для разведения — за исключением того, что не требуется такой дизайнер: все это происходит естественно, само по себе, как автоматическое следствие того, что одни особи живут достаточно долгого для воспроизведения потомства, а другие нет. Поэтому процесс называют естественным отбором.

Учитывая достаточное количество поколений, предки, похожие на тритонов, могут измениться в потомков, похожих на лягушек. Учитывая ещё большее количество поколений, предки, похожие на рыбу, могут превратиться в потомков, похожих на обезьян. Учитывая ещё большее количество поколений, предки, похожие на бактерий, могут превратиться в потомков, похожих на людей. И именно это и произошло. Именно это случились в истории каждого животного и растения, которое когда‑либо жило. Число необходимых поколений больше, чем вы или я можем себе представить, но миру тысячи миллионов лет, и мы знаем из окаменелостей, что жизнь началась более чем 3500 миллионов (3,5 миллиарда) лет назад, так что было достаточно времени для эволюции.

Это великая идея Дарвина, и она называется эволюцией путём естественного отбора. Это — одна из наиболее важных идей, когда‑либо рождённых человеческим умом. Это объясняет все, всё, что мы знаем о жизни на Земле. Поскольку это так важно, я вернусь к этому в следующих главах. Пока этого достаточно, чтобы понять, что эволюция происходит очень медленно и постепенно. Фактически, эта постепенность эволюции позволяет делать сложные объекты, такие как лягушки и принцы. Волшебное превращение лягушки в принца было бы не постепенным, а внезапным, и именно это исключает такие вещи из мира реальности. Эволюция — реальное объяснение, которое действительно работает, и существуют реальные доказательства, чтобы продемонстрировать её истинность; все, что позволяет предположить, что сложные формы жизни появились внезапно, в один приём (а не эволюционировали постепенно, шаг за шагом), является просто придуманными сказками — не лучшими, чем вымышленная магия волшебной палочки доброй феи.