Эдуард Днепров - Женское образование в России Страница 4

Современники и многие мемуаристы оставили немало критических замечаний об этих пансионах, которые содержались, по их словам, «невежественными иностранцами», «заезжими дельцами» и т. д. Во всей этой критике было немало справедливого. Но нельзя не согласиться с В. О. Михневичем, что немало в ней было и поверхностных суждений, которые «не повторял на все лады только ленивый» [109, с. 76], что при почти полном отсутствии аналогичных русских учебных заведений содержимые иностранцами пансионы сыграли заметную роль в развитии образования в России, и прежде всего – женского.

Педагогическая профессия начинает складывается в России лишь к концу XVIII в. В это время, особенно в начале века, отечественных педагогов либо вовсе не было, либо было крайне мало. «Можно ли было, – справедливо пишет Михневич, – упрекать родителей, что они не ищут для своих детей порядочных русских педагогов, если их не могли найти во всей России в достаточном количестве даже для единственного русского университета» [109, с. 77].

Этот факт красноречиво объясняет то, что обучение «посредством иностранцев» было вызвано тогда не столько модным пристрастием ко всему французскому (таким пристрастием отечественное просвещение заболеет позднее, в начале XIX в.), не какими-нибудь русофобскими настроениями и «западническими» предубеждениями, сколько простой необходимостью, почти безысходностью. А именно – крайней малочисленностью отечественных просветительских сил, равно как и педагогических средств, т. е. практически полным отсутствием качественных собственных учебников.

Можно было сколько угодно иронизировать – и часто справедливо – по поводу фонвизинских вральманов, но не менее, если не более убогое впечатление производили доморощенные цифиркины и кутейкины. Педагоги-иностранцы хотя бы обучали наших воспитанников и воспитанниц своему языку, что открывало им доступ к сокровищам европейского образования, науки, культуры. К тому же среди этих иностранных педагогов были не только вральманы, но и Гюйссены, Шлецеры, Тауберты, Лагарпы…

Поэтому всякие попытки пресечь педагогическую практику иностранцев или поставить ее под контроль правительства терпели неудачу, как терпит государство неудачу всегда, когда оно пытается либо упредить, что отмечалось ранее, либо остановить, а тем более – «отменить» ход вещей. Указ 1755 г., запрещавший иностранцам обучать детей без предварительной сдачи специального экзамена, остался все той же бумагой. Собственно и экзамены-то принимать было некому. Плохи или хороши были иностранные гувернеры и гувернантки, основатели и содержатели частных женских и других пансионов, – они явились в ответ на безотлагательный спрос, который отечественные педагогические силы и средства в то время не могли ни в какой мере удовлетворить как в количественном, так и в качественном отношениях.

СОЗДАНИЕ СРЕДНИХ ЖЕНСКИХ УЧЕБНЫХ ЗАВЕДЕНИЙ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XVIII в.

Первые серьезные шаги в деле организации женского образования были предприняты Екатериной II. Они стали частью ее крупных учебных реформ, которые были призваны решить не только важнейшие образовательные, но и социальные задачи.

Первый период царствования Екатерины II – 1760—1770-е гг., время интенсивного формирования новой просветительской концепции государства и соответственно – новой образовательной политики. В отличие от петровских и первых послепетровских устремлений государства эта новая концепция преследовала цель не подготовки профессионального работника, а воспитания совершенного человека и гражданина. Иными словами, утилитарно-профессиональный характер российской школы на какое-то время сменился общеобразовательным.

Образовательная концепция Екатерины II и ее ближайшего сподвижника И. И. Бецкого, взращенная на идеях Просвещения, пыталась педагогическими, образовательными средствами разрешить в кратчайшее время две неподдающиеся «историческому сжатию» крупнейшие социальные задачи: произвести с помощью школы «новую породу людей» и с ее же помощью создать «третье сословие», или, говоря словами екатерининского «Наказа», «людей третьего чина».

В первый период екатерининских реформ – в 1760—1770-е гг. – обе эти задачи решались параллельно, в частности, и в женском образовании. Позднее, в 1780—1790-е гг., при попытках создать целостную систему образования в России доминирующей становится вторая из названных задач. Первая же от соприкосновения с действительностью все более тускнеет.

Императрица Екатерина II

Концентрированным выражением новой образовательной доктрины первого периода екатерининских учебных реформ стало «Генеральное учреждение о воспитании обоего пола юношества», утвержденное императрицей 12 марта 1764 г. Этот законодательный акт – замечательный памятник отечественной педагогической мысли XVIII столетия, оказавший весомое влияние на последующее развитие российского образования и педагогики. Он положил начало ряду новых звеньев отечественной образовательной системы, в частности средней женской школе, благотворительным учебно-воспитательным заведениям и др., заложил основы некоторых важнейших традиций и направлений государственной образовательной политики и официальной педагогики, которые стали сквозными на протяжении почти трех веков: огосударствление образования, приоритет воспитательных задач в педагогическом процессе, создание интернатных учебно-воспитательных учреждений и т. д. Вместе с тем важнейшим достоинством этого документа была установка на общеобразовательный характер школы.

Образование человека и гражданина – центральная идея «Генерального учреждения о воспитании обоего пола юношества». Эта принципиально новая формула принципиально новой для России образовательной доктрины станет ключевой во всей последующей истории прогрессивной отечественной педагогики.

Парадокс будет состоять лишь в том, что эта доктрина весьма скоро поменяет своего владельца. Ее держателем, ее обладателем станет общество, а не государство. Впрочем, такой ход вещей был заложен внутри самой доктрины. Несущая в своем духе, в своих декларациях огромный потенциал идеологии Просвещения, она в конкретной государственной образовательной практике второй половины XVIII в. выветривалась, выхолащивалась, превращалась в свою противоположность. Это наиболее отчетливо проявилось в известном труде государственной педагогики 1780-х гг. «О должностях человека и гражданина», который был рекомендован как книга для чтения в учебных заведениях России (о чем речь пойдет несколько позже).

«Генеральное учреждение о воспитании обоего пола юношества» весьма показательно и с другой точки зрения – для характеристики зачаточного состояния отечественной педагогики XVIII в. Этот законодательный акт, по существу, один из крупнейших педагогических трактатов эпохи, заключал в себе не только ее педагогическую концепцию, указание целей и задач воспитания, но и детальнейшее рассмотрение содержания, форм и методов этого воспитания, его организации, вплоть до учета технических и гигиенических условий обеспечения жизни ребенка.

Иван Иванович Бецкой

Многие из положений этого замечательного труда имеют острый современный интерес: о значении раннего возраста для воспитания и развития ребенка; о необходимости изучения «склонностей и охоты» ребенка, которые должны «над всеми прочими уважениями преимуществовать»; о праве ребенка на выбор занятий, «ибо давно доказано, что не преуспеет он ни в чем том, чему будет принадлежать поневоле, а не по своему желанию» [37, т. 2, с. 155—158].

Автор этого законодательного акта-трактата И. И. Бецкой неоднократно обсуждал свои основные идеи с Екатериной и, по его словам, тщательно старался «изобразить точно от слова до слова» даваемые ему августейшие «повеления и высокие мысли» [37, т. 2, с. 1—6].

Советская педагогическая историография не уделила И. И. Бецкому должного внимания. Между тем в дореволюционной историко-педаго-гической литературе он занимал достойное место. Многие историки подчеркивали не только его глубокое знакомство с передовой европейской педагогикой, но и самостоятельность его как педагога-философа, теоретика, в значительной мере опередившего столь любимых и почитаемых им западных мыслителей.

В отличие, например, от английского философа и педагога Д. Локка, на которого Бецкой наиболее часто ссылался, сам он выступал за полноправное женское образование, подчеркивая, что в тех странах, в которых женщины много работают, вся жизненная обстановка бывает чиста и весела, в странах же с преобладанием мужского труда жизнь «гнусна и соединена со всякой неудобностью» [78, с. 191].