Алекс Бертран Громов - Клеопатра. Любовь на крови Страница 4

То есть на нем пока сидел еще папаша обеих барышень Птолемей Флейтист, но это обстоятельство устраивало далеко не всех.

Пьер Декс в своей книге «Клеопатра» так описывает случившееся в тот момент: «Клеопатре было одиннадцать, когда ее отца изгнали из Александрии. Вместе с матерью, братьями и сестрами она осталась в Египте, возможно в качестве заложницы, и вступление на трон ее старшей сестры Береники могло при этих обстоятельствах лишь увеличить грозившую ей опасность. Клеопатра была еще в том возрасте, когда девочки не выходят из гинекея, но у нее была возможность понять, что творится на свете, до нее доходили вести и о политических убийствах, и о невероятных браках. Опасности и заботы способствовали зрелости ума».

Отец Клеопатры не имел возможности гарантированно пользоваться защитой могучего Рима. В свое время его возвели на престол не в последнюю очередь потому, что иначе египетскую корону превратили бы в римский трофей: его предшественник, правивший всего двадцать дней, по слухам, написал завещание, согласно которому власть над Египтом переходила римскому сенату, и держава на берегах Нила превращалась даже не в вассальную землю, а просто в одну из провинций. Поэтому так спешно был коронован Птолемей Авлет. И он всю жизнь опасался, что это то ли существующее, то ли нет завещание все-таки всплывет. Или просто Рим пожелает посадить на египетский трон более подходящего правителя. «В течение более чем двадцати лет правления Авлет мучился загадкой, отчего римский сенат реагирует на его существование упорным молчанием», – пишет Декс.

В 67 году до н. э., когда Клеопатра была двухлетней крошкой, Авлет попытался разрешить невнятно подвешенную ситуацию в свою пользу. Как раз тогда прославленный полководец Помпей Великий получил задание очистить Средиземное море от бесчинствовавших там пиратов. Вообще море было одной из основ жизни тогдашней цивилизации. «Когда мы говорим: “Средиземное море», мы вспоминаем о синем цвете, – пишет в своем знаменитом труде “Великий час океанов” французский исследователь Жорж Блон. – А Клеопатра, как и прочие жители Александрии, говорила: “Великое Зеленое море”… Глядя на это море, омывающее ступени дворца, Клеопатра мечтала о далеких странах, о которых рассказывали путешественники».

Упадок морской торговли был для Александрии равен катастрофе, ведь, как и всякий крупный приморский город, египетская столица процветала и богатела благодаря тому, что служила торговым портом. А когда из-за пиратов торговля пришла в упадок и купеческие суда почти перестали выходить в море, египтянам нечего было противопоставить морским разбойникам, ибо у них не было сколь-нибудь достойного военного флота. Обнаглевшие пираты устраивали свои базы прямо в дельте Нила.

Помпей быстро решил поставленную перед ним сенатом задачу, в считаные месяцы ликвидировав основные пиратские гнезда. А после этого полководец двинул армию против понтийского царя Митридата. После победы Помпей получил от сената неограниченную власть над всей Азией, завоевал Сирию.

Авлет воспользовался моментом и, уверяя победоносного Помпея в своей дружбе, послал тому драгоценные дары, в том числе золотой венец с камнями, стоивший четыре тысячи талантов. Грандиозность подарка становится ясной, если вспомнить, что талант – мера веса драгоценных металлов, причем весьма внушительная: финикийский талант (серебряный) равнялся 43,59 кг, еврейский весил 44,8 кг. Даже если рассматривать аттический талант, ставший стандартной единицей со времен Александра Македонского, то он был равен 25,902 кг. Даже в серебре 4 тысячи таких более чем полуторапудовых единиц являли собой изрядное богатство.

Помпей подарки принял. А еще более римский военачальник обрадовался военной помощи египетского царя: когда Помпей осаждал Иерусалим, Авлет прислал ему в помощь свою конницу, что способствовало победе. Кстати, это совсем не обрадовало Авлетовых подданных, которые еще помнили, что не так уж и давно тамошние земли находились под властью Египта. Александрия в который раз была на грани мятежа, и избегнуть его удалось лишь благодаря тому, что потенциальные вожди бунта пока еще опасались спровоцировать Рим на немедленное вторжение. Диодор Сицилийский, посетивший Египет около 60 года до н. э., отмечал, что римлянам оказывалось подчеркнутое внимание, как говорится, лишь бы не разозлить. Диодор описывает лишь один эпизод, когда этот страх был забыт, – гневная толпа на месте растерзала римского посланника, который случайно убил кошку. Произошло это прямо под стенами дворца, и даже сам царь не смог остановить мстителей за священное животное.

И, к слову, среди прочих особенностей Египта того времени было неизбывное противоречие между александрийскими греками и собственно египтянами.

Наконец-то установленная дружба с Римом продолжала раздражать народ. И, конечно, были те, кто умело пользовался подобными настроениями. Стейси Шифф в книге «Клеопатра» так описывает ситуацию: «Для Авлета все осложнилось. Наблюдая за переменами в Риме, он сделал вывод, что пора подумать о благосклонности Цезаря. Не беремся восстанавливать в деталях всю проведенную им операцию, но только Цезарь, как нам известно, добился у сената официального признания Авлета; мало того, он был еще наделен титулом союзника и друга римского народа. Авлет, в свою очередь, за оказанные ему услуги послал Помпею и Цезарю шесть тысяч талантов, значительная часть этой суммы досталась третьему триумвиру Крассу, щедро ссужавшему Цезаря. Сделка Авлета могла представиться шагом опытного политика, но в действительности, сменив молчание сената на поддержку, Цезарь не перестроил римской политики в отношении Египта… Вряд ли Цезарь знал, как отнесется Александрия к возникшей недавно дружбе Авлета с римлянами. Что же касается самого Авлета, то в скором времени он почувствовал, чем это завершится».

В декабре 59 года Цезарь вел войну в Галлии. И в это самое время народный трибун Клодий Пульхр подготовил решение сената, которое превращало Кипр в римскую провинцию. Прелесть ситуации заключалась в том, что Кипр вообще-то принадлежал Египту. Более того, остров имел важное экономическое значение – там были медные рудники, с Кипра поступала древесина для александрийских построек.

Клодий Пульхр был доверенным лицом Цезаря, и главной целью решения было не только переменить статус острова, но и спровадить из Рима подальше одного из лидеров оппозиции против Цезаря – Катона Младшего, ибо именно его предполагалось сделать правителем Кипра.

Как только новость докатилась до Александрии, в египетской столице вспыхнул бунт. История с Кипром стала последней каплей, переполнившей чашу терпения египтян, измотанных податями, которые Авлет повышал постоянно, чтобы иметь деньги для покупки римской дружбы. Немедленно нашлись осведомленные личности, уверявшие сограждан, что Птолемей тайно продал римлянам весь Египет и передача Кипра – только начало.

Замешкайся Авлет, и это могло стоить ему жизни, но царь решил искать помощи в Риме. Он оставил семью в Александрии, фактически как заложников, и отбыл на галере в Рим. Вернее, сначала он отправился на остров Родос к Катону, теперь уже правителю Кипра. Современники утверждали, что Катон принял Авлета не то что без почестей, но с демонстративным презрением – римлянин во время этой встречи восседал на стульчаке в отхожем месте.

Незадолго перед тем покончил с собой родной младший брат Птолемея Авлета, бывший царем Кипра. Его никто не мог упрекнуть в распутном и расточительном образе жизни, скорее наоборот, – римляне утверждали, что кипрский правитель слишком скуп при своем огромном богатстве. В обмен на царство Катон предложил царю Кипра назначить его властью Рима верховным жрецом храма Афродиты в Пафосе. Однако брат Птолемея Авлета предпочел смерть. Катон не взял себе ничего из его сокровищ, все тонкой работы доспехи, мебель, ювелирные украшения, дорогие ткани были отправлены в Рим.

Пришлось Авлету плыть в Рим, дабы напомнить о своих подношениях и настоятельно попросить поддержки. А в Александрии в это время возвели на престол его старшую дочь – Беренику. Стейси Шифф отмечает: «Любимица египтян Береника столкнулась с той же проблемой, что и Клеопатра в свое время. Ей требовался супруг-соправитель. Решить эту задачу оказалось непросто, ибо среди знатных македонян не нашлось никого, достойного руки царицы (ее по какой-то причине решили не выдавать за родного брата). В конце концов выбор пал на персидского царевича. Береника не питала к будущему мужу ничего, кроме отвращения. Через несколько дней после свадьбы он был задушен. Следующим претендентом стал понтийский жрец, обладавший двумя несомненными достоинствами: он был врагом Рима и в принципе мог сойти за человека благородного происхождения. Взойдя на престол весной пятьдесят шестого года, понтиец продержался дольше, чем его предшественник».