Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №12 за 1994 год Страница 4

Уставленная крытыми переносными прилавками с завалами всевозможных товаров, освещенная тысячами электрических лампочек, она превращается в огненную реку и встречает человека музыкой, возгласами торговцев, сдержанным гулом потока покупателей, медленно текущего из конца в конец этого царства торговли. Парижские духи, ослепительные «ролексы», джинсы Леви Стросса и обувь с лондонской улицы Сейнт-Джеймс теснят вас, наваливаются со всех сторон, тычутся вам в нос. Попробуйте только остановиться возле какого-нибудь продавца, и он вылезет из кожи вон, чтобы всучить вам все, что вам нужно и не нужно. И не забудьте пожалуйста: здесь полагается торговаться как черт — и по-английски, и по-малайски, и просто при помощи пальцев. В конце концов презрительно уходите, чтобы услышать за спиной отчаянный вопль: «Ну а сколько же вы дадите, сэр?!» Поверьте, при самой малой доле характера вы накупите здесь кучу полезных вещей. И не беда, что роскошные «английские» туфли окажутся сделанными из кожзаменителя, а аромат «шанели» начнет подозрительно быстро выдыхаться — зато какие выгодные покупки! Да еще если можно омыть их ледяным пивом (мы как-никак в китайском, а не в безалкогольно-малайском квартале) и насладиться любым изыском, ну, скажем, кантонской кухни на поперечной улочке Ханг Лекира, выглядевшей в этот час подлинным храмом Гуан Ди — бога богатства и изобилия, которого почитают местные китайцы. И скорее на остановку незаменимого двадцать пятого мини-баса, пока еще не опустел окончательно кошелек!

Третий — пеший — маршрут, вычисленный мною по плану Куала-Лумпура, поведет меня в Панданусовый кампунг северным путем, через «Золотой Треугольник», самый фешенебельный район города. Ощущения «счастливого пешехода» недоступны моим отдельским коллегам, неисправимым автомобилистам. В который раз полюбуюсь я идеально чистыми улицами, разноликой толпой, потому что здесь, в центре города, смешивается все пестрое население малайзийской столицы. Как и повсюду в Азии, женщины больше держатся тут традиционной одежды. Это не относится, правда, к молодым китаянкам, предпочитающим европейские моды, но зато набожных малаек сразу можно отличить по привившимся здесь белым мусульманским покрывалам, длинным кофточкам и юбкам до щиколоток, а индианок — по неизменным изысканным сари. И, ради Бога, не бойтесь улыбаться хорошеньким девушкам — вам тут же ответят обворожительной улыбкой, отнюдь не поощряя к завязыванию знакомства, а просто потому, что это здесь принято. Если же мы зайдем с вами в какой-нибудь шикарный магазин, чтобы купить ролик цветной пленки, то уж не знаю как вы, а я гордо пройду мимо тысячи разложенных на прилавках соблазнов — ведь мне с моим малайзийским жалованьем многое тут по карману, а если я экономлю денежки, то это уж мое личное дело!

Но вот поворот, еще один поворот, и я углубляюсь в тихий район вилл и иностранных посольств. Тут нечасто встретишь пешехода, над крышами домов возвышаются кроны исполинских деревьев, а из-за оград раздается иногда редкий в Малайзии лай собак (для мусульман-малайцев собака — нечистое животное). Стремительно сгущается темнота, и когда я выхожу на кольцевую автостраду Тун Разака, ее освещают лишь фонари да фары многочисленных машин, застывающих наконец у светофора. Тут хорошо бы пополнить иссякшие запасы продовольствия в прохладном магазине 711 или «севен элевен» — такие круглосуточно открытые нарядные магазины разбросаны по всему городу. И вперед до самого дома, по безлюдной улице У Тана, где вовсю заливаются уже цикады, тротуар то тут, то там усыпан опавшими цветами магнолии, а в глубине слабо освещенных посольских особняков теплится чуждая мне жизнь.

Когда же наступит мой последний день в Малайзии, до отлета останется два часа, а среди полусобранного мною и Эдди барахла будет бродить, спотыкаясь, в полном составе семья иранского летчика, которому уже сдана квартира, на пороге появится Миша Коляда из нашего посольства, мой младший однокашник и дипломат. Он строго прикажет мне переупаковать то, что было уже упаковано, запихнет заклеенные липучкой коробки в свой драндулет, и мы помчимся сломя голову в Субангский аэропорт. Выложив мне за рулем в последний раз малую толику того, что он думает обо мне и обо всех, с позволения сказать, демократах (не забыл наш вчерашний «российский» разговор за прощальным ужином), он подсуетится с моим багажом, сурово тряхнет мою руку, и я поплетусь к шлюзу, причем из самой тяжелой переупакованной сумки (эх, Миша!) будет сочиться на ковровое покрытие пола пальмовое масло. А опустившись в кресло самолета среди озабоченного, шумного и незнакомого мне племени туристов-челноков, я почувствую себя дома, не оторвавшись еще от малайской земли.

Куала-Лумпур Борис Парникель / Фото автора и из журнала «Grands reportages».

Нью-Йорк, Бостон. Парад парусов

10 000 миль попутного ветра

Мы стояли в самом центре Нью-Йорка. Создавалось впечатление, что в США может зайти на яхте кто угодно. Никто особенно не следил за перемещением тысяч прогулочных судов под разными флагами. Когда я попытался по радио связаться с Береговой охраной (но ответила Pilot Station — Лоцманская служба) и объяснил, что яхта пришла из России, на регату, не последовало никакой реакции, только спросили, не нуждаемся ли мы в лоцмане или буксире. По тону разговора чувствовалось, что занятые люди недоумевают: зачем их зря беспокоят, если нет проблем? Подумаешь, яхта пришла из-за океана, к этому здесь давно привыкли.

Пошли искать с Валерой и Ильей офис регаты. Разыскали эту контору на 21-м этаже огромного здания. Сидит в большой комнате два десятка парней и девчонок за компьютерами, бумажки перекладывают. Объяснили, зачем пожаловали, но в компьютере сведений о «Магнитке» не оказалось.

— Что делать? Кто может нам помочь?

— Не знаем. Участники, пославшие заявки, занесены в компьютер.

Все улыбаются, все приветливы, еще раз «вытащили» на дисплей пришедшие русские яхты. Их всего-то две, хотя заявки посылал добрый десяток, но нас там нет.

— Скоро придет адмирал, он может решить любой вопрос, подождите, пожалуйста.

Через полчаса подходит к нам двухметровый загорелый лысый янки. Вид суровый.

— Документы в Мадрид посылали?

— Посылали, — говорю. И даже

квитанцию об отправке показываю.

Проверили еще раз на компьютере и в каких-то амбарных толстых книгах — пусто.

— Плохо ваша русская почта работает, ничего не приходило. Подождите, разберемся. Заполните пока бланки...

Через час адмирал торжественно пожал руку: «Все о"кей! Мы вас включаем в состав участников». Подвел к карте, показал, где парад, где мы должны быть перед началом и за кем идти. Тут же подошла девушка и, очаровательно улыбаясь, вручила мне флаг, вымпел, капитанскую книгу, памятную медаль и прочие атрибуты участников. Я встретил ее потом на брифинге и поинтересовался у

знакомого капитана, кто это такая? Оказалось — известная миллионерша, любительница парусного спорта, пожертвовала очень крупную сумму на проведение регаты. Память у нее превосходная, узнавала меня ив Бостоне и в Ливерпуле...

У меня камень с души свалился. Наконец-то мы догнали регату, являемся полноправными ее участниками.

Но рано было радоваться, ночью наше путешествие могло оборваться. Выручила крепкая магнитогорская сталь. Легли мы поздно и, замученные вереницей дел и событий, сразу уснули. Ночью лодку потряс страшный удар, меня выбросило из койки. Слышу дикий крик Лукина: «Тонем! Режь ремни! Плоты — за борт!» Пулей вылетел на палубу. Первым делом глянул в кокпит. Сын устроился там спать. Слава Богу, живой. Бросился к Валере: «Ты с ума сошел! Какие плоты? Мы же стоим у пирса!» Оказывается, в нас врезалась огромная баржа, которую толкал буксир. Стояночный огонь у нас горел, но капитан то ли не заметил, то ли просто зевнул. Валера крепко спал, и ему показалось, что мы еще в океане и получили огромную пробоину. Американец тоже испугался, причалил к стенке, пришел разбираться. Стали осматривать повреждения. Поразительно, но ничего страшного. Немного помят борт, содрана краска, погнули пару стоек ограждения. Нас спас прочный стальной корпус. Будь лодка пластмассовой или деревянной — остались бы одни обломки. Принесся перепутанный капитан с польской яхты, его разбудил грохот. Глянул и ахнул: «Если бы меня так ударили, уже были бы на дне Гудзона».

Американец все допытывался, буду ли я обращаться в полицию или, может быть, дело и так уладим. На кой черт мне полиция, если нет страховки, да и судиться некогда. Сказал, чтобы притащил утром ведро белой краски и ящик пива. На том и порешили. Долго жал он мне руку и заверял, что все сделает, но обманул. Такое мелкое жульничество никак не характерно для обязательных американцев. Сколько их потом помогало совершенно бескорыстно...