Олег Игнатьев - Амазонка глазами москвича Страница 41

— А нет ли у вас, — спросил я хозяина, — колибри? Вы не занимаетесь ловлей колибри?

— Нет, это слишком хлопотное дело. И нужно иметь много денег, чтобы коллекционировать колибри.

— А вы знакомы с Ручи?

Энрике де Карвальо снисходительно посмотрел на меня:

— А как же! Ручи мой лучший друг. Вы были у него, видели его коллекцию колибри?

— Нет, но очень бы хотелось получить возможность посмотреть ее. Правда, говорят, Ручи не очень любит посетителей и отказывается давать интервью журналистам.

— Да! Но если я попрошу его дать вам интервью, он, безусловно, не откажет. Это же всемирно известный коллекционер колибри, и другого такого собрания колибри вы не встретите нигде во всем мире.

Тут же Энрике де Карвальо вынул из кармана визитную карточку и написал на ней несколько слов, рекомендуя меня Ручи как одного из крупнейших знатоков птичьего мира среди журналистов. Это абсолютно не соответствовало истине, но в качестве рекомендательного письма, безусловно, могло пригодиться.

Из всех пернатых, находившихся в подвале старика, мне особенно понравилась одна голосистая птица. Причем в то время как большинство птиц пело для собственного удовольствия, эта птица пела от злости. Когда водили перед ее клеткой рукой, птица, разъяренная, начинала петь. И было хорошо видно, что она по-настоящему сердится.

Мимоходом я рассказал Энрике де Карвальо о встрече в Акре с Джоном Далгасом Фришем.

— Как же, как же! — закричал старик. — Джон мой хороший друг. Можно сказать, мой ученик. Перед тем как отправиться на Амазонку в экспедицию за голосами птиц, он часами просиживал здесь, у меня в подвале, изучая пение различных его обитателей. Он, правда, мог записать голоса птиц у меня в подвале. Но нет, ему хотелось обязательно записать в джунглях, на воле. И вероятно, в этом есть немалая доля правды, потому что на воле птицы и поют-то по-другому.

Часы, проведенные с Энрике де Карвальо, сгладили утреннее впечатление, оставшееся после посещения лепрозория.

Последний день пребывания в Манаусе пролетел незаметно.

…Не знаю, почему, но мне везло на птиц. Приехав в Сантарен, я остановился в отеле «Уирапуру». У входа, как и на другом отеле Сантарена — «Тапажос», висело объявление: «Апартаментос де люшо» — «Роскошные номера», или «Номера высшего класса». На самом деле это были клетушки, отгороженные не до самого потолка, каждая размером примерно в шесть квадратных метров. В каждой клетушке стояли две кровати, без простынь.

Владелец отеля юрист Убиражаро Бентес де Соуза разъяснил:

— Посмотрите, стены комнаты не до самого потолка, и воздух может проникать и вентилировать ее. Таким образом, вы не задохнетесь от жары. Значит, эти комнаты хорошего качества, значит, они роскошные. Кроме того, в вашей комнате есть окно, а другие — темные. Так что я по праву называю номера «Апартаментос де люшо».

Город Сантарен стоит на месте, где в прошлом была деревня индейцев тапажос, и расположен у слияния реки Тапажоса с рекой Амазонкой, на правом берегу Тапажоса. Это один из важнейших городов штата Пара и всего бассейна Амазонки. Несмотря на свое значение, городок до сих пор не имеет собственного порта. Через Сантарен не проходит ни одной железной дороги (их вообще нет на Амазонке), хотя каждый, кто приезжает сюда, убеждается в необходимости постройки железной дороги, которая связала бы штаты Пара и Мату-Гросу и проходила бы от Сантарена до Куйябы. Нетрудно представить себе всю пользу, которую получит район после того, как он станет связан железной дорогой с югом Бразилии.

…Сейчас, просматривая написанные выше строки, я должен признаться, что был не прав. Бразильцы решили строить не железную дорогу между Сантареном и югом страны, а шоссе. Шоссе, идущее от Сантарена до Куйябы. Сама дорога пока еще не построена, но участок, где она будет проходить, освобожден от леса. Дорога называется БР-165. Когда строительство будет завершено, то дорога Сантарен — Куйяба станет одним из участков трансамазонской магистрали.

Хотя это и не имеет прямого отношения к нашему повествованию, нельзя не рассказать о трансамазонской магистрали. Эта шоссейная дорога протянется на 7400 километров. Движение по ней будет двустороннее, покрытие в большинстве своем асфальтовое, частично шлаковое или из гравия. Магистраль начинается в районе Ресифе и кончается на границе с Перу, у подножия Анд. Шоссе ни разу не пересекает Амазонку, а идет параллельно ей примерно в 320 километрах к югу. Трансамазонская дорога будет как бы хребтом для сети других дорог общей протяженностью в 14 600 километров. Некоторые специалисты говорят, что широкое наступление на джунгли Амазонки, которые, как подсчитано, вырабатывают одну пятую часть всего запаса кислорода на земле, может нарушить экологический баланс нашей планеты, но соблазн построить такую дорогу очень велик. Можно будет переместить из северо-востока страны в глубь территории Бразилии 30 миллионов человек, можно будет использовать обширные естественные ресурсы этого гигантского района Бразилии. Работы ведутся во время сухого периода, всего пять месяцев в году, но все равно дело движется.

В основном все дела отеля вел сын хозяина, девятнадцатилетний толстяк, студент Луис. Луис утверждал, что в отеле «Уирапуру» обычно останавливаются бродячие торговцы и коммивояжеры. Но уже через несколько часов проживания в отеле становилось ясно, что он в основном служит пристанищем для перекупщиков золота. Вечером они собираются в столовой отеля, а часов в одиннадцать-двенадцать ночи начинается торговля. Хозяин отеля приносит в отдаленную комнату миллиграммовые весы, но объем многих сделок, как рассказывал повар отеля, составляет очень значительные суммы. При отдельных операциях покупают больше килограмма золота. Приобретенный металл перекупщики везут в Сан-Паулу, Белен и Рио-де-Жанейро. Безусловно, это нелегальная скупка и продажа золота, но в контрабанде принимают участие также местные власти Сантарена, и поэтому на операции в отеле «Уирапуру» все смотрят сквозь пальцы. Причем владелец отеля сам юрист и влиятельное в городке лицо.

Контрабандисты — это, конечно, очень любопытно и романтично. Однако владелец отеля интересен не столько участием в контрабандных операциях, сколько своим музеем. Как выяснилось, у него в доме находится одна из лучших археологических коллекций Бразилии. Узнав, что его новый постоялец журналист, Убиражаро пригласил меня посмотреть музей. В основном его экспонаты относятся к жизни индейцев племени тапажо.

— Вот, посмотрите, — де Соуза приподнял стекло витрины и взял в руки небольшой предмет, похожий на сплющенную каменную лепешку. — Догадываетесь, что это такое?

— Нет, не имею ни малейшего представления.

— Это кукурузный хлеб, изготовленный индейцами тапажо. Сверху он покрылся окаменелой коркой, но внутри вполне годен к употреблению, несмотря на то, что хлебу, по подсчетам археологов, более пятисот лет. А вот эти амфоры сделаны для хранения вина. Правда, когда их нашли, то вино в них не сохранилось, и мы лишены сейчас возможности его выпить и закусить этим хлебом. Моя коллекция сейчас насчитывает около 30 тысяч предметов — это вдвое больше того, что имеется в музее имени Эмилио Гоэльди в Белене. Вы знаете, в течение долгого времени пытались утверждать, что индейцы, живущие на территории нашей страны, не имели своей культуры, не имели своих произведений искусств, доказывали, что в Бразилии в былые времена существовала только культура маражоара, а лет 35 назад, точнее, в двадцать третьем году, сюда приехал один немецкий ученый из Боннского музея, и он открыл, что в долине реки Тапажос существовала цивилизация, равная цивилизации в Мексике и в Перу. Этот немец производил раскопки недалеко от Сантарена, во время раскопок произошел любопытный казус: один португалец, увидя, что немец до позднего вечера копается в холмах, окружающих Сантарен, решил, что тот ищет золото, и, дождавшись, когда немец ушел домой, сам начал производить раскопки и очень много археологических объектов, уже почти завершенных, имевших большую историческую ценность, было разрушено этим португальцем. Потом в хронике Батендорфа обнаружили записи об индейцах тапажо. Как вы знаете, эта хроника относится к XVII веку.

— А вы сами тоже производите раскопки?

— Сейчас уже нет, но несколько лет назад занимался этим. Теперь же мне хватает того, что приносят жители города. Во время периода дождей потоки воды размывают склоны соседних холмов, и там очень часто в разных местах находят интересные вещи, представляющие большую ценность. Все знают мою любовь к археологии и несут сюда свою добычу, безусловно получая от меня соответствующее вознаграждение. Сам я стал заниматься сбором экспонатов лет пятнадцать назад, а до этого здесь, в Сантарене, и недалеко от города располагалось много католических и других миссий. Они-то и стали скупать у жителей археологические находки — амфоры, статуэтки, предметы домашней утвари. Часть из них была продана ими в музеи Белена, Сан-Паулу. Большинство же находок сейчас в Соединенных Штатах Америки в университете Иллинойса, а также вывезены немецкими миссионерами.