Саймон Себаг-Монтефиоре - Иерусалим. Биография Страница 42

Едва Флор отступил, как в город прибыл из Александрии Ирод Агриппа. Царь созвал собрание горожан в Верхнем городе, на площади перед своим дворцом. Беренике, укрывшейся в безопасном месте, были хорошо слышны слова, с которыми царь обратился к иудеям, убеждая их не начинать войну против римлян: “Разве не нелепо воевать с такой великой державой! Раз война начата, то без несчастий нелегко будет ни прекратить, ни продолжать ее. Мощь римлян на всей обитаемой земле непобедима. Имейте сожаление если не к своим женам и детям, то, по крайней мере, к этой столице и святым местам! Пожалейте эти досточтимые места, сохраните себе Храм с его святынями!” На этих словах Агриппа и его сестра заплакали на глазах у народа.

Горожане кричали в ответ, что они вовсе не желают бороться со всеми римлянами, а лишь с притеснителем Флором. Агриппа убедил их заплатить прокуратору дань. Люди согласились, и царь повел их к Храму, чтобы организовать сбор денег. Но на Храмовой горе Агриппа принялся настаивать, чтобы иудеи повиновались Флору до тех пор, пока не прибудет новый прокуратор, тем самым снова ожесточив народ.

Священники, включая Иосифа Флавия, собрались в Храме и начали спорить, стоит ли прекратить ежедневные жертвоприношения в честь римского императора, свидетельствовавшие о лояльности иудеев Риму. В результате было принято решение, которое можно было считать прямым объявлением мятежа: решили “не принимать больше никаких даров и жертв от неевреев. Это распоряжение и было собственно началом войны с римлянами, потому что в нем заключалось отвержение жертвы за императора и римлян”, – записал Иосиф, сам голосовавший за восстание. Мятежники заняли Храм, а более умеренные представители знати и священников вместе с миролюбивой частью населения укрепились в Верхнем городе. Между обоими лагерями началась перестрелка: “…с обеих сторон пустили в ход камни и метательные снаряды”.

Агриппа и Береника покинули Иерусалим. Царь прислал в поддержку умеренным горожанам три тысячи всадников, но перевес пока был на стороне радикалов. Зелоты, популярная иудейская фракция, группировавшаяся вокруг Храма, и сикарии, “разбойники с кинжалами под платьем”, повели наступление на Верхний город и выбили оттуда войска царя Агриппы. Они сожгли дворцы первосвященника и Маккавеев, а также архивы, где хранились долговые расписки. На какой-то момент их предводитель – варварски жестокий военачальник Манаим – даже воцарился в Иерусалиме. Но затем священники убили его, а сикарии ушли из города в крепость Масада на Мертвом море и уже не играли роли в судьбе Иерусалима вплоть до падения города.

Священники вернули себе номинальный контроль, но с этой поры иерусалимские фракции и их вожди, зачастую провинциальные оппортунисты и местные авантюристы либо религиозные фанатики, развязали между собой дикую, беспощадную и хаотическую гражданскую войну. Даже Иосиф, наш единственный источник, не смог нарисовать четкую картину того, что представляли собой все эти группировки и каковы были их идейные концепции. Но он указывает на связь религиозного антиримского восстания с мятежами галилеян после смерти Ирода Великого: по свидетельству Иосифа, приверженцев секты, родоначальником которой был галилеянин Иуда, отличала “ничем не сдерживаемая любовь к свободе”, так как “единственным руководителем и владыкою своим они считали Господа Бога”. Их идеи стали очень популярны среди народа “при Гессии Флоре, который… довел иудеев злоупотреблением своей властью до восстания против римлян” и до гражданской войны. Последующие несколько лет, пишет Иосиф, иудеи боролись против иудеев “в не прекращавшейся бойне”.

Священникам вновь принадлежала номинальная власть над городом, однако с этого момента враждебные группировки в Иерусалиме и их главари, иногда беспринципные авантюристы из провинции или религиозные фанатики, повели дикую и хаотическую еврейскую гражданскую войну. Даже Иосиф, наш единственный источник, затрудняется объяснить, кто сформировал эти группировки и к чему они стремились. Но он прослеживает нить религиозного антиримского фанатизма до галилейских восстаний после смерти Ирода Великого. Так или иначе, пишет Иосиф, в течение нескольких следующих лет “еврей убивал еврея в непрерывной резне”.

Римский гарнизон из 600 человек, все еще удерживавший цитадель Ирода Великого, согласился сложить оружие с условием, что солдатам дадут свободно выйти из города. Евреи согласились, но когда римляне вышли из крепости, мятежники учинили жестокую расправу над сирийцами и греками, которые прежде убили множество их мирных сограждан. Царь Агриппа оставил свои попытки быть посредником и всецело взял сторону Рима. В ноябре 66 года римский наместник Сирии при поддержке Ирода Агриппы и союзных вассальных царей вышел из Антиохии и начал пробивать себе путь к Иерусалиму. Однако затем он неожиданно отступил (возможно, получив взятку), и в ходе этого отступления под натиском иудеев погибли более пяти тысяч римских солдат и был потерян орел легиона.

Жребий был брошен. Римская гордость требовала мщения. Повстанцы избрали бывшего первосвященника Ананию (Анана) главой независимого народа Израиля. Он начал укреплять стены города, и грохот стройки отзывался звоном молота в кузнях Иерусалима, где ковались доспехи и оружие. Анания назначил военачальников; в их числе был и Иосиф – будущий историк, который как раз тогда покинул Иерусалим, получив назначение в Галилею, где ему предстояло сразиться с полевым командиром Иоанном из Гисхалы, самым коварным и кровожадным из всех, кто боролся с римлянами.

Новые иудейские монеты прославляли “Свободу Сиона” и “Святой Иерусалим”. Но эта свобода, казалось, была желанна совсем не для всех: город томился в ожидании неизбежной гибели. Нерон пребывал в Греции, пел песни и участвовал в состязаниях на колесницах во время Олимпийских игр (он победил, несмотря на то, что свалился с колесницы). Там он и услышал, что Израиль взбунтовался.

Нерон опасался победоносных военачальников, поэтому назначил командующим в своей Иудейской войне “поседевшего в сражениях” ветерана из своего ближайшего окружения. Титу Флавию Веспасиану было уже под 60, и он частенько раздражал императора тем, что засыпал во время его театральных представлений. Но Веспасиан прославил себя завоеванием Британии, а его прозвище “Погонщик мулов” недвусмысленно намекало на его надежность, упорство, а также на круглое состояние, которое он сколотил, поставляя мулов для армии.

Отправив своего сына Тита в Александрию для набора подкрепления, Веспасиан собрал армию численностью в 60 тысяч человек: четыре легиона плюс сирийские пращники, арабские лучники и кавалерия царя Ирода Агриппы. С этим войском он двинулся по побережью в сторону Птолемаиды (современный Акко). В начале 67 года римляне приступили к методичному покорению Галилеи, которую с фанатичным упорством оборонял Иосиф и его галилеяне. В конце концов Веспасиан осадил Иосифа в крепости Иотапата. 29 июля того же года легионеры Тита преодолели полуразрушенные городские стены и взяли город. Евреи сражались не на жизнь, а на смерть, и многие покончили с собой, не желая попасть в плен.

Иосиф с отрядом уцелевших соратников укрылся в какой-то пещере. Когда римляне окружили беглецов, они также решили умереть и стали тянуть жребий, чтобы определить, кто кого и в какой последовательности должен убить. Последний должен был заколоться сам. “По счастливой ли случайности, а может быть, по Божественному предопределению” (или с помощью некоторой уловки) Иосиф оказался последним, но не закололся, а вышел живым из пещеры. Веспасиан решил отправить его в качестве живого трофея Нерону, и перед Иосифом замаячила перспектива какой-нибудь ужасной казни. Тогда он попросил полководца выслушать его. Стоя перед Веспасианом и Титом, он сказал: “Веспасиан! Я пришел к тебе как провозвестник важнейших событий. Ты хочешь послать меня к Нерону? Зачем? Разве долго еще его преемники удержатся на престоле до тебя? Нет, ты, Веспасиан, будешь царем и властителем, – ты и вот этот, твой сын!” Непреклонный Веспасиан был польщен; он оставил Иосифа под стражей, но послал ему подарки. Тит, почти ровесник Иосифа, подружился с ним.

В то время как Веспасиан с Титом приближались к Иудее, соперник Иосифа, Иоанн из Гисхалы, бежал в Иерусалим – город, “лишенный тогда верховного, объединяющего руководителя” и погруженный в безумную самоубийственную резню.

Ворота Иерусалима по-прежнему были открыты для любого еврейского паломника, и религиозные фанатики, закаленные в боях головорезы и тысячи беженцев наводнили город, где мятежники находили выход своей неуемной энергии в междоусобных стычках, разнузданных оргиях и жестокой охоте на тех, кого считали изменниками.