Сергей Рязанцев - В мире запахов и звуков Страница 42

Роман «Мичман Тихий», написанный в 1836 году, является едкой и злой сатирой на френологию. Естественно, что он отражает взгляды господствовавшие в обществе — френология уже не пользовалась в это время популярностью и вызывала лишь насмешку всех здравомыслящих людей. Характерен конец Мистера Изи. В результате своих френологических изысканий он пришел к выводу, что раз какие-либо душевные качества влияют на форму черепа, то, естественно, и форма черепа влияет на душевные качества. Следовательно, чтобы поумнеть — надо развивать шишку мудрости и тому подобные «благородные» шишки и выпуклости и, наоборот, сглаживать шишки легкомыслия, пьянства, непостоянства. Для этих целей он сконструировал специальный станок и погиб, опробуя его на себе самом.

История френологии полна самых грубых ошибок. Френологи пользовались произвольными заключениями, не имеющими никакого действительного основания. Так, они использовали для своих целей бюсты Гомера, портреты святого Антония и Моисея, не заботясь вовсе о том, были ли эти портреты и бюсты верны и существовали ли эти люди в действительности. Гениальность Рафаэля, например, была изучаема ошибочно по черепу одного каноника. И подобными ошибками изобиловали исследования френологов, которые под конец и сами потеряли веру в свое учение. Работы анатомов показали, что не существует определенной зависимости между формой черепа и формой извилин головного мозга, тем самым выявив несостоятельность главного положения френологов.

Френология, к сожалению, надолго дискредитировала в глазах ученых принцип локализации мозговых функций в различных долях головного мозга, принцип сам по себе верный и отстранявшийся тем не менее физиологами до 1870 года, когда Фритчу и Гитцингу удалось доказать, что в различных извилинах существуют психомоторные центры для различных органов.

В настоящее время учеными составлены подробные карты функций головного мозга. Так, затылочная часть «отвечает» за зрение, в височной доле головного мозга располагается зона, связанная со слухом, причем различают зону речевого слуха (так называемая «зона Вернике», расположенная в верхней височной извилине), зону слуховой памяти (средняя височная извилина) и т. д. В нижней лобной извилине располагается зона речевых движений (зона Брока), в задней центральной извилине — зона кожной, болевой и температурной чувствительности. Теперь это достоверные факты, а не фантазии в духе Галля.

Парижский врач-анатом Брок, работавший около ста лет назад, наблюдал двух больных, внезапно лишившихся дара речи. На вскрытии задней части нижней лобной извилины левого полушария, в одном и том же месте у обоих больных были обнаружены размягчения — следы бывшего кровоизлияния.

Несколько позже немецкий психиатр Вернике установил еще один важный факт — он описал больных, не понимавших обращенной к ним речи, хотя у них не было никаких заболеваний среднего или внутреннего уха. Анатомическое вскрытие и тут привело к важной находке: у всех этих больных наблюдалось размягчение коры головного мозга в задней трети верхней височной извилины левого полушария.

Год за годом количество таких фактов накапливалось, создавалась «карта» головного мозга. Эта карта увековечила имена «первопроходцев» — зоны речевых движений и зоны речевого слуха названы зонами Брока и Вернике. Современные электрофизиологические эксперименты позволяют выделить и более тонкие центры. Так, у животных физиологами выделены в коре головного мозга центры ярости, удовольствия, насыщения. Эта тема совсем отдельного разговора, мы ее касаться не будем.

Но между всеми этими фактами и френологической теорией черепных шишек, конечно, не может быть ничего общего.

В середине и во второй половине XIX века вновь предпринимаются попытки связать особенности психики и характера человека с формой носа, ушей, черепа и т. д. Наиболее известным представителем этого направления явился Цезарь (Чезаре) Ломброзо, знаменитый в то время итальянский психиатр и криминалист, профессор павийского, а позже туринского университета.

Задавшись целью выдвинуть на первый план изучение преступника, а не преступления, Ломброзо подвергал исследованию различные физические и психические явления у большого числа лиц преступного населения и этим путем выяснял природу преступного человека, как особой разновидности. Исследования паталогической анатомии, физиологии и психологии преступников дали ему ряд признаков, отличающих, по его мнению, прирожденного преступника от нормального человека. Руководствуясь этими признаками, Ломброзо признал возможным не только установить тип преступного человека вообще, но даже отметить черты, присущие отдельным категориям преступников, как например, ворам, убийцам, насильникам… Форма черепа, носа, ушей, цвет волос преступников подвергались наблюдению и измерению Ломброзо и его учеников, послужив им основанием к общему заключению, что в преступном человеке живут, в силу закона наследственности, психофизические особенности отдельных предков. Выводы его нашли отражение в вышедшей в 1890 году книге «Новейшие успехи науки о преступнике». В 1892 году эта книга была издана на русском языке и сразу же встретила серьезную критику ученых-антропологов.

Несмотря на широкую популярность учения Ломброзо в конце XIX — начале XX века, оно уже в то время критиковалось большинством серьезных ученых. На брюссельском международном уголовно-антропологическом конгрессе в 1892 году с особой ясностью выяснилась несостоятельность понятия преступного человека, как особого типа, равно как и всех тех частных положений (о характерной форме носа и ушей преступников), которые Ломброзо выводил из этого понятия.

Ломброзо на конгрессе нашел себе опасных противников не только среди криминалистов, но и среди антропологов, доказавших, что уголовное право — наука социальная и прикладная и что она не может быть сближаема с антропологией.

В настоящее время учение Ломброзо вспоминается только как курьезный пример попытки объяснить характер поведения человека его внешностью. Попытки возродить его положение в той или иной форме непременно встречают решительный отпор в среде ученых.

В середине XIX века интерес к физиогномике заметно упал. Незнание антропологии лишало возможности дать верную оценку многим физиогномическим признакам, незнание антропологических основ мимики вводило произвол и неясность во многие толкования. Физиогномика все больше и больше превращалась в салонную игру или как лженаука эксплуатировалась шарлатанами всевозможных мастей.

Жертвой чрезмерного доверия к физиогномике чуть было не сделался Чарльз Дарвин. Форма его носа совершенно определенно могла привести к печальным последствиям как для него лично, так и для дальнейшего развития теории эволюции: гениальный труд «Происхождение видов путем естественного отбора» появился после путешествия на корабле «Бигль». Но дело в том, что капитану корабля Роберту Фитц-Рою, который был страстным поклонником научной физиогномики, сразу не понравился кривой, да еще и курносый дарвинский нос. Такая форма, по мнению морского волка, говорила «об отсутствии у его владельца энергии и решительности». Так и Дарвин чуть было не остался с носом…

Свое первое научное обоснование физиогномика получила в капитальном труде Дюшена о «Механизме человеческой физиогномики», изданном в 1876 году в Париже. Воспользовавшись своим глубоким опытом в электротерапевтической технике, Дюшен экспериментально изучил лицевую мимику, определил с неопровержимой точностью мимическое значение каждой лицевой мышцы в отдельности и по группам.

Прием Дюшена состоял в том, что он при помощи электричества вызывал сокращение отдельных мышц лица и их групп и этим путем искусственно воспроизводил мимическую картину того или другого чувства. Художественная точность его манипуляций доходила до того, что он мог придать печать глубокомыслия и возвышенных чувств самому обыкновенному субъекту и самой банальной физиономии: по его собственным словам, он мог вызвать искусственно облик или печать даже таких чувств, которые недоступны тому субъекту, над которым он экспериментировал. Все данные Дюшена были подтверждены наблюдениями и опытами Шарко над загипнотизированными людьми. Таким образом, установились на незыблемом фундаменте научно точные основы физиогномики.

Передо мной на столе лежит богато иллюстрированный том в великолепном, тисненом золотом переплете. Называется эта внушительных размеров книга «Всеобщая психология с физиогномикой», принадлежит она известному русскому психиатру профессору И. А. Сикорскому и издана в 1912 году в Киеве.

Когда читаешь эту книгу (наиболее известную из всех трудов по физиогномике, изданных в России), замечаешь, насколько переместились акценты в самом понятии физиогномики. Если ранее эта наука пыталась определить по внешним признакам особенности характера человека и даже предсказывать его судьбу, то теперь ничего подобного нет. Осталось лишь старое, порядком себя скомпрометировавшее название науки.