Игорь Смирнов - Роман тайн «Доктор Живаго» Страница 43

129

Friedrich Nietzsche, Werke in zwei Bänden, Bd. I, Darmstadt, 1973, 29.

130

Пастернак пересказывает здесь письмо Вл. Соловьева от 1873 г.: «…все великое развитие западной философии и науки […] враждебной христианству, в действительности, только вырабатывало для христианства новую, достойную его форму» (цит. по: В. В. Зеньковский, История русской философии (1950), т 2, ч. 1, Ленинград, 1990, 20).

131

Ср. восприятие Пастернаком Ницше как музыкального критика в «Трех главах из повести»: Erika Greber, Intertextualität und Interpretierbarkeit des Texts. Zur frühen Prosa Boris Pasternaks, München 1989, 111 ff. О других обращениях Пастернака к Ницше см.: И. П. Смирнов, Порождение интертекста…, 30 и след., 152 и след, (здесь же литература вопроса).

132

Это знакомство подозревает и Т. Венцлова, анализируя пастернаковское стихотворение «Пиры» («В сухарнице, как мышь, копается анапест…»): Томас Венцлова, О некоторых подтекстах «Пиров» Пастернака — Cultural Mythologies of Russian Modernism. From the Golden Age to the Silver Age, ed. by B. Gasparov, R. P. Hughes, I. Paperno, Berkeley e. a., 1992, 389–391.

133

Максимилиан Волошин, Лики творчества, издание подготовили В. А. Мануйлов, В. П. Купченко, А. В. Лавров, Ленинград, 1988, 96.

134

Там же, 111.

135

Еще одна русская реинтерпретация толкований Ницше на Рафаэлево «Преображение» была предпринята Вяч. Ивановым в статье «Идея неприятия мира» (Вяч. Иванов, По звездам. Статьи и афоризмы, С.-Петербург, 1909, 103–122); след этой реинтерпретации в «Докторе Живаго» не отыскивается.

136

Говоря о датах биографии Юрия Андреевича, нельзя не удивиться тому, как рано он закончил университет (1912), всего лишь двадцатилетним. Недоумение разрешится, если мы возьмем в расчет, что двадцатилетним вышел из Тюбингенского университета Шеллинг (1795).

137

Этот пассаж непосредственно соседствует в романе с изображением работы студента-медика Юрия Живаго в анатомическом театре, за счет чего уравнивание литературы с живописью заставляет нас думать о художниках Ренессанса, увлекавшихся анатомированием. Использование слова как эквивалента живописи особенно ощутимо в пастернаковских текстах, созданных до «Доктора Живаго», в венецианских главах «Охранной грамоты», которые теснейшим образом зависят от сочинения Дж. Рескина «The Stones of Venice», во что мы здесь не будем вникать. Поскольку, однако, в дальнейшем пойдет речь о пастернаковском анархизме, нам хотелось бы процитировать одно из писем Пастернака (С. Н. Дурылину, от 25 июня 1945 г.), в котором он положительно отзывается и об анархизме, и о Рескине: «На моем скромном примере я узнал, какое великое множество людей и сейчас расположено в пользу всего стоящего и серьезного […] я […] узнал о существовании молодого английского направления непротивленцев (escapistes) […] На их знамени имена Руссо, Рескина, Кропоткина, Толстого. Они скорее анархисты, чем что бы то ни было другое» (Две судьбы (Б. Л. Пастернак и С. Н. Дурылин. Переписка). Публикация М. А. Рашковской. — В: Встречи с прошлым, 7, 393–394).

138

О римской тематике в «Докторе Живаго» ср.: I. Masing-Delic, Capitalist Bread and Socialist Spectacle: The Janus Face of «Rome» in Pasternak's Doctor Zhivago. — Boris Pastenak and his Time…, 372 ff. Ср. также о мифеме Москва — третий Рим в «Докторе Живаго»: Ian К. Lilly, Moscow as City and Symbol in Pasternak's Doctor Zhivago. — Slavic Review, 1981, Vol. 40, 249. Мотив Рима-толкучки восходит к В. В. Розанову. В сборнике статей «Среди художников» (С.-Петербург, 1914) Розанов называет Рим «местом всемирной толчеи» (цит. по: В. В. Розанов, Сочинения, Москва, 1990, 300). О других (обычно полемических) ссылках на Розанова в «Докторе Живаго» см.: И. П. Смирнов, Порождение интертекста…, 96 и след., 188 и след. В целом Розанов с его апологией Отца (см. «Апокалипсис нашего времени», 1918) был чужд Пастернаку, но в то же время и приковывал его внимание (ср. также ниже).

139

Психоаналитические суждения о Пастернаке вполне согласуются с его самопониманием, которое было изложено в письме к Цветаевой от 11 июля 1927 г.: «У меня есть какие-то болезненные особенности, парализованные только безвольем. Они целиком подведомственны Фрейду, говорю для краткости, для указанья их разряда» (Райнер Мария Рильке, Борис Пастернак, Марина Цветаева, Письма 1926 года, подготовка текстов К. М. Азадовского, Е. Б. и Е. В. Пастернаков, Москва, 1990, 173).

140

Ср.: Дж. Гибиан, Леонид Пастернак и Борис Пастернак: полемика отца и сына. — Вопросы литературы, 1988, № 9, 104–127.

141

Об интересе Пастернака к учению формалистов см.: Г. Г. Суперфин, Б. Л. Пастернак — критик формального метода. — Труды по знаковым системам, вып.5, Тарту, 1971, 528–531.

142

О фундаментальности «остранения» для формалистов см. подробно. Aage A. Hansen-Löve, Der russische Formalismus. Methodologische Rekonstruktion seiner Entwicklung aus dem Prinzip der Verfremdung, Wien, 1978, passim.

143

Мысль о происхождении формалистского «остранения» из православного Преображения была высказана — вне связи с Пастернаком — Б. Е. Гройсом в беседе с автором этой статьи.

144

Ср., например, типологию интермедиальных связей в: A. A. Hansen-Löve, Intermedialität und Intertextualität. Probleme der Korrelation von Wortund Bildkunst — am Beispiel der russischen Moderne. — Wiener Slawistischer Almanach (= Dialog der Texte), Sonderband II, Wien, 1983, 303 ff.

145

Философским основанием романа Гончарова служило, скорее всего, учение Шопенгауэра, в котором «воля к жизни» (= Штольц) конфронтирует с нирваническим снятием этой воли (= Обломов), — ср.: Joachim Т. Baer, Arthur Schopenhauer und die russische Literatur des späten 19 und frühen 20. Jahrhunderts (= Slavistische Beiträge, Bd. 140), München 1980, 7–14.

146

Гностические истоки этого романа, возвращающего нас к первохристианской ереси, еще ждут своего исследователя. Спасение Веры Павловны из уз семьи разительно аналогично гностическому представлению о необходимости избавить от земного плена падшую Софию (ср. Веру Павловну в явившемся ей во сне образе «богини»).

147

Подобно тому как литература предупреждает об опасности философствования, и философия может указывать на то, что уход из нее влечет за собой отрицательные последствия для ее недостаточно верного адепта. В этом случае философия использует литературную форму выражения как образец самооправдания, самозащиты дискурса. Так рождается негативный жанровый двойник философского романа, другое философствующей литературы. Убедительным примером здесь может служить «Философия одного переулка» А. М. Пятигорского (Лондон 1989). Вот как формулирует автор этой псевдолитературной философиодицеи (заявляющий о себе: «Я — не писатель», 7) главную мысль своего текста:

«…если ты уже выбрал философствование, то дороги назад, в нормальную жизнь, нет. И если ты попытаешься вернуться, то найдешь не жизнь, а то, что гораздо ниже и хуже жизни, и это будет гибелью тебя, который выбрал».

Сочетание идеи выбора в качестве конституирующего личность и антиэстетизма ведет свое начало у А. М. Пятигорского от Кьеркегора.

148

André Jolles, Einfache Formen. Legende, Sage, Mythe, Rätsel, Spruch, Kasus, Memorabile, Märchen, Witz (1930). Tübingen, 1982, 51 ff.

149

Добавим сюда, что в ранних версиях романа капитал Юрия Живаго транжирит его дядя, Федька (в окончательной редакции эта ситуация лишь бегло упомянута); ср. попытку присвоить себе состояние Обломова братом Пшеницыной.

150

Ср. об обращении Пастернака к «Что делать?» уже в «Повести»: Erika Greber, lnlertextualität und Interpretierbarkeit des Texts, 189 ff.

151

Ср. о неполноценном антиутопизме русских антиутопий XX в.: Jury Striedter, Die Doppelfunktion und ihre Selbstaufhebung. Probleme des utopischen Romans, besonders im nachrevolutionären Russland. — In: Poetik und Hermeneutik, Bd. X. Funktionen des Fiktiven, München, 1983, 277 ff.

152

Цит. по: В. М. Борисов, Имя в романе Бориса Пастернака «Доктор Живаго», 109.

153

В. М. Борисов, Е. Б. Пастернак, Материалы к творческой истории романа Б. Пастернака «Доктор Живаго», 222.

154

См. подробнее об этом утопическом тексте: Д. В. Панченко, Ямбул и Кампанелла (О некоторых механизмах утопического творчества). — В: Античное наследие и культура Возрождения, Москва, 1984, 98 и след.

155