Тензин Гьяцо - Вселенная в одном атоме: Наука и духовность на служении миру Страница 5

Что касается буддийской исследовательской традиции, мы, тибетцы, в большом долгу перед Индией — местом, где родилась буддийская философская мысль и учение. Тибетцы всегда называли Индию страной святых. Это место, где родился Будда, а также ряд великих мастеров, чьи писания во многом сформировали философскую мысль и духовную традицию тибетцев. К их числу относятся философ II в. Нагарджуна, светочи IV в. Асанга, его брат Васубандху и великий наставник в этическом учении Шантидева, а также живший в VII в. мастер логики Дхармакирти.

После моего бегства из Тибета в марте 1959 г. многим тибетским беженцам и мне самому посчастливилось обрести в Индии свой второй дом. В первые годы моего изгнания президентом Индии был д-р Раджендра Прасад, высокодуховный человек и уважаемый ученый в области юриспруденции. Вице-президент д-р Сарвеали Радхакришнан, ставший впоследствии президентом, был известен своим глубоким личным и профессиональным интересом к философии. Я отлично помню случаи, когда в процессе философской дискуссии Радхакришнан по памяти цитировал строки из классического сочинения Нагарджуны Коренные строфы о срединности (Муламадхьямака-карика). Я считаю весьма знаменательным тот факт, что с момента обретения независимости в 1947 г. Индия продолжила свою благородную традицию назначения на высшие государственные должности мыслителей и ученых.

После трудного десятилетия освоения на новом месте, полного забот о размещении почти восьмидесяти тысяч тибетских беженцев в разных частях Индии, устройства школ для детей и подростков и усилий по восстановлению разрушенных учреждений культуры, я начал зарубежные поездки, которые продолжались до конца 1960-х годов. В них я старался делиться своим пониманием важности базовых общечеловеческих ценностей, поддерживать взаимопонимание и гармонию между религиями и отстаивать права и свободы тибетского народа. Одновременно в этих путешествиях у меня появилась возможность встречаться с замечательными учеными и обсуждать с ними интересующие меня вопросы, совершенствовать свои знания и углублять понимание сущности науки и ее методологии. Еще в период 60-х годов я обсуждал вопросы взаимодействия религии и науки с некоторыми из посетителей моей резиденции в Дхарамсале на севере Индии. Самыми запоминающимися встречами того периода были приезд траппистского[3] монаха Томаса Мертона, который серьезно интересовался буддизмом и, в свою очередь, открыл мне глаза на христианство, а также религиоведа Хьюстона Смита.

Одним из моих первых наставников в науке и одновременно моим ближайшим другом-ученым был немецкий физик и философ, брат президента Западной Германии Карл фон Вайцзеккер. Сам он называл себя политически активным профессором философии, получившим физическое образование, но в 30-е годы фон Вайцзеккер работал ассистентом физика-ядерщика Вернера Гейзенберга. Фон Вайцзеккер явил мне незабываемый и вдохновляющий пример человека, крайне обеспокоенного результатами деятельности науки, особенно в политической и моральной областях. Он непрестанно искал пути применения строгой философской мысли для всесторонней оценки результатов научного поиска.

В дополнение к длительным дружеским беседам по разным поводам я имел счастье получить от фон Вайцзеккера настоящий урок в научной области. Это было выполнено в стиле, нисколько не отличающемся от того, как передается индивидуальное учение от учителя к ученику в традиции тибетского буддизма. Несколько раз нам довелось совместно провести полноценные двухдневные ретриты, в ходе которых фон Вайцзеккер преподал мне интенсивный курс квантовой физики в ее физическом и философском аспектах. Я глубоко благодарен ему за бескорыстную доброту, с которой он отдавал мне свое драгоценное время, а также за глубочайшее терпение, проявлявшееся особенно тогда, когда мне приходилось с огромным усилием осваиваться с трудными понятиями, принять которые мне было зачастую весьма непросто.

Фон Вайцзеккер постоянно утверждал важность в науке метода эмпирических наблюдений. Он говорил, что есть два пути познания объекта: он может быть дан как феномен или постигнут на основе умозаключения. Например, коричневое пятно на яблоке мы можем увидеть своими глазами; это — данный нам феномен. А вот знание о наличии в этом яблоке червя мы можем получить как вывод из этого наблюдения и из нашего обобщающего знания о яблоках и червях.

В буддийской философии существует принцип, согласно которому средства проверки любого предположения в отношении объекта должны соответствовать его природе. Например, если предположение высказывается относительно некоего факта, относящегося к наблюдаемому миру, включая наше собственное бытие, оно может быть подтверждено или опровергнуто средствами эмпирического опыта. Здесь на первое место буддизм ставит метод прямого эмпирического наблюдения. Если же предположение делается в области умозрительных обобщений, проистекающих из нашего рассмотрения мира (это касается, например, утверждений в отношении недолговечности жизни или взаимозависимости всех элементов бытия), оно выводится посредством рассуждений и удостоверяется в форме умозаключения. Таким образом, буддизм признает метод вывода посредством умозаключения в значительной степени подобно тому, как это делается в модели фон Вайцзеккера.

И наконец, с буддийской точки зрения существует еще один уровень реальности, недоступный для наблюдения непросветленному уму. Традиционными примерами этого рода объектов являются механизм проявления тончайших законов кармы и причины наличия в мире огромного количества видов живых существ. Лишь в отношении предположений в таких областях возможны ссылки на священное писание как на достоверный авторитетный источник знания, поскольку для буддистов проповеди Будды являются заслуживающими доверия источниками знания в отношении излагаемых в них фактов о природе бытия и пути к Освобождению. Такой метод тройного подтверждения результатов — на основе опыта, умозаключения и свидетельства заслуживающего доверия авторитета — существовал еще в период самого раннего буддизма; в качестве систематической философской методологии он был сформулирован индийскими логиками Дигнагой (V в.) и Дхармакирти (VII в.).

На этом примере хорошо видно сходство буддизма и науки, поскольку наука, по крайней мере, в принципе, не признает никакое «священное писание» в качестве абсолютного авторитета, и в первых двух областях — эмпирическом опыте и рассуждении — между этими двумя исследовательскими традициями имеется полное сходство. Тем не менее в своей повседневной жизни мы постоянно и по привычке используем третий метод познания. Например, мы узнаём дату своего рождения на основе устных свидетельств наших родственников или записи в нашем свидетельстве о рождении. И даже в науке мы доверяем свидетельствам экспериментаторов, публикуемым в научных журналах, а не проверяем их сами посредством экспериментов.

Мое знакомство с наукой обрело особую глубину в результате знакомства с замечательным физиком Дэвидом Бомом. Это был человек огромного интеллекта и открытости ума. Я познакомился с ним в 1979 г. в Англии во время своего второго посещения Европы, и между нами мгновенно установилось полное взаимопонимание. Позже я узнал, что Бом, так же, как и я, побывал в изгнании; он вынужден был покинуть Америку из-за преследований в эпоху маккартизма. Так началась наша долгая дружба, полная взаимных интеллектуальных открытий. Дэвид Бом привел меня к пониманию тончайших аспектов научной мысли, особенно в области физики, и продемонстрировал мне лучшие стороны научного мировоззрения. Внимательно слушая детальные объяснения таких физиков, как Бом и фон Вайцзеккер, я подчас ощущал, что в состоянии полностью ухватить их аргументацию, но, к сожалению, часто по окончании беседы от моего понимания мало что оставалось. Однако длительные беседы с Бомом на протяжении двух десятилетий питали мои собственные размышления о том, как буддийские методы исследования могут соотноситься с методологией современной науки.

Меня восхищала необычайная открытость Бома к самым разнообразным сферам человеческого опыта, причем не только в области его профессиональных интересов, но и ко всем субъективным аспектам, включая вопросы сознания. В наших беседах я ощущал присутствие великого научного ума, готовящегося признать ценность наблюдений и постижений, проистекающих из иных областей, чем привычный для него мир объективной науки.

Одним особым качеством, характеризующим Бома как ученого, был применяемый им замечательный и в основе своей чисто философский метод проведения научного исследования посредством мысленного эксперимента. Попросту говоря, такая практика заключается в продумывании воображаемого сценария, в рамках которого научная гипотеза проверяется путем рассмотрения тех последствий, которые она могла бы иметь с точки зрения различных несомненных допущений. Посредством именно такого рода мысленных экспериментов Эйнштейном была совершена значительная часть теоретических открытий в области теории относительности и проверена правильность современных ему физических представлений. Одним из самых известных примеров такого рассмотрения является так называемый «парадокс близнецов», в котором рассматривается ситуация двух братьев-близнецов, один из которых остался на Земле, а другой отправился в путешествие на космическом корабле, летящем с скоростью, близкой к световой. Для последнего время замедляется. Вернувшись на Землю, скажем, десять лет спустя, он обнаружит, что его брат стал гораздо старше, чем он сам. Должен, правда, признаться, что полное понимание этого парадокса требует знания сложных математических формул, а это, к сожалению, превышает мои способности.