Дмитрий Морозов - Поколение Китеж. Опыт построения сообщества Страница 5

1994 год

Все в теории казалось так просто – психологические тесты помогают отобрать желающих жить в общине и работать с детьми. Каждый общинник становится приемным родителем, учителем и наставником и, кроме того, работает на благо общины.

Радио «Маяк» провело пару благотворительных марафонов в поддержку моей идеи. Собрали до смешного мало. Но я и представить себе не мог, что фактически посягаю на перестройку всего уклада жизни, идя наперекор общественному сознанию, экономическим реальностям и просто несовершенству человеческой натуры. Несколько добровольцев, которые услышали мой вдохновенный призыв, приехали из разных концов России начать новую жизнь во имя высоких целей. Было даже немного денег и стройматериалов, достаточных для строительства первых домиков.

Вадим приехал с женой Ирой и двумя маленькими детьми из благополучного Таллина. Сказал, что для него важна не зарплата, а жизнь со смыслом. Он единственный, кто более менее представляет, как строить дома. Мы выбрали его Главой общины.

Чуть позже приехали пятнадцать старшеклассников из Калуги. Они себя называют то штабом комсомольского актива, то отрядом «Стремительный». Эти ребята, благодаря своей руководительнице, смогли даже после дефолта сохранить идеалы безвозмездного труда и взаимопомощи. Пока их сверстники в городе торгуют в киосках и оттягиваются на дискотеках, они решили помочь нам построить дома для детей-сирот.

Интересно, что подобная идея не пришла в голову ни одному чиновнику. Нас как бы не замечают. Обидно, но, собственно, чего я ждал?

Мы рано вставали и поздно ложились, торопясь поставить крыши до первого снега, питались картошкой и кашей, о мясе и сыре и думать забыли, но пели песни у костра и строили планы, как будем жить одной семьей, воспитывая детей, читая книги, создавая красивые вещи в гармонии с миром и природой...

...Первой уехала семья художника из Набережных Челнов. Он «понял», что мы ничего не построим до холодов и не создадим школу, в которой могли бы учиться трое его родных детей. Правда, уехал он без них. Просто оставил жене записку, чтобы на него не рассчитывали. Пропадал он месяц. Но ни жена, ни дети не выглядели особенно обеспокоенными.

Через месяц искатель истины вернулся и собрал всех взрослых. Им он объявил, что ездил к высокодуховным людям, где ему было сообщено, что «деревня Чумазово, где затеяно строительство – проклятое место. Всем надо спасаться».

А меня меж тем вызвал к себе глава районной администрации. Глава показал мне зарегистрированное по всем правилам письмо художника, в котором дословно утверждалось следующее: «Создатель общины Китеж хочет захватить власть у Ельцина, о чем я и предупреждаю вас как представителя администрации. Сейчас в деревне Чумазово он набирает силы для броска на Москву».

Даже сейчас это воспоминание отдается у меня болью в спине и тяжестью на плечах... (Вот она – психосоматика.) За окном бесконечный осенний дождь. Впереди зима, стройка, безденежье. Мне в тот момент захотелось плюнуть на все и уехать в Москву.

Поэтому я ответил с горькой иронией:

– Ну и что вы намерены делать теперь, когда все открылось?

А глава района криво улыбнулся и ответил:

– Ничего. Ты ж Ельцина собираешься подсиживать, а не меня.

И как-то особо доверительно добавил:

– Ты что мне сумасшедших собираешь по всей России? Думаешь, здесь своих не хватает!

Потом достал из-под стола бутылку водки и стакан. Я говорю:

– За рулем. А он мне:

– Расслабься, в такую погоду милиция на дороги не выезжает.

Несостоявшиеся общинники уехали, взяв у нищей общины миллион (тогда это было не очень много) – компенсацию материальных затрат и моральных издержек. Помню до сих пор, с каким энтузиазмом остающиеся грузили их скарб в грузовик, надеясь, что это первая и последняя семья, попавшая к нам по ошибке. А я лежал ночью в своей палатке и шептал: «Господи, помилуй меня, грешного». Я впервые молился, пытаясь отогнать страх перед будущим.

Теперь, по прошествии пятнадцати лет, я могу сказать, что не догадывался о реальном масштабе ожидавших нас проблем. Но это хорошо, а то бы не отважился на безумную попытку создать новую реальность. А тогда, в тридцать три года, все было ясно и просто. Мы так устроены, что инстинктивно проверяем любое утверждение о мире на истинность самым простым способом: собственным жизненным опытом! По счастливой случайности мне не хватало сил увидеть реальность, поэтому я не разочаровался и не опустил руки.

Я был от рождения уверен, что мир добр и все меня любят! Родители видели, что я склонен идеализировать действительность, и старались меня предостеречь («Не надо всем верить», «Больше помалкивай о своих делах», «Друзья ради тебя пальцем о палец не ударят»).

Мои родители не были злыми людьми, просто за долгую жизнь они достаточно хорошо поняли, что каждый человек живет ради собственных интересов, и эту нехитрую мудрость пытались передать мне, чтобы обезопасить на будущее. Да что родители, изучая историю в институте, я подробно ознакомился со всеми извращенными злодействами, которые, собственно, и составляли ткань истории: будь то великие события, вроде крестовых походов и революций, или мелочная повседневность, включающая убийства родственников в борьбе за трон, или разорение крестьян сбором налогов.

Но программируют нас не рассказы о жизни, а личный опыт общения.

Родители сами были настолько благородными и порядочными, что я невольно принял их за весь мир. Их рассказы о предательствах и опасностях, подстерегающих в Мире-обществе, не совпадали с их собственным поведением. Я не верил в опасность, потому что родители всем своим поведением, отношением ко мне и друг другу демонстрировали только любовь, заботу и ответственность. Я не верил рассказам о негативных сторонах жизни, потому что мне не дали их изведать на практике, тогда, в раннем детстве. Глубоко в душе я знал – мелкие боли и обиды, которыми меня щедро награждают окружающие за пределами семьи, это просто искажение доброго и справедливого мира.

То есть, мир все-таки меня не совсем удовлетворял. Но я никогда не сомневался, что он создан для моего счастья и, значит, его можно начать переделывать. Я не думал: трудно это или легко, страшно или бесполезно. Я просто начал делать шаги к своей мечте: жизни среди соратников – умных, добрых, свободных людей. Я начал строить Китеж, не очень понимая, во что ввязываюсь. Строить мир – тогда для меня означало построить дома и разбить сады. Это мы в конце концов и сделали.

Если бы так же легко было строить отношения между людьми!

Когда я уехал в леса за триста километров от родного дома спасать детей-сирот, которых никогда не видел, родители сказали: «Мы тебя все равно любим, но ты сошел с ума». И все же это был результат их воспитания.

В школе, помню, получив очередной «трояк», я пытался оправдываться: «Я не самый плохой. Другие тоже получили...» Родители на это обычно отвечали: «Нам все равно, сколько твоих разгильдяевдрузей получили двойки – ты не должен быть, как все». Что же они удивлялись через двадцать лет: «Почему тебе не жить, как живут все нормальные люди?» Родительская непоследовательность: сами же вложили задачу не быть как все, а теперь удивляются.

За это время многое изменилось в моих взглядах. Кажется, я научился видеть реальность.

А тогда, особенно первые пять лет, я был просто в состоянии священного безумия – генерировал поле своей мечты, пытаясь изменить окружающую реальность. Я видел мечту, и люди вокруг были частью этой мечты. Любое сомнение в тех условиях могло лишить сил. Я верил, что люди делают то, что говорят, а говорят то, что думают. И пытался просто поточнее рассказать соратникам свой план, забывая, что у них свое видение мира и свои планы.

Глава 6

ИСТОРИЯ СОЗДАНИЯ.

И НАЗВАЛИ МЫ СЕБЯ ОБЩИНОЙ

На Руси традиционную крестьянскую общину называли МИРОМ. В основе ее жизни были самые простые и поэтому вечные принципы человеческих отношений: взаимовыручка, умение делиться, коллективное воспитание детей. Каждая община требовала от человека ответственного поведения, участия в руководстве, готовности трудиться на общее благо. Поэтому ЦЕЛОСТНЫЙ МИР, созданный для развития наших детей в Китеже, мы условно назвали ОБЩИНА. Да и как еще передать на общепринятом языке наше стремление сообща строить свою жизнь, решать проблемы, договариваться?

Я не учел, что в нашем современном сознании это слово имеет коннотацию суровой неподвижности быта и идейной ограниченности.

История человечества знала традиционные общины, основанные на экономической и военной необходимости, – в одиночку было не выжить. Многие образования подобного рода смогли дожить до ХХ века, но именно как рудимент прошлого. Их устойчивость основывалась на малой мобильности населения и значимости традиций в сельской местности. В такой общине людей удерживало вместе не стремление возлюбить ближнего, а железная лапа необходимости.