Валерий Гуляев - Древние майя, Загадки погибшей цивилизации Страница 5

Конкистадоры решили, что ицы готовы без кровопролития, мирно подчиниться им. Но напрасно ждал испанский главнокомандующий правителя Тайясаля, стоя на пустынном берегу. В назначенный час никто не явился. А затем, словно давая недвусмысленный ответ врагу, на голубых просторах озера показалась стая боевых лодок майя. Одновременно колонна пеших воинов-ицев двинулась к лагерю испанцев по суше, через лес. И только наступившие сумерки помешали двум враждебным армиям скрестить оружие в решающем поединке.

В этот ответственный момент Урсуа собрал в своем шатре на военный совет всех своих офицеров. Обсуждался план дальнейших действий. Все присутствующие сошлись на том, что время уговоров прошло и следует подчинить ицев силой, показав им на деле преимущество испанского меча и мушкета над их жалкими орудиями войны.

13 марта перед решающим штурмом твердыни ицев все конкистадоры отправились на торжественную мессу. Капеллан благословил христово воинство на борьбу с нечестивыми язычниками, заранее даровав всем отпущение грехов, и посадка на суда началась. Губернатор со 108 солдатами разместился на борту самого крупного корабля флотилии.

Длинное тело галеры легко разрезало водную гладь озера. Вдали, на горизонте из дымки тумана, показался большой остров с нагромождением множества каменных зданий. Но здесь испанское судно окружили бесчисленные лодки воинов-ицев. Ливень стрел и камней обрушился на незваных пришельцев. Однако с борта испанского корабля не последовало ни одного ответного выстрела. Перед началом сражения каждому солдату и офицеру был прочитан приказ губернатора, запрещавший под страхом смерти стрелять в индейцев б^з особого на то сигнала. Осыпаемые градом острых стрел, конкистадоры чувствовали себя довольно неуютно, но суровая воинская дисциплина не позволяла им нарушить губернаторский запрет.

С помощью переводчика Мартин де Урсуа несколько раз обращался к ицам с мирными предложениями, но все было напрасно. Атаки продолжались с возрастающей яростью, так как майя увидели в молчании

испанских солдат признак неуверенности и даже трусости. И здесь произошло неожиданное. Одна оперенная индейская стрела пробила руку сержанта Хуана Гонсалеса, а другая попала в солдата Бартоломе Дурана. В следующее мгновение оба испанца, так и не дождавшись приказа губернатора, разрядили свои мушкеты прямо в гущу индейских воинов. Это послужило как бы сигналом и для остальных конкистадоров. Вскоре всю палубу галеры заволокло облаком дыма от непрерывных залпов мушкетов и аркебуз. Эффект этой канонады превзошел все ожидания. Ицы никогда раньше не имели дела с огнестрельным оружием. "Ужас лучников и в лодках и на острове был таков, — пишет испанский историк Элорса-и-Рада, — что они в тот же миг побросали свои луки и весла и попрыгали в воду, и вся поверхность озера зачернела от голов мужчин, женщин и детей, плывущих словно рыбы".

В считанные минуты все было кончено. Тайясаль опустел, и испанцы без всяких помех вошли в город. Первым ступил на камни острова Мартин де Урсуа, закованный в латы, с мечом и щитом в руках. Над главным храмом ицев было установлено королевское знамя, и языческий Тайясаль прекратил свое существование. Новую испанскую колонию нарекли пышным именем "Нуэстра Сеньора де лос Ремедиос и Сан Пабло де Ица". Так 14 марта 1697 года исчезло последнее независимое государство американских индейцев, почти на два столетия пережившее своих более могущественных собратьев в Мексике и Перу.

Вслед за захватом столицы ицев конкистадоры по приказу губернатора в течение девяти часов занимались уничтожением всевозможных идолов в храмах и жилищах майя. Во дворце Канека были найдены священные книги индейцев с иероглифическими письменами и красочными рисунками, но и их постигла, видимо, та же печальная судьба. Свыше двадцати больших храмов, существовавших в Тайясале, были разрушены до основания, а из их камней испанцы построили собор, крепость и свои дома. В ходе этого всеобщего погрома выяснилось, что монах Авенданьо был абсолютно прав, говоря о поклонении майя костям лошади, которые он видел в одном из храмов города. Люди Мартина де Урсуа также увидели впечатляющую картину: "С потолка храма, — пишет историк

3 в. Гуляев 33

гутьерре, — на трех веревочках разного цвета свисала полуистлевшая лошадиная нога, а на полу, позади нее, стояли три курильницы для возжигания ароматных трав и благовоний, которые индейцы используют при жертвоприношениях… Испанцам объяснили, что эти кости — все, что сохранилось от большой лошади, которую оставил среди ицев в очень давние времена один царь, который проходил мимо данных мест…"

Попавшие в плен правитель ицев Канек и верховный жрец Кинканек были незамедлительно обращены в христианскую веру и получили новые имена: дон Хосе Пабло Канек и донФрансиско Николас Канек. Чтобы укрепить свою власть, конкистадоры поспешили увести обоих знатных пленников в Мериду. Но ицы так никогда и не покорились до конца испанцам. Они рассеялись по глухим лесам Петена и Белиза, не желая принимать католичество и платить дань испанскому королю. Даже в середине XIX века ицы оставались, по словам английского суперинтенданта в Белизе Чарльза Фэнкорта, "практически, все еще независимым народом".

В кафедральном соборе города Памплона на севере Испании висит писанный маслом старинный портрет: дон Мартин де Урсуа, уроженец этих мест, гордо взирает на дело рук своих — на завоеванную провинцию ПетенИца и на распростертых у его ног индейцев. В углу картины пышный герб губернатора Юкатана с птицами, львами и крестами по золотому фону, а ниже идет длинный перечень его титулов и званий: " Рыцарь ордена Сантьяго, граф Лисаррага Венгоа, завоеватель ицев, пожизненный губернатор и генерал-капитан их провинций, а также Юкатана, Косумеля и Табаско, выборный губернатор Филиппинских островов и глава Королевской аудиенции".

За что же этот наваррский аристократ удостоился стольких милостей и наград?

Видимо, за то, что Урсуа считался в придворных кругах Мадрида самым образцовым испанским военачальником и администратором — в меру образованным и в меру гуманным, старавшимся управлять обширными королевскими владениями в Новом Свете без тех излишних жестокостей и насилий, которые были столь характерны для цервого этапа конкисты. Действительно, по сравнению с жестоким веком

теса и Писарро внешние формы испанской экспансии в Америке несколько изменились, но ее грабительская и антииндейская сущность осталась прежней.

История дала дону Урсуа совершенно уникальную возможность — сторицей возместить тот гигантский урон культурному наследию мексиканских аборигенов, который нанесли блестящим цивилизациям ацтеков и майя грубые солдафоны Кортеса, Монтехо, Альварадо и других первых конкистадоров. Но спесивый губернатор Юкатана на поверку оказался ничуть не лучше своих недоброй памяти предшественников.

В самом конце XVII века, когда в Европе уже прошел первый очистительный шквал антифеодальных революций (Англия и Нидерланды) и бурно развивались различные науки и искусства, судьба подарила испанским завоевателям настоящее чудо — тот самый «живой», спрятанный в лесной чаще, «забытый» индейский город, о котором мечтали целые поколения искателей сокровищ. Правда, здесь не было золотых статуй, золотых крыш и мостовых, а кладовые дворца Канека отнюдь не ломились от драгоценных камней и серебряных слитков.

Зато какие бесценные культурные сокровища ждали здесь буквально на каждом шагу «просвещенных» и «гуманных» европейцев, будь они хоть немного заинтересованы в этом! Перед ними во плоти и крови предстало последнее на континенте независимое и процветающее индейское государство — последний осколок великих цивилизаций древности — со своими мудрыми жрецами и воинственными правителями, со своими изощренными верованиями, неповторимыми памятниками материальной культуры. И что же? По приказу Мартина де Урсуа все храмы в Тайясале были разрушены, идолы разбиты, а рукописи — хранители бесценных знаний майя — безжалостно сожжены. Сам же «гуманный» губернатор «забыл» оставить для потомков хотя бы краткое описание жизни и быта порабощенного им народа. Таков был печальный финал этого уникального исторического события.

Но история коня Кортеса на этом не кончается. Среди жителей современного гватемальского городка Флорес, возникшего на руинах Тайясаля, из поколения в поколение передаются легенды о лошадиной статуе, лежащей на дне озера. Ее можно отчетливо видеть там в

тихую и ясную погоду. Другое подобное изваяние затонуло, по словам легенды, близ оконечности мыса Нитун, когда жрецы майя-ицев пытались перевезти его с материка на остров на большом плоту.

Не исключено, что в основе этих старых преданий лежат какие-то реальные факты. Во-первых, мы не знаем, что стало с обломками статуи Циминчака, разбитой в 1618 году отцом Орбитой. Вполне возможно, что монахи бросили тогда уцелевшие фрагменты лошадиной фигуры в воды озера. Правда, трудно поверить, что несколько поспешных ударов камня рассерженного францисканца могли разбить на куски всю огромную статую, сделанную из прочного мелового известняка. Если это так, то несколько поврежденное изваяние жрецы ицев могли действительно отправить для починки на материк, и оно затонуло во время перевозки. Наконец, не исключено и то, что обломки статуи Циминчака, вместе с другими идолами майя, были брошены в воду по приказу дона Мартина де Урсуа при общем разгроме Тайясаля 14 марта 1697 года.