Алексей Сокин - Проблемы западноевропейской морской торговли XIII – XV века в освещении российской медиевистики Страница 5

Профессор Дерптского университета Пётр Медовиков (1816–1855), напротив, усматривал отрицательные последствия итальянской колонизации. Крестоносцы в его представлении забывали о своем первоначальном предназначении и соблазненные хитрыми республиканцами (под которыми автор подразумевал венецианцев) становились орудием для выполнения властолюбивых замыслов итальянцев. Как мы видим, автор рассматривал колонизационный процесс с духовных позиций, с позиций православного человека, усматривая в политике итальянских республик антихристианское начало, приведшее к разрушению Византийской империи и закату латинского владычества[58].

В небольшой монографии профессора Юрьевского университета Антона Ясинского (1864–1933) «Содействие чехов успехам германизации на берегах Балтийского моря» затрагивались проблемы колонизации Балтийского побережья, а вместе с тем – и особенности экономического, политического и культурного развития этих территорий. Задавшись целью оценить, «в какой мере чехи способствовали упрочению дела германизации на берегах Балтийского моря»[59], автор делал интересные для нас наблюдения о том, что «основанию нового немецкого государства на берегах Балтийского моря» содействовали чешское оружие и чешские деньги, а германизация Прибалтийского побережья не только оттеснила славян от берегов Балтийского моря, но и печально отразилась на развитии их социально-экономической и культурной жизни[60]. Кроме того, как указывал историк, некоторые города, включенные впоследствии в систему морской торговли, были заложены именно как политические центры, свидетельствовавшие об укреплении орденского господства в стране (например, Кенигсберг)[61]. Россия же не участвовала в этих процессах и, по свидетельству Ясинского, не могла участвовать, потому как позже всех вступила «на поприще общеевропейской политической жизни»[62]. Поэтому и в политических, и в экономических вопросах она занимала позицию пассивного наблюдателя, считавшегося с «результатами предыдущего исторического развития» и целиком принимавшего «во внимание наличные факты и условия»[63].

В противоречии с данным мнением находилась монография профессора Московского университета, а впоследствии заместителя директора Всесоюзной библиотеки имени В. И. Ленина Дмитрия Егорова (1878–1931) «Славяно-германские отношения в средние века. Колонизация Мекленбурга в XIII в.»[64], в которой исследователь настаивал на отсутствии «какой-либо пропасти между элементами коренным и пришлым… Бок о бок, тихо и мирно, насколько это возможно в Средние века, жили здесь славяне и немцы. Судить предвзято об их взаимоотношениях, говорить о немецкой стихийной колонизации, все сметавшей пред собой, вследствие численности или культурного превосходства можно лишь, отрекаясь от следования первоисточникам»[65]. Однако, эта монография скорее раскрывала технику работы историка, его лабораторию, а не сам конкретно-исторический сюжет, о чем неоднократно говорилось в рецензиях на нее[66].

Не мог не обратиться к вопросам колонизации и христианизации местного населения и Феодор Фортинский. Он предварял свое исследование краткими, но весьма продуманными замечаниями о немецкой колонизации вендского побережья, тем самым реконструируя ту историческую обстановку, в которой возникли и развивались приморские вендские города. Рассуждая о причинах и последствиях немецкой колонизации, автор приходил к выводу о том, что «к концу XII в. вендское побережье можно считать страною с крайне редким славянским населением» и очень привлекательным с экономической и политической точки зрения местом для немецких колонистов[67]. В качестве основных причин заселения и завоевания этого края Ф. Я. Фортинский указывал не только на «естественные богатства» (обилие рыбы, зверей, плодовых деревьев, нетронутых пастбищ и др.), но и на «все выгоды приморского положения, которые очень хорошо понимали князья, устроившие города и рынки при всех лучших портах»[68]. Как справедливо замечал Фортинский, важное значение для колонизации края имели крестовые походы и политика по христианизации населения, которая привела к установлению «верховной власти саксонских герцогов» и выплате им дани[69]. Особую роль в колонизации поморья сыграли немецкие князья. Так, в частности, «мекленбургские и поморские князья в течение всего XIII в. охотно жертвовали церквам и монастырям земли» и предоставляли право заселять их, но делали это, по мнению Ф. Я. Фортинского, из эгоистических соображений с надеждою «на увеличение своих доходов с десятины и суда и на умножение своих боевых сил пришлым населением»[70]. «Что касается до рыцарства, то оно более, чем кто-либо, было заинтересовано в заселении пожалованных ему земель. Для рыцарей доход с крестьян был почти единственным источником существования»[71]. В заселении новых земель было заинтересовано и само податное население, привлекаемое сюда не только широко распространенными слухами о богатстве края, но и желанием избежать гнета прямых и косвенных налогов, а также тирании местных чиновников на старых землях[72]. Таким образом, по мнению Ф. Я. Фортинского, в процессе «колонизации Славии одинаково были заинтересованы князья, рыцари, епископы, монастыри …и сами переселенцы»[73], что значительно ускорило освоение новой территории[74] и изменение ее социально-экономического положения. «Быстрое возрастание количества переселенцев, необходимость давать им немецкое право, мало по малу повели к изменению всего социального строя вендского побережья на немецкий лад. К концу XIII в. переворот этот сказался уже на всех слоях общества»[75].

Колонизационное движение Ф. Я. Фортинский связывал с последовавшим за ним процессом феодализации общества, когда мекленбургские и померанские князья, подчиняясь то герцогам саксонским, то королям датским, то императорам германским, усваивали себе основы феодального права (раздача земли церквям, монастырям, рыцарям; организация двора на немецкий лад, присвоение титула герцога)[76]. Причем феодальное право Фортинский понимал слишком узко, связывая его с принципами раздачи земель, новыми правилами «организации двора» и появлением титула «герцог».

Важное значение колонизационным процессам придавал Алексей Дживелегов. По его мнению, благодаря крестовым походам коренным образом изменялись экономические принципы средневековой торговли, главным содержанием которой становились теперь предметы роскоши. В связи с этим в торговлю включался все больший круг людей, из сферы средневековой торговли вытеснялись евреи, на их место приходили европейские купцы, первыми среди которых были итальянцы[77]. Развитие торговых отношений с Востоком способствовало расцвету итальянских портовых городов: Венеции, Генуи, Пизы. «… денежное хозяйство начинает под влиянием нескольких условий как экономических, так и политических, прокладывать себе путь в сфере натурально-хозяйственных отношений»[78].

Другим важным теоретическим вопросом, волновавшим отечественную историографию, были последствия Великих географических открытий. Исследователи сравнивали их с коренным изменением карты мира и принципов морской торговли. Для отечественных историков эпоха Великих географических открытий была неразрывно связана не только с экономическими факторами, но и с политическими. Именно последние, по мнению большинства ученых, послужили причиной поиска новых торговых путей. Как отмечал А. К. Дживелегов, «завоевание Константинополя и черноморского побережья турками, появление мамлюков в Египте закрыло для европейской торговли путь в Италию»[79], которая явилась связующим звеном между Западом и Востоком. «Почти сейчас же после падения Константинополя стали искать морского пути в Индию». Результаты этих открытий, в первую очередь, отразились на экономическом положении отдельных государств: Венеция из торгового монополиста превратилась во второстепенную державу, торговые центры со Средиземного моря были перенесены на берега Атлантического океана. К числу экономических последствий историки также относили и то, что океаническая торговля стала преобладать над внутренней, значительно упали цены на восточные товары, прилив золота и серебра из Америки решил проблему нехватки драгоценных металлов, появились новые продукты (картофель, табак, какао, ананасы и др.). Однако некоторые из этих последствий первоначально показали свой негативный характер. Например, значительное увеличение золота и серебра, по мнению А. К. Дживелегова, привело к скачку цен на товары при фиксированной заработной плате, отчего выиграли предприниматели и значительно потеряли рабочие. Эта ситуация послужила основой, с одной стороны, для обострения социальных конфликтов, а с другой, – для роста промышленного капитализма и развития банковского дела.