Роберт Каплан - Муссон. Индийский океан и будущее американской политики Страница 50

Роберту Клайву, сообщает Маколей, исполнилось 18 лет, когда он сел на корабль и отправился в Индию, будучи служащим Британской Ост-Индской компании. На индийской земле царило политическое смятение. По всему исполинскому субконтиненту, простирающемуся от севера к югу на 3200 км (это больше расстояния от Гудзонова до Мексиканского залива) и больше чем на 2400 км от запада к востоку (это почти равняется расстоянию между Денвером и Нью-Йорком), государство Великих Моголов трещало по швам, превращаясь в отдельные княжества с наследуемыми престолами. Многие из этих княжеств отбивали натиск маратхи – воинской касты, обитавшей в горах к востоку от Бомбея, опустошавшей все плоскогорье Декан и – плавая под пиратскими флагами – западное индийское побережье. Жителей громадного и повергнутого в хаос Индостана, пишет Маколей, было вдесятеро больше, чем инков и ацтеков, ранее покоренных испанцами, – причем индийское население отнюдь не уступало самим испанцам в культурном и промышленном развитии [16]. Любая мысль о том, что над этими могучими, многочисленными и высокоцивилизованными народами однажды возьмет решительную бюрократическую власть некая иностранная держава, лежащая за тридевять морей и земель, казалась несуразной[46]. И все же именно такой власти сумел положить начало обаятельный, деятельный, капризный, продажный, отважный до самоубийственного безумия сорвиголова Роберт Клайв.

К своему калькуттскому триумфу Клайв пришел из Мадраса, где в возрасте 21 года исполнял обязанности «писаря», занимая низшую служебную ступень в Ост-Индской компании. На военную службу он угодил благодаря вооруженным стычкам, разгоревшимся между Британской и Французской Ост-Индскими компаниями, с одной стороны, и враждебными им туземными князьями, которые правили Юго-Западной Индией, так называемой Карнатакой[47], – с другой. Именно в итоге Карнатакских войн европейские торговые компании и стали полноправными повелительницами тамошних земель. До того единственным человеком, предвидевшим возникновение европейской империи на развалинах Могольской, был не британец, а француз Жозеф-Франсуа маркиз де Дюплеи. Умелые военные действия и политические манипуляции сделали маркиза и его туземных приверженцев хозяевами Южной Индии. Поначалу Дюплеи скромно старался не раздражать местную власть, а несколько лет спустя захватил ее [17]. Тогда-то и обнаружилось превосходство европейского оружия над туземным – ибо в Европе военное дело издавна обратилось наукой, а в странах, подобных Индии, оно оставалось чем-то вроде спорта [18].

Единственной преградой французскому владычеству оставалась крепость Трихинополи (Тируччираппалли), стоявшая в 112 км от Бенгальского залива. Крепостью командовал британский сторонник Мохаммед Али. Летом 1751 г. Чунда-Саиб, союзник Дюплеи, осадил ее. Осаждавшим содействовали вспомогательные французские войска, положение было отчаянным. И, как пишет Маколей, «доблесть и гений никому не ведомого английского юноши [Клайва] внезапно спутали противнику все карты» [19].

Клайв стал во главе 200 британских солдат и 300 сипаев (индийских бойцов, сражавшихся на британской стороне), однако на Трихинополи не двинулся. Дождавшись жестокой грозы и бури, он захватил провинциальную столицу Аркот, вынудив Чунду-Саиба выслать подкрепления из Трихинополи. Это выручило британский гарнизон. Однако французы немедленно взяли в осаду сам Аркот. Роберту Клайву и его людям пришлось несладко. Укрепления были скверными: как повествует Маколей, стены «разрушались от старости», оборонительные рвы «пересохли», слишком «узкие» бойницы не позволяли стрелять из пушек. Когда начались голод и мор, «преданность, которую маленький отряд выказал молодому предводителю [Клайву], затмила все, что нам известно о Десятом легионе Юлия Цезаря или наполеоновской Старой гвардии, славившихся верностью своим полководцам» [20].

Клайв не обучался военному делу, но коль скоро главное в полководческом искусстве – «бесстрашная решительность», умение сплотить и повести солдат за собой, особенно перед лицом смертельной опасности, то можно сказать: командиром он оказался прирожденным. В скоротечных малых войнах победа сплошь и рядом остается за теми, кто умеет импровизировать – и кому вдобавок просто сопутствует удача [21]. Успешно выдержать 53-дневную осаду Аркота помогли Роберту Клайву изобретательность, телесная выносливость и умение во время стычек находиться чуть ли не всюду одновременно. Единоличные усилия 26-летнего Клайва позволили отбить и отбросить французов. Мадрас, а также сопредельные земли, простиравшиеся в глубь страны, были готовы покориться Великобритании.

В 1753 г. Клайв возвратился в Англию триумфатором, а не менее блистательный и одаренный Дюплеи – бывший вдвое старше Клайва – вернулся во Францию годом позже. Подвергшийся опале, потерявший накопленное значительное состояние, Дюплеи скончался в безвестности.

Наступил 1755-й, и Клайв опять направился в Мадрас. Спустя год он принял командование фортом Св. Давида – с тем, чтобы окончательно изгнать французов. Клайву пришлось улаживать бенгальские дела далеко на севере, в процветавших краях, откуда Великие Моголы издавна черпали основную долю своих доходов – из этих денежных поступлений и оплачивались войны, которые Моголы вели на Деканском плоскогорье. Как пишет Маколей своим несравненным слогом:

«Среди провинций, подвластных дому Тамерлана, богатейшей была Бенгалия… Ганг, устремляющийся к морю сотнями рукавов, образовал огромную зеленую равнину, что даже под лучами тропического солнца соперничает плодородием с апрельской почвой Англии. На рисовых полях вызревают неслыханные урожаи. Пряности, сахар и растительное масло производятся в поразительном изобилии. Уловы речной рыбы неистощимы… Великие воды оплодотворяют почву и одновременно служат главным торговым путем для обитателей Востока. По берегам Ганга и впадающих в него рек находятся богатейшие рынки, блистательнейшие столицы, священнейшие индийские храмы. Людская тирания испокон веков тщетно пыталась вычерпать неиссякающую природную сокровищницу. Вопреки мусульманскому деспоту и разбойнику-маратхи Бенгалия славилась по всему Востоку – ее звали Эдемским садом…» [22].

Помимо того Бенгалия была гнусными трясинами и топями, тянувшимися вдоль Тропика Рака, страной «свежей грязи, застарелой грязи и заболоченной почвы», как выразился некий географ, цитируемый британским автором Джеффри Мурхаузом [23]. Коммерческим сердцем этих необъятных краев – плодородных и гнилых – являлась Калькутта, порт на берегах реки Хугли, впадавшей в Бенгальский залив. Там, под покровительством набоба (вице-короля), правившего Бенгалией, Ориссой и Бихаром от имени могольского повелителя, и орудовала Британская Ост-Индская компания. В 1756 г. набоб, Аливерды-Хан, умер; ему наследовал внук, Сирадж уд-Даула. Внуку еще не исполнилось и 20 лет от роду. Маколей отзывается о нем как о жестоком, себялюбивом пропойце и гуляке, ненавидевшем англичан. Мало того, новоиспеченный набоб окружил себя «подонками общества… ничем не отличавшимися, кроме шутовства и холопства» [24].

В конце концов набоб измыслил какой-то предлог, чтобы двинуться со своей ратью на Форт-Вильям, английский оплот в Калькутте. Если мадрасские британцы, не забывавшие о маркизе де Дюплеи и его войсках, вынужденно сделались не только торговцами, но также политиками и солдатами, то англичане, жившие в Калькутте, по-видимому, оставались всего лишь торговцами. Как следствие, они пришли в ужас. Форт-Вильям сдался без особого сопротивления. И случилось то, что Маколей назвал «великим злодейством», а британская история увековечила – возможно, с известными преувеличениями [25].

В 1756 г. муссонные дожди начались только 21 июня. Это значит, что ночь с 20-го на 21-е была убийственно жаркой, а влажность воздуха – непереносимой. Тогда-то и затолкали стражники набоба несколько десятков англичан – мужчин и женщин – в калькуттскую «черную яму»[48]: плохо вентилируемую тюремную камеру площадью 4,3 на 5,5 м. Большинство несчастных погибли, прежде чем стражники отомкнули темницу на следующее утро – когда, по свидетельству Маколея, набоб «уже проспался после попойки» и «дозволил распахнуть дверь» [26]. Принято считать, что в «черную яму» втиснули 146 человек, но вероятнее, что их было всего 64, а уцелел – 21[49].

Когда в августе новости из Калькутты достигли Мадраса, жажда мести вспыхнула неукротимо. Клайва поставили во главе 900 британских пехотинцев и 1500 сипаев – с этими силами он и отправился карать набоба, имевшего, по словам Маколея, «больше подданных, чем Людовик XV или императрица Мария-Терезия» [27]. Пришел октябрь, и отряд поплыл на север по Бенгальскому заливу – но встречные ветры вынудили мореходов повернуть к Цейлону и Бирме. До Бенгалии Клайв добрался только в декабре, однако времени даром не терял.