Сигизмунд Миронин - Дело генетиков Страница 6

Может, другие критики Лысенко отличаются кристальной нравственностью? Тот же Сойфер, например? Когда читаешь книгу Сойфера о Лысенко, то возникает редкостный образ негодяя от науки.

Сойфер вешает всех собак только на Лысенко, как говорил Шурик из комедии Гайдая: «И церковь тоже я?» Сойфер пишет, что Лысенко «не читал беллетристики, вообще читал мало и по пустякам не разбрасывался. Никто не помнил, чтобы он по собственной инициативе хоть раз сходил в театр, на концерт, — он жил в ином мире и ничуть этим не тяготился».

Недавно вышла статья в Интернете, где доказывается, что этот Сойфер, самый известный критик Лысенко, оказался нечист на руку. Сын академика Т.Д. Глушенко, сподвижника Лысенко, обвинил Сойфера в плагиате. Он пишет: «Ни он (академик Глушенко. — Авт.), ни я, его наследник и хранитель архива, никогда не давали юридически оформленного права профессору В. Н. Сойферу приводить полученные от моего отца в моем присутствии фотодокументы в своих книгах, выдавая их за свою собственность, да еще и с примечанием «публикуется впервые»… Во втором издании книги «Власть и наука» («Лазурь», Москва, 1993) приведены в количестве 28 единиц (украденные фотодокументы. — Авт.), а в четвертом, последнем издании («ЧеРо», Москва, 2002) — в количестве 17 единиц (по моим оценкам)».

Сойфер не гнушается и грязных намеков. Сын Глушенко пишет: «Иначе, как гнусными и грязными, я не могу назвать измышления и намеки на якобы существовавшие отношения между Т.Д. Лысенко и моей покойной матерью… Разумеется, В.Н. Сойфер знает все и обо всех, поскольку, судя по вышеприведенному тексту, обладает не только вдохновенной фантазией, но и способностью заглядывать в чужие постели и замочные скважины. Как сын своей покойной матери, честь и достоинство которой мне безмерно дороги, я сожалею, что в наше время не практикуются дуэли, на которую я бы без колебаний вызвал «всемирно известного ученого», сочинения которого «буквально завораживают читателя».

В Интернете же я не нашел у Сойфера выдающихся научных результатов… Ах да, есть одно «научное» достижение! Он помогал разваливать русскую науку в рядах соросовской банды.

Еще хотелось бы отметить, что Лысенко принципиально не писал ни на кого доносов. В результате его не тронули, а тех, кто на него доносы писал, типа Вавилова — известно как… Существуют письма Вавилова в соответствующие органы, с критикой и просьбой «обратить внимание»…

Да! Методы борьбы «вавиловцев» были не самые чистоплотные. Опыты по подтверждению теории Лысенко запрещались, на Лысенко и его сторонников непрерывно писали доносы в «компетентные органы».

Например, Жорес Медведев подтверждения «научной борьбы» Вавилова находит не в его научных статьях, а в его доносах на Лысенко в адрес наркома земледелия и секретарей ЦК.

Итак, вышеприведенные факты доказывают, что хулители Лысенко — нечистоплотные люди, а используемые ими методы критики глубоко аморальны. Это сводит на нет все их усилия представить Лысенко в виде Мальчиша-плохиша.

Мое мнение о том, что Лысенко был выдающимся естествоиспытателем, совпадает с мнением бывшего народного комиссара земледелия СССР И.А. Бенедиктова. Далее привожу отрывок из интервью с ним.

«— И все-таки хотелось бы поподробней о генетике…

— Что ж, вернусь к ней. В конце 30-х гг. и в 40-е годы, когда страна испытывала острейшую нехватку сил и средств для выживания в схватке с фашизмом, а затем и восстановления из руин, мы просто не могли иметь роскошь содержания бесплодной, оторванной от жгучих требований жизни науки. Все, буквально все в те годы жестко подчинялось интересам укрепления экономического и оборонного потенциала, к любому вопросу подходили, прежде всего, именно под таким углом.

Научные исследования, проводившиеся Лысенко и его сторонниками, были четко нацелены на реальную отдачу и в ряде случаев уже приносили осязаемый практический эффект. Я имею в виду как повышение урожайности, так и внедрение новых, более перспективных сельскохозяйственных культур. Работы же Вавилова и его последователей каких-либо практических результатов не обещали даже в обозримом будущем, не говоря уже о тогдашнем настоящем.

Кстати, среди генетиков преобладали ученые буржуазной, дореволюционной закваски с элитарными, подчас явно антинародными замашками, афишировавшие свою «аполитичность» и преданность «чистой науке», которой, мол, не до «заземленных», практических нужд. Кое-кто из них чуть ли не в открытую солидаризировался с человеконенавистническими расовыми «теориями» фашизма и даже работал на их подтверждение. Один из таких академических снобов — биолог Тимофеев-Ресовский — пошел даже на прямое предательство Родины, добровольно оставшись в фашистской Германии, где всю войну протрудился в научно-исследовательском институте в Берлине, тесно связанном со спецслужбами гитлеровского рейха.

Симпатии такие люди, естественно, не вызывали. Но главное, повторяю, в том, что тогдашние генетики не сумели доказать важность и перспективность своего направления.

Конечно, с позиций сегодняшнего дня очевидно, что проявленный здесь чрезмерный «практицизм» притормозил развитие «большой науки». Но виновны за этот просчет скорее те, кто нес прямую ответственность за академическую науку, а также в определенной мере и я, как министр земледелия Союза. Сталин, который от данной проблемы стоял довольно далеко, постоянно, кстати, побуждал нас, руководителей министерского ранга, следить за перспективными научными направлениями, последними достижениями и техническими новинками, защищать талантливых ученых от нападок и интриг бездарностей и завистников.

Но допущенный просчет все же решающего значения не имел. И сейчас, с высоты прошедших десятилетий, я по-прежнему считаю, что проводившийся партией курс на всемерное приближение сельскохозяйственной науки к жизни, к ее потребностям и нуждам был в своей основе правильным. Да и сам Вавилов, возглавлявший тогда Институт растениеводства, фактически признавал это, давал неоднократные обещания преодолеть чрезмерно узкую специализацию его исследований, переориентировать деятельность института в сторону сельскохозяйственной практики. Но своих обещаний, к сожалению, не сдержал.

— И все-таки вы же не будете отрицать, что в споре Лысенко — Вавилов победа осталась на стороне невежества и непорядочности, нетерпимости к иной точке зрения и что симпатии Сталина к Лысенко способствовали утверждению в биологии того самого монополизма одной группы людей, который сейчас превратился в едва ли не самый главный тормоз развития науки…

— Почему же не буду отрицать? Буду отрицать, и отрицать решительно. Но сначала позвольте мне, старику, поворчать немного. Тенденциозность и односторонность вопросов о Сталине и о Вавилове не делают вам чести. Похоже, что вы уже заняли определенные позиции, повторяя неумные выдумки, которые любят муссировать в так называемых «интеллигентских кругах». Зачем же тогда вам мои суждения? Журналист должен быть более объективным и беспристрастным, если он искренне стремится понять что-то, а не «заклеймить» непонятое модными фразами. Хочу в данной связи привести замечательные слова В.И. Ленина: «…Необходимо рассматривать не отдельные факты, а всю совокупность относящихся к рассматриваемому вопросу фактов, без единого исключения, ибо иначе неизбежно возникнет подозрение в том, что вместо объективной связи и взаимозависимости исторических явлений в их целом преподносится «субъективная» стряпня для оправдания, может быть, грязного дела. Это ведь бывает… чаще, чем кажется».

Похоже, вы и попались на такую «субъективную стряпню». Только в вопросе о Сталине ее использовали для оправдания своих неприглядных дел нечистоплотные политики, а в истории с Вавиловым — столь же нечистоплотные деятели науки.

— Что же, критику принимаю, постараюсь быть более объективным, хотя, как вы понимаете, отказаться сразу от того, что считал само собою разумеющимся, не так-то просто… И все же, как вы расцениваете широко распространенные утверждения о шарлатанстве Лысенко и мученичестве Вавилова?

— Как типичнейший пример групповщины. В интересах утверждения своей монополии определенные люди — а последние 20 лет, как известно, генетики держат в биологии ключевые участки — распространяют заведомо ложные, порочащие «конкурентов» сведения.

Я хорошо знал Трофима Денисовича Лысенко, его сильные и слабые стороны. Могу твердо сказать: это был крупный, талантливый ученый, много сделавший для развития советской биологии, в чем не сомневался и сам Вавилов, который, кстати, и двинул его в большую науку, чрезвычайно высоко оценив первые шаги молодого агронома. Ведь это факт, что на основе работ Лысенко созданы такие сорта сельскохозяйственных культур, как яровая пшеница «Лютенцес-1173», «Одесская-13», ячмень «Одесский-14», хлопчатник «Одесский-1», разработан ряд агротехнических приемов, в том числе яровизация, чеканка хлопчатника. Преданным учеником Лысенко, высоко чтившим его до конца своих дней, был и Павел Пантелеймонович Лукьяненко, пожалуй, наш самый талантливый и плодовитый селекционер, в активе которого 15 районированных сортов озимой пшеницы, в том числе получившие мировую известность «Безостая-1», «Аврора», «Кавказ». Что бы ни говорили «критики» Лысенко, в зерновом клине страны и по сей день преобладают сельскохозяйственные культуры, выведенные его сторонниками и учениками. Побольше бы нам таких «шарлатанов»! Давно, наверное, решили бы проблему повышения урожайности, сняли с повестки дня обеспечение страны зерном. Успехи генетиков пока куда скромней — и не от этой ли слабости позиций, низкой практической отдачи крикливые обвинения своих соперников? Хотя, разумеется, я этих успехов не отрицаю, просто убежден в том, что воцарившаяся монополия одной научной школы приносит немалый вред…