Николай Богомолов - Михаил Кузмин Страница 66

как грустно мне, покинувшему Вас, дорогих друзей, лишенному возможности видеть милого нам Н. От последнего я получил 2 письма; между прочим, он выражает желание меня видеть и просит в случае приезда в Петербург на несколько дней известить его заранее, чтобы он мог свои отпускные дни не занимать загородом и пробыть со мною в городе[622]. Но, вероятно, этого не будет. Летом так запустишься, задичаешь, что в несколько дней не оправишься. Послали Вы ему письмо, получили ли ответ? видели ли? Вообще, что делаете, кого видаете, бываете ли в Тавриде? что — Capra?[623] Здесь народу много, есть два молодых немца, но неинтересных, исключая, конечно, простого народа, где всегда есть что-нибудь, но сплошная необразованность[624].

Живу как полагается, пью молоко, катаемся, читаю, скучаю, играю в крокет, пишу письма. Пишу «Алексея» и цикл стихов «На фабрике», написал 2[625]. Но honny soit qui mal у pense. От Брюсова получил Высочайшее одобрение за «Эме»: «Благодарю особенно за самый роман, читаю с истинным наслаждением. Это именно то, что я больше всего люблю в прозе. Не забывайте „Весы“»[626]. Вот. Пишите, дорогой друг, все, все. Вы знаете сами, как это важно мне. Кланяйтесь и целуйте всех. Адрес: Окуловка Ник<олаевской> ж<елезной> дор<оги>, контора Пасбург.

Ваш

Особенно о Н. Поклон Павлику, адреса, впрочем, можете и не давать, как хотите. Сомова целую.

Датируется на основании списка писем Кузмина и к нему (ИРЛИ. Ф. 172. Ед. хр. 321).

Павловск, 3/VI <19>07.

И я тоже скучаю — в настоящую минуту в Павловске, где бываю довольно часто, но провожу время крайне однообразно, по большей части лежа в гамаке и глядя в безоблачное небо. За исключением большого количества белых кителей, вызывающих скорее зависть, нежели более интересные чувства, — здесь мало хорошего.

В Петербурге лучше, но и там скучаешь в разлуке с милыми друзьями. У Сомова еще не был. Собираюсь к нему в среду вместе с Аргутоном и Боткиным[627].

Книжку Вашу я послал Н. и написал ему просьбу зайти ко мне, прося предупредить заранее о дне и часе. В ответ получил очень милое письмо, в котором, к сожалению, не говорит определенно, когда он зайдет ко мне, а ограничивается общим обещанием «постараюсь» и т. д., которое, увы! звучит как простая любезность, ни к чему не обязывающая[628]. Долго колебался, продолжать ли переписку, и в конце концов решил не отвечать. К чему настаивать?

Был у Ивановых. Лидия Дмитр<иевна> была больна. Вяч<еслав> Ив<анович> бодр и весел. Прочел мне стихотворения, посвященные Вам и мне. Ваше «Анахронизм», мое — «Петроний» с намеком на «тепидарий»[629]. Лидия Дм<итриевна> не утерпела и, несмотря на усталость, прочла вторую часть «Певучего осла», где осмеивается более или менее удачно целый ряд общих знакомых[630].

Бывал в Тавриде, где тоже мало интересного. Capra продолжает прогуливаться, но уже не decolletée, а en robe montante, что для нее не особенно выгодно. Там же встретил Павлика, гулявшего с каким-то господином ростом в полтора аршина и с наглыми глазами. По торжественному заявлению Павлика, это «любовник графа Коновницына».

Встреча с Павликом обошлась мне, к сожалению, в 3 рубля. Возвращаясь в 3 часа ночи от Ивановых, встретил у «Вены» Потемкина и страшно ему обрадовался. В среду он придет ко мне.

Пишите, милый друг, и посоветуйте, отвечать ли Наумову, указать, напр<имер>, часы, когда меня можно застать? Я, право, не знаю.

В его письме многое меня обрадовало, но боюсь, что все это только официальная любезность и больше ничего. Кстати, почерк его удивительно похож на почерк Птички[631]. Это меня утешает. Не забывайте!

Ваш

<Приписка на первом листе письма> Пришлите, пожалуйста, «Три пьесы»![632]

«Перун» мне мало нравится. Зато очень хороши его стихи в «Цветнике». Не знаете ли, где теперь сам Китоврас?[633]

Поклон Сереже Ауслендеру. Слышал очень лестные отзывы о его последних рассказах, которых я, к сожалению, не знаю.

Письмо Кузмин получил (отметив это в дневнике) 5 мая.

благодарю Вас за письмо. Относительно Н. я знаю от него самого, что вы «мило» его приглашали, но он не знает, удастся ли ему. Эту неделю он в Кабаловке; я думаю, настаивать Вам не следует, хотя я думаю, что данный персонаж очень благосклонно к Вам расположен; писем я получил от него 3 за это время. Ваше письмо, напомнив мне Петербург, друзей, Capr’y, несколько встревожило меня, т. к. тут я лишен всего этого. Павлик писал, что видел моего студента на стрелке[634]. Н. просит опять предупредить его, когда я приеду, чтобы пробыть этот день со мною (вот был бы пир, с Вами [Вы бы, конечно, нашли возможность освободиться] и с ним, целый une folle joumée![635]). Но вряд ли это осуществимо. Кончил «Алексея», собираюсь писать рассказ «Кушетка тети Сони»[636] и пишу стихи. Посмотрите, пожалуйста, в газетах за четверг 7-го и субботу 9-го объявления о «Эме Лебефе»[637]. Кланяйтесь всем милым друзьям и знакомым. Книжечку пошлю на днях[638]. Целую Вас.

Ваш

<Приписка на первом листе письма> Сережа[639] Вам кланяется.

Спасибо за письмо. От Н. ни духа, ни слуха. Конечно, настаивать я не буду. Оно и невыгодно. Как жаль, что Вы не можете приехать! Как хорошо было бы провести вместе une folle journée! А так приходится скучать, и даже очень. На днях был у Сомова на даче. Он весел, в духе. На вид все молодеет. Он занят порнографическими рисунками для немецкого издания[640]. Приехал Бенуа. Я его еще не видел. Иду к нему сегодня. В Павловске ужасно неинтересно. Только один «сафирчик» лет 16-ти почему-то волнует мое воображение. Но я не чувствую себя созданным для détournement de mineures. В Тавриде тоже пустота. Неизбежный Павлик, встреч с которым я отнюдь не ищу с тех пор, как он заявил, что он поступает в департамент полиции, — много старых теток, словом, beaucoup de bourreaux et point de victimes.

Посылаю Вам просвещенную заметку «Руси» об «Эме Лебеф»[641]. Очень жаль, что книжка плохо прокорректирована, много опечаток.

Потемкин надул, не пришел ко мне. К Ивановым собираюсь на будущей неделе.

Пишите, дорогой друг, не пришлете ли новых стихотворений? Пишите об Н. Держите меня au courant.

Ваш

Посылаю Вам еще статейку из «Товарища», имеющую отношение и к Вам[642].

14/VI <19>07.

Посылаю Вам еще одну вырезку из «Руси» об «Эме Лебеф» и других Ваших произведениях[643]. С величайшим наслаждением читаю «Весы» и сердечно радуюсь все яснее образующейся ненависти «стариков» к молодым. Белый, взывающий к старым богам, прямо великолепен[644]. Как это они (молодые) посмели идти по иному пути, чем предназначенный им «учителями»!! Наивность этого гнева — уморительна. Антон Крайний гораздо осторожнее, и первая часть ее критики о «Жизни человека» даже очень недурна, но дальше она уж не выдерживает и тоже обрушивается на «модернистов»[645]. При этом все сваливается в одну кучу, все — «мистические анархисты». А бедный Чулков! И поделом![646].

Пишите, дорогой. Без Вас скучно, так хотя бы письмами порадуйте.

Ваш

Ваша заметка о театре К<оммиссаржевской> мне понравилась. Умно и… осторожно[647].

Письмо Кузмин получил 15 июня.

благодарю Вас за память; entrefilet в «Руси» я читал, получая ее здесь; вообще «Русь» занялась декадентами — тем лучше[648]. В «Руне» 5-ом № будут помещены мои «Предки» и «„Люблю“, — сказал я, не любя»[649], просят очень прислать еще, между тем как «Скорпионы», ожидая ругательной статьи против них, предлагают и мне участвовать в их демонстративном выходе из «Руна». Думаю отмолчаться[650]. Кончил «Алексея» и написал рассказ «Кушетка тети Сони» (стр. 8–12 печатн<ых>), который направил в «Весы»[651]. Дело в том, что, кончивши «Мартиньяна» (очень короткого, всего 2 картины)[652], я буду лишен возможности осуществлять далее мои планы, требующие подготовки, хоть приниматься за «Красавца Сержа» по дневнику Валентина[653] — так впору. Но это вещь большая и имеющая шокировать всякую цензуру (мир — натурщиков, шантажистов, тапеток, хулиганов). Сегодня вместе с Вашей запиской получил письмо от Н., он долго был не в Ижоре, на праздники поедет в Меррекюль, пишет много, мило, mais pas trop amouresement; мечтает о зиме, когда всех увидит. М<ожет> б<ыть>, я сообщаю уже для Вас запоздалые новости и Ваш взгляд направлен в другую сторону? Мне бы хотелось написать что-нибудь из юнкеров (а?). Мейерхольд мечтает поставить всю «трилогию» (т. е. 3 комедии, ничем не связанные между собою) в один вечер. Дай Бог, чтобы одну-то поставили бы[654]. Вообще можно надеяться на постановку только после первого представления. Что Вам сказать еще? живу тихо, мирно, без романов и воздыханий, скучаю о Вас, жду терпеливо осени… Да, Н. с Модестиком[655] в очень незначительной и редкой переписке, так что даже не знает его крымского адреса, что знаю я. Что Ивановы, Чулков, «Белые ночи», Сомов? Бенуа? (я его несколько боюсь, думая, что он меня не любит, будучи из Парижа) Что эскапады etc? Вы — отличный друг: Вы пишете письма. А что Бакст? когда он приедет? Я всем кланяюсь, мужской пол целую и остаюсь