Николай Непомнящий - Зоопарк диковин нашей планеты Страница 7

Второй вид йети — chuty (убийца коров). Синонимом этого слова служит выражение, которым в Тибете обозначали медведя, нападающего на коров и другой скот. Хотя это существо крупнее медведя, шерсть у него той же окраски, как и у предыдущего. Предпочитает передвигаться на четырех лапах.

Третий вид— mity (грабитель), название буквально переводится как «медведь-человек». Но оно же используется и для обозначения медведя. Волосы рыжеватые или совсем светлые, на черепе вытянутой формы — спадающая на глаза грива. Хотя размерами оно не крупнее человека, тем не менее сильнее медведя. Несмотря на вертикальное положение тела, имеет поразительную особенность. Ему приписывают повернутые назад ступни, что, как мы знаем по другим зверям, скорее всего, свидетельствует об определенной хитрости — желании замести следы, скрыть направление действительного движения.

Эта разновидность человекозверя наиболее опасна. С мужчинами они расправляются самым жестоким образом, а женщин склонны похищать с утилитарной целью. Как это приписывают сатирам из древних мифов и легенд.

Упоминавшийся уже Анг Ками как раз родом из Кхумджанга, где в местном монастыре хранится один из трех скальпов, приписываемых йети, на следующий же день после обнаружения следов стал рассказывать истории, связанные с йети.

— Если я только видел следы йети, то мой дядя знает старых людей, которые с ним встречались. Как только закончится экспедиция, поедем вместе к нам в Кхумджанг и найдем этих людей. Они вам подтвердят все, что я сейчас расскажу.

Оказалось, что дед Ками пас скот в горах, когда на него напала стая йети. Вместе с другими пастухами он успел укрыться в хижине, сложенной из тяжелых камней. Животные заглядывали в щели, страшно кривляясь, пытаясь просунуть внутрь пальцы. Обнаруженное отверстие для дыма едва не погубило спасавшихся. И только вовремя разведенный костер положил конец атаке. Далее последовало несколько рассказов о похищенных девушках, очень напоминающих случаи, записанные у нас в стране. С налетом фольклоризации и непременно с умением перехитрить зверя. И даже из серии, излюбленной горцами, — с имитацией гуляний, с оставлением сосудов, наполненных спиртными напитками, и ножей, которые йети пустили в ход друг против друга, копируя людей.

И все же шерпы не отказывают йети ни в разуме, ни в способностях, ни в застенчивости, ни в любви, ни в ненависти. Об их примитивизме говорит только слепое желание подражать людям. Для шерпов они не нечистая сила, не духи и не демоны. И в то же время не медведь, а реально существующий особый обитатель гор.

Спасибо, Милан Даниел, за холодное, но честное повествование!

В 1988 году издательство «Наука» выпустило в свет две книги под одной обложкой первовосходителя на величайшую вершину мира Норгея Тенцинга «Тигр снегов. После Эвереста». Когда читаем в начале книги откровенное повествование об интересующем нас вопросе, все потрясает воображение и в то же время вписывается в уже знаемое. Итак, «шерпы — название народа, племени, обитающего в высокогорной области Восточных Гималаев… Предки шерпов поселились в Северо-восточном Непале, там, где находится наша нынешняя родина — Солу Кхумбу… Моя родина сурова и камениста, суров и климат… Именно здесь обитает йети, известный на Западе под наименованием „ужасный снежный человек“. Я слышал о йети с самого детства; у нас в Солу Кхумбу о них рассказывали множество историй. Когда меня еще не было на свете, мои отец встретился с одним йети лицом к лицу. Сам я никогда не видел их, и мне было уже больше тридцати лет, когда я впервые увидел след йети. Однако мальчиком я иногда находил на каменистых склонах и ледниках помет незнакомого мне животного, содержавший остатки крыс и червей, — я не сомневался, что это помет йети.

Конечно, я немного побаивался йети, однако любопытство было еще сильнее, чем страх. То же самое чувство испытывал я в отношении молчаливых каменных громад, окружавших меня».

Это рассказывает человек, обладающий глубокими знаниями об окружающем его мире. Он считает наивными представления людей Запада, что шерпы не знают следов животных своего края (хотя как бы они могли здесь без этого выжить?) и ради поддержания легенды не хотят или не могут различать их следы. Общеизвестно, что шерпы — прирожденные следопыты, если они, следуя природному рельефу, торят пути на белых снежных пластах, идя всегда впереди белого всезнающего человека, если они понимают, что означает содержимое помета, не говоря о его форме и массе.

Тенцинг продолжает уже конкретнее.

«Расскажу теперь все, что знаю о йети, „ужасном снежном человеке“. А знаю я не больше, если не меньше, чем другие люди, долго жившие в Гималаях. Впервые я увидел следы йети на леднике Зему в 1946 году; после этого они попадались мне только один раз — у подножия Эвереста, когда я был там со швейцарцами в 1952 году. (Не густо, но такова ситуация со многими людьми. Если бы следы попадались слишком часто, то и оставивший их часто бы попадался на глаза. — М. Б.) Я уже упоминал, что мальчиком в Солу Кхумбу часто находил на горных склонах и ледниках звериный помет и был уверен, что он принадлежит йети. Сверх того, я, конечно, слышал много рассказов от отца и других.

Вот что рассказывал мне отец.

Впервые он встретился с этим странным животным на леднике Барун, около горы Макалу, недалеко от Тсачу, где я родился. Он столкнулся с ним неожиданно и так близко, что видел его совершенно отчетливо. Йети напоминал большую обезьяну, с той только разницей, что у него были очень глубоко сидящие глаза, а голова заострялась к макушке. Тело животного покрывала сероватая шерсть, причем росла она очень примечательным образом выше пояса — вверх, ниже пояса— вниз (Такое расположение волос отмечают многие наблюдатели — М. Б.) Это была самка с отвислыми грудями, ростом около метра двадцати сантиметров. Она передвигалась на задних конечностях, придерживая груди передними. Отец, конечно, испугался. Но и йети тоже. Зверь вдруг круто повернул и стал карабкаться вверх по крутому склону, издавая резкий свист, затем скрылся. После этого отец долго ждал беды, потому что многие утверждают, будто увидевший йети должен вскоре умереть. (Конечно, после такой встряски волей-неволей любой человек и передрожит, и переболеет. Так ощущают себя многие люди в разных странах — М. Б.) Отцу, однако, повезло, он не умер. Но, по его словам, он болел после этого случая почти целый год.

Впоследствии ему пришлось встретить йети еще раз. Это было в 1935 году, когда он пришел через Нангпа Ла в Ронгбук навестить меня во время моей первой экспедиции на Эверест. Как-то он один остался ночевать в лагере на леднике, все остальные были либо в базовом лагере внизу, либо в верхних лагерях. Утром, на рассвете, он услышал пронзительный свист. Выглянув из палатки, отец увидел довольно близко животное, которое шло по леднику с юга на север. Отец, конечно, сильно перепугался. Он не хотел смотреть на йети, но не решался и спрятаться в палатке, потому что боялся, что тогда зверь подойдет ближе, а то и войдет в палатку. В конце концов он решил остаться на месте и простоял там, пока йети не спустился по леднику и не скрылся из виду. После этого отец поспешил ко мне в лагерь № 2. Мы встретились, он обнял меня и сказал: «Я проделал такой путь, чтобы повидать сына, а вместо этого увидел йети». Но на этот раз он видел йети не так близко и не болел потом».

Хочу обратить внимание читателя на то, что, как только мы слышим о йети из первых или вторых уст, рассказ обязательно выглядит индивидуализированным. В нем есть детали. Дословно повторенные незаурядные мысли, сразу вынесенные из ситуации под воздействием сильного впечатления. Если же передаются воспоминания безадресные, общие представления — все это оказывается под спудом, нивелируется. Мало того, сразу появляются элементы фольклорного творчества, которые узнаешь, где бы ни разворачивались события. Вспомним повествование Милана Даниела о том, как жители, объединившись, решили извести йети, мешавших им спокойно трудиться и вредивших в быту. Там они применили оставленное без присмотра вино и мечи. То же мы встречаем и у Тенцинга.

«По всем Гималаям среди горцев ходят истории о йети. Трудно сказать, что правда, а что рождено воображением и суеверием. В Солу Кхумбу рассказывают, что много лет назад целая компания йети поселилась недалеко от деревни Таргиа. Местные шерпы строили дома и возделывали свои поля, а по ночам или когда люди уходили, появлялись йети и все разрушали и портили, так что потом приходилось начинать сначала. Примечательно при этом, что йети делали это не ради разрушения. Испортив все, они потом пытались по-своему соорудить дома или устроить поля. Но, конечно, у них ничего не получалось. (Обращаю внимание на такое типично животное поведение — неумение даже подражать смыслово, а тем более доводить начатое до конца. — М. Б.) Жители деревни были просто в отчаянии. Застать животных им никак не удавалось, тогда они придумали хитрость. Как-то раз шерпы направились в одно место, где часто собирались йети — об этом они узнали по помету, — и поставили там много чаш с чангом, крепким шерпским пивом, а кругом положили кхукри, кривые непальские ножи. Ночью йети, как и было задумано, обнаружили чанг и выпили его. А захмелев, собрали кхукри и принялись драться. Утром их нашли почти всех мертвыми, и с тех пор жители Таргиа могли спокойно заниматься своими делами».