Андрей Савельев - Настоящая Спарта. Без домыслов и наветов Страница 8

Символизм исторической памяти затмевает реальные события и отвергает закономерности, более заметные при отсутствии запроса на осовременивание древности. Если не проводить сомнительных аналогий между историей и современностью, Спарта не будет выглядеть в качестве жестокого агрессора и оккупанта. Она будет эффективной аристократией или даже политией – системой государственного устройства, совмещающего монархические, аристократические и демократические черты. Действительно, страной правили цари (два одновременно – подобно римским консулам), геронты (совет старейшин) и народное собрание.

Процветание ранней Спарты могло смениться либо ее завоеванием, например Мессенией, либо мобилизацией. Спарта предпочла стать государством, преодолев свой племенной ландшафт и получив ресурсы для содержания такой власти, которая соединила спартиатов общим делом вне зависимости от достатка и социального положения. Этим делом стала война.

Спарта стала единственным территориальным государством в Элладе, распространив свою власть не только на ближайшие к своей столице земли. Прочие города-государства контролировали лишь незначительные территории, а избыточное население «сбрасывали» в колонии по всему Средиземноморью. И только война соединяла это пестрое сообщество в нестойкие коалиции. Рыхлые, скандальные демократии неизменно сменялись деспотиями и тираниями. Лишь Спарта устойчиво удерживала аристократический режим правления – скудный, аскетичный, но гордый своим суверенитетом и гражданской солидарностью.

Почему же Спарта не смогла объединить Элладу? Сказались, конечно же, внешние факторы. Но фундаментальной причиной было отсутствие имперских принципов – стратегии поглощения элиты противника и создания общегреческой аристократии. Спарта оставалась этнократией и пользовалась всеми преимуществами этого режима. Но этот же режим был ограничен в возможностях, в охвате человеческих ресурсов Эллады.

Война создала классическую Спарту, но война ее и погубила – как только Спарте была противопоставлена более многочисленная и столь же профессиональная армия. Технология «изготовления» спартанского солдата рано или поздно должна была перейти к другим сообществам. Тем не менее, этот процесс продолжался столетия. В конец концов спартанская «технология» оказалась в руках македонцев, а затем римлян – родственников спартиатов от троянского корня.

Тип спартанского государства

О состоянии государства в Спарте можно судить только по свидетельствам сохранившихся античных письменных источников и по археологическим данным. Письменные источники касаются преимущественно классического периода Греции и имеют явно проафинский характер (Геродот, Фукидид). Именно в этот период Спарта заметно отличалась от других греческих государств. Археология может показать, было ли сословное деление, что представляли собой административные центры, какие отношения и взаимные влияния были между Спартой и другими государствами. При отсутствии историографических источников только так можно получить хоть какие-то представления об архаической Греции.

В троянский период Пелопоннес – центр микенской культуры с множеством городов с мощными укреплениями, огромными многоэтажными дворцами. В последующие «темные века» все это богатство заросло бурьяном и никого не интересовало. Это было время, не оставившее археологам ничего и не отраженное даже в легендах. Также как и огромные промежутки времени истории народов в самые разные периоды. Более чем скромные сельские общины влачили тяжкое существование в небольших сельских поселениях. Невыносимо медленно складывались первые признаки государственности – выделялись племенные вожди, «цари» незначительных поселений – городов, больше похожих на группы слившихся деревень.

Спарта возвысилась только потому, что несколько обогнала в этом процессе соседнюю Мессению. И, когда дело дошло до войны, сумела организовать войско и победить. Война и победа создали из разрозненных поселений спартиатов государство. Возможно, тому способствовало и сохранение троянского эпоса – памяти о героях, живших в этих местах.

Спарта так и осталась государством, не отмеченным каким-то главным культурно-административным центром. Уже в классические времена спартанцы гордо говорили, что им не нужны крепостные стены, потому что граждане Спарты лучше стен защищают свою родину. Спарта не имела собственно городского населения, скудность ее существования не позволяла содержать праздный охлос, как это было в других греческих городах-государствах. В Мегарах и Коринфе уже в VIII в. полис превратился в центр притяжения прилежащих территорий. Спарта не могла позволить себе праздности и состояла из сельских общин и военных лагерей.

Это многое объясняет в спартанской истории вообще. В ней государство и культура выражались в большей степени в отношениях людей, а не в предметах искусства. Всё достояние археологии – это преимущественно работа мастерских подчиненных и подконтрольных спартиатам других племен. Этого никак не могут понять те, кто пытается реконструировать политический строй Спарты, совершая одну и ту же ошибку: представляя Лаконию как страну, подобную многим прочим, где один и тот же народ занимает все ступени социальной лестницы.

Спарта так и осталась бы нищей греческой провинцией, если бы не победа над Мессенией. Мессения, несмотря на условия хозяйствования, почти аналогичные спартанским, не сформировалась как политическое единство. Это было рыхлое объединение сельских общин и крошечных полисов. И, тем не менее, за Мессенией до 736 года числились семь побед на Олимпийских играх. Это был непростой противник. Мессенией правили дорийцы – гордецы не менее спартиатов.

В результате крайне тяжелой 1-й Мессенской войны (вторая половина 8 в. до н. э.) спартанцам не удалось покорить всю Мессению, довольствовавшись только ее восточной частью и побережьем. Лишь через столетие в результате 2-й Мессенской войны соседи полностью были подчинены Спарте. Приобретя «донора», Спарта получила возможность содержать постоянное войско, а победа пробудила культ героев и ритуал почитания воинов.

Позднее этот культ серьезным образом преобразовался военным порядком. Фаланге нужны были не столько герои, сколько солдаты. А фаланга была залогом победы. Плотный строй создавал решающее преимущество перед слабоорганизованной массой воинов, даже если в ней многие хотели выделиться как герои. Спарта от культа героев перешла к культу службы – прообразу гражданского самосознания, который имеет ценность до сегодняшнего дня.

Возникновение фаланги относится, скорее всего, к началу 7 в. до н. э. О значимости сословия гоплитов, составлявших ударную мощь фаланги, говорит огромное количество свинцовых фигурок-отливок гоплитов в вотивных отложениях храма Афины Орфии.

В 6 в. дисциплина военного характера пронизала все спартанское общество, воплотившись в институте эфората. Эта дисциплина как раз и привлекает как лаконофилов, так и лаконофобов.

Как только не оскорбляют спартанскую государственную систему современные исследователи! Они клеймят ее как тоталитарную, как тупиковую, не способную к развитию, как основанную на жесточайшем угнетении и бесправии зависимого населения. Они говорят о «полуэмбриональном» состоянии полисного самоуправления, о «реликтовости» соправления двух царских династий, о жестокой муштре, о казарменном образе жизни, о подавлении личности… Борьба с роскошью и распущенностью, будто бы, не имела других целей, кроме как подавить инстинкт собственника и индивидуальный выбор. Даже аскетическая жизнь властных слоев Спарты определяется как средство сплочения против восстаний рабов. Аскетизм спартанского общества вызывает раздражение историков уже тем, что по этой причине Спарта не оставила им достаточного числа черепков или изящных предметов искусства!

Споры вокруг законодательства, основателем которого считается Ликург, уходят за пределы государственно-правовой системы. Ликурговы законы не стали писаным правом, что ставится Спарте в упрек. Как будто лучше законы, которые положены на бумагу, но не исполняются! «Деспотия закона» (Геродот) современным исследователям спартанского общества кажется кощунством. И они возмущаются «нивелировкой человеческой личности», «бесцеремонным вмешательством в частную жизнь», «возведенной в ранг политической доктрины ксенофобией», «беспросветной реакцией и страшной культурной отсталостью».

Все эти квалификации крайне далеки от реальности и антиисторичны – лишены представлений о времени и месте, к которым относятся, а также о степени уместности моральных оценок древности с позиций современного человека.

Ликурга современные исследователи считают чуть ли не погубителем Спарты. Поскольку его реформы, якобы, отбросили спартанское общество в немыслимую архаику и привели к тотальной уравниловке. Привычка жить в условиях, когда право и обычай разошлись кардинально, а законы не исполняются (потому что это требует просто прекратить всякую деятельность) сыграло с современными критиками Спарты дурную шутку. Они не заметили, что нынешние представления об идеале государственно-правового устройства в корне абсурдны и существуют не более половины столетия. А законы Спарты создали такие общество и государство, которые смогли устоять в самых неблагоприятных условиях в течение многих веков. И следовали не случайным прихотям, а заветам предков, чьи подвиги чтились наравне с деяниями богов. В сравнении с таким обществом, современное должно в наших глазах выглядеть отвратительно!