Разные - Журнал «ЗАГАДКИ ИСТОРИИ», 2012 №1 Страница 8

Но зато деятельность отважного миссионера, наконец, принесла ему признание на родине. В 1849 году он первым из европейцев пересек пустыню Калахари и открыл миру озеро Нгами на южном крае болот Окаванго. За это открытие Ливингстон был награжден британским Королевским обществом золотой медалью и денежной премией.

Неутомимый миссионер углублялся все дальше. Он открыл реку Замбези, которую считал большой дорогой для сообщения Европы с внутренней Африкой. На реке Замбези он увидел грандиозный водопад шириной до 1800 метров и высотой до 120 метров, который назвал именем английской королевы Виктории. Наконец, оставив свое семейство, он в сопровождении лишь нескольких туземцев прошел через всю Африку — сначала с востока на запад, а потом с запада на восток на пространстве восемнадцати тысяч верст.

Вернувшись в Великобританию в 1856 году, Ливингстон оказался там национальным героем. На него, как из рога изобилия, хлынул ливень наград и отличий. На волне популярности Давид издал книгу «Путешествия и исследования миссионера в Южной Африке». Она быстро разошлись в 70 тысячах экземпляров, заняв в истории издательского дела такое же незаурядное место, как и в истории географических открытий. Британское правительство сочло полезным использовать его авторитет среди африканских племен и назначило Ливингстона консулом области Замбези. Так, в 1858 году он снова оказался в Африке. На этом континенте он предпринял еще несколько экспедиций, оказавшихся не особо удачными и для самого Ливингстона — во время одной из них умерла от малярии его жена, и для британской короны, для которой они стали убыточными.

Репутация Ливингстона как великого путешественника оказалась подорванной. И чтобы возродить ее, он задался целью исследовать еще одну неизученную территорию Африки и найти истоки Нила. В ходе нее он открыл два новых больших озера — Бангвеулу и Мверу, но главное — столкнулся с огромными трудностями. Обессиленный, измученный тропической лихорадкой, потерявший способность ходить, Давид в 1871 году лежал в Уджиджи и ожидал смерти. Но неожиданно пришла помощь: до него добрался журналист Генри Мортон Стенли, специально откомандированный американской газетой «Нью-Йорк Герольд» на поиски Ливингстона. Стенли привез продукты и лекарства. Давид вскоре пошел на поправку. Но едва оправившись, вновь устремился на поиски истоков Нила. Их он так и не нашел. В пути Ливингстон опять заболел малярией.

1 мая 1873 года он умер вблизи открытого им озера Бангвеулу. Его нашли стоящим на коленях возле кровати. Словно бы и после смерти миссионер продолжал молиться. Африканцы, которые почитали его самого как бога, подвергли тело бальзамированию. Сердце его похоронили в африканском городе Читамбо, а тело доставили в порт, откуда оно было переправлено в Британию. Там его погребли в Вестминстерском аббатстве, а на могиле установили мемориальную доску с надписью: «Перенесенный верными руками через сушу и море, покоится здесь ДАВИД ЛИВИНГСТОН, миссионер, путешественник и друг человечества».

люди и вещи

«БОЖЕСТВЕННОЕ ЧУДО» ИЗ СТЕКЛА

С первого момента возникновения стекло считалось божественным чудом, ведь оно было рождено землей и огнем и обладало уникальными свойствами. В расплавленном виде было мягким, пластичным и прозрачным, а застывая, становилось твердым, с гладкой и блестящей поверхностью.

А разве это не чудо?

Первое стекло появилось около 3,5 тысячи лет назад. Археологам удалось обнаружить остатки древних стекольных мастерских на восточном берегу Нила. Дата их возникновения — примерно 3400 лет назад.

Чуть позже стекло начали производить в Греции, Китае и Индии. А с IX века до н. э. центром стеклоделия стала Александрия, откуда оно пришло в Рим. Первая «инструкция» по производству стекла датируется примерно 650 г. до н. э. Таблички с указаниями, как его делать, находятся в библиотеке ассирийского царя Ашшурбанипала (669 — 626 гг. до н. э.). Можно предположить, что в библиотеку они попали из глубокого подполья, ведь тайну изготовления стекла берегли как зеницу ока.

Что касается окон, то древние греки и римляне делали широкие проемы, выходящие во внутренний двор дома, через которые поступал свет в жилище. Подобный же принцип освещения использовался древними шумерами и египтянами.

На Руси, где зимы всегда были суровыми, лишняя пробоина в жилище была непозволительной роскошью. Для того чтобы хоть какой-то свет проникал в дом, делались крошечные отверстия, которые затягивали бычьим пузырем, а зимой простые люди и вовсе могли обтесать для оконного проема кусок льда. Окна были небольшие, высотой в одно бревно сруба. Изнутри их задвигали скользящими тяжелыми ставнями (волоками), а снаружи в холодное время закрывали плетенными из соломы матами или просто закладывали соломой.

В XIII веке появились окна с рамами и переплетами. В ячейки оконных переплетов стали вставлять слюду, бычий или рыбий пузырь или брюховицу (пленку, снятую с брюшины животного). Рассмотреть через такие окна ничего было нельзя. Окна с ячейками, закрытыми настоящим стеклом, долгое время делали только в княжеских и боярских палатах. Причем стекло было мутным, зеленым, и смотреть через него тоже было бесполезно. Даже света через него проникало меньше, чем через слюду. Но оно было дороже, а потому ценилось боярами как символ престижа.

Когда дома стали строить из камня, слюду стали расписывать рисунками, а рамы делать металлическими. Словом, изменилась внешность окна, но не его суть. Кстати, теплоизоляции от слюды не было никакой — за оконным проемом находились глухие деревянные ставни, которые и выполняли основную защитную функцию в ночное время и во время холодов. Ставни для пущего тепла стали обивать мехом или сукном. Вторые, зимние, рамы придумали позднее.

В Европе стекла для окон начали делать только в XIV веке. Это были маленькие стеклянные кружки, которые отливали в форму. Чтобы застеклить одно окно, приходилось скреплять свинцовой решеткой множество таких кружков. Дом, где были вставлены такие стекла, походил на тюрьму. Стекла из кружков были неровной толщины, разглядеть сквозь них что-нибудь было трудно. Все же и с такими стеклами обращались очень осторожно, их ценили и берегли. В эпоху Ренессанса стали делать оконные проемы больших размеров. Подобная новинка прижилась у нас благодаря Петру I. Царь-реформатор, открыв «окно в Европу», решил сделать большие окна и в отечественных новостройках. Однако, как у нас водится, это нововведение пришлось внедрять силой. Для этого даже издавались особые государственные указы, но патриархальная Русь настороженно относилась ко всяким новшествам.

Интересен указ Петра 1714 года, в котором говорилось: «Каким манером дома строить… брать чертежи от архитектора Трезини», то есть для строительства зданий создавались образцовые проекты. Появились в строящемся Петербурге и некие образцы для подражания — дворец Меншикова, Летний и Зимний дворцы. Мол, прорубай, русский народ, окна пошире да пускай в дом света поболе… И — началось. Вдоль фасадов зданий протянулись ряды широких оконных проемов, само число их заметно увеличилось. Большие окна с мелкой расстекловкой, характерной для того времени, исправно освещали комнаты. В оконные переплеты уже начали вставлять стекла.

Была попытка даже сделать стеклянные окна-двери. Но в России подобное новшество не прижилось. Даже сам Петр запретил окна-двери для других залов дворца — «зело холодно и поддувает сквозь них велико». Во дворцах и богатых домах XVIII века помещения делились на те, где хозяева демонстрировали роскошь, соответствующую их положению, так называемые парадные, и те, что попроще — жилые. Лучше прочих освещалась центральная зала — двумя рядами окон, расположенных по вертикали. Форма же окошек в жилых помещениях могла быть различной — круглой, овальной, квадратной и многоугольной.

Еще появились помещения, которые справедливо было бы назвать верандой, даже беседкой, в те времена они назывались «фонарик». В усадьбе князей Юсуповых, например, есть гостиная, где часть комнаты с колоннами, скругленными, а между колонн застекленные рамы вместо стен. Очевидно, что это помещение не для зимы, но зато красиво и светло.

Правда, приходилось эти стеклянные «фонари» закрывать защитными деревянными колпаками. Например, в Останкинском дворце в Египетском павильоне. Для пущей сохранности это «окно в крыше» по указанию графа Шереметева еще и укутывали войлоком. В те времена в руководствах по архитектуре говорилось, что стены, располагающиеся под окнами, надо делать тонкими «для близкого подходу», а окна советовали делать такого размера, чтобы «сидя смотреть было способно».