Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №05 за 1995 год Страница 8

Подвигался, руки отошли немного. Хорошо, просто хорошо. Шарить там начал, одеяло нашел. Грубое такое, шерстяное. Грелки химические попались. Они градусов до 50-60 разогреваются, когда вода внутрь попадает. Не сразу, конечно, но разогреваются. Ночь под одеялом да с грелками в каком-то забытьи провел, а утром, только-только светать стало, все и разглядел. Таблетки нашел — там дробленый орех грецкий, изюм, еще что-то, в таблетках этих. Шоколад был, вода консервированная, несколько банок. Все это трехдневный запас на шесть или восемь человек. Жить можно. Подкрепился, полегче стало, уже соображать начал. Размышлять — где и что, куда ветер, в каком направлении несет. Капюшон, он как парус работает. Что-то даже в уме вычислять начал. А какой день сегодня? Вспомнил.

Да-а. 19 июня. День моего рождения,..

И вот, представляете, там, в этом рационе для утопленников еще 12 бутылочек было. Ну, может, граммов по 150 или 200, плоских таких бутылочек с виски. И еще зеркальце сигнальное, чтобы кораблю-спасателю какой знак солнцем подать. Гелиограф, словом. И смотрю от нечего делать в зеркальце это. Морда, конечно, противная, опухшая, обросшая, а в этом гелиографе выпуклом, представляете, она какая? Ну, ничего... И вот я, значит, отворачиваю пробочку, наливаю виски в банку из-под воды, смотрюсь в это дело, в гелиограф, чокаюсь с ним, с самим собой, значит. «Ну, говорю, Евгений Николаевич, с днем рождения тебя! Что там дальше будет — не знаю — а рождение надо отметить, хоть и не в очень приятной компании». Ладно. Выпил одну бутылочку, потом другую, третью... Так, в обычное-то время, ерунда. А тут от слабости, что ли, от передряг этих или от чего еще, не знаю, только так окосел, что уж дальше деваться некуда. И закусил вроде бы хорошо, а не подумал, что так оно на меня подействует. И вот лежу уже в каком-то полуобморочном состоянии... Ну, а как пьяный может себя чувствовать? Он ни на что же не способен! Вот я такой и был, когда услышал шум дизелей. Сколько времени прошло? Что? Как? Или все мне это приснилось? Ничего понять не могу: то работают дизели, то куда-то пропадают. Потом вроде речь какую-то слышу. Сверху откуда-то кричит кто-то: «Лук раунд? Ху из зет?» «Посмотри, есть кто там?» «Кто-то есть. Какой-то парень». «Он как? Живой?» Другой говорит, уже близко совсем: «Нет, мертвый. Похоже, мертвый».

Тогда я, наверно, сообразил, что это я мертвый, сдвинулся как-то...

Не помню уже, как я оказался на палубе этого английского корвета. Первое, что понял — это смешок какой-то. Открыл глаза — и такой грянул тут грохот. Моряки вокруг за животы хватаются. Конечно, физиономия у пьяного, тем более, который совсем ничего не соображает, видимо, очень смешной была. Да еще и нашлась-то она среди пустынного океана. Все хохотали: «Пьяный. Живой, но пьяный. Как на дне ада...» Что-то в этом роде.

Куда-то меня положили, куда-то я лег. Сколько я там спал, не знаю, только расталкивают: «Ты живой?» «Живой». «Командир тебя хочет видеть». «А что это за судно?» — спрашиваю. — «Корвет дежурный по району», отвечают.

Приводят к командиру.

— Кто ты и откуда?

— Я — русский. Моряк с «Игарки».

— «Игарка?» — говорит. — Ага, хорошо. Но ты оказался не на советскому плоту, а на шведском. А шведское судно, которому принадлежит плот, давно в России. А как ты добыл этот плот, парень, вот что самое интересное. Так ты, парень, что-то не то говоришь. Ты лучше правду скажи — с какого ты парохода и кто тебя на плот подсунул на пути следования нашего конвоя? Конвой будет идти с запада, а ты тут его как раз и поджидаешь. Что у тебя на плоту было? Какие сигналы и кому ты подавал? И рацию куда дел? Утопил? Ведь ты не просто так сидел, ты подавал подводным лодкам сигналы.

Как я ему мог доказать, что не диверсант я и никаких сигналов не подавал?

— Русский, — твержу, русский, матрос с «Игарки». Шли в конвое, торпедировали нас.

— Русский? переспрашивает он меня. — Матрос? Русских я давно знаю и еще не встречал ни одного русского матроса, чтобы он так бегло по-английски говорил. Тебя, парень, расстрелять надо.

Вызывает командир корвета еще кого-то, отошли в сторону и о чем-то тихо так разговаривают. Ну, думаю, Евгений Николаевич, а теперь тебе и подарок ко дню рождения будет. В гости попал. Расстреливать будут. Подходит командир корвета.

— Ладно, — говорит он, — мы еще разберемся, кто ты, немецкий или советский. Расстреливать я тебя пока не буду. Мне рулевой нужен.

Так я стал стоять на руле английского корвета охранения.

Дней через пять показался караван. И наши суда в конвое. Командир на мостике, я за штурвалом, говорю ему:

— Вон «Шексна» идет, там меня знают. Запросите, пересадите на «Шексну».

А он все никак меня отпускать не хотел. Потом уж пересадил на английский транспорт, который в Мурманск шел. Там и разобрались...

В Мурманске уже новый караван готовится — в Англию идти. Попал я на «Ветлугу». Ребята на «Ветлуге» знакомые, из старых конвоев, помнят еще, как меня взрывной волной выбросило, а тут и потопление.

— Ну, Джек, ты невезучий, с тобой опасно в рейс идти!

Смеялись, конечно. Пошли...

«Ветлуга» старая, после рейса должна на ремонт становиться. Совсем хода не имела. А капитан хороший был, рыбак, с северных морей. Фамилии не помню. Обожженное такое лицо было... Капитан хороший, а сделать ничего не мог. Отстали мы от конвоя. Идем одни. Раз появилось судно немецкое, военное, сыграли мы боевую тревогу. А что сделаешь 45-миллиметровой пушкой, кое-как установленной на корме? Ничего не сделаешь. Только немец не подошел даже к нам, видно, такая старая калоша была, что и снаряда решили не тратить. Дошли до Англии, разгрузились и пошли в Саут-Шилдс на ремонт. Там громадные, знаменитые доки. И в доке приходит к нам на борт английский офицер конвойной службы с нашим представителем.

— Нужно английское судно перегнать из Саут-Шилдса в Абердин. Рейс короткий будет. Обратно вернетесь поездом. Нужны опытные моряки, знающие английский. Кто из вас говорит по-английски?

— Вот Лепке, и английский знает, и штурманом плавал.

— Вы Лепке? Нам нужен третий штурман. Пойдете?

Недолго думал — что на берегу болтаться? В море-то лучше. А ремонт займет месяца полтора-два. Еще двое наших ребят согласились. Пошли...

Пароход назывался «Джассон». Капитан англичанин. Старший помощник, второй штурман — англичане. Я пошел третьим. А палубная команда — всех национальностей. Кого там только не было — негры, их больше всего, малайцы, китайцы, французы, бельгийцы... И многие из местных, безработных набраны.

Капитан сам время выхода выбрал — чтобы и туман был, и штормило. Но шторма особенного не было все-таки в июле-августе Северное море не очень штормит.

Идем. Часов семь вечера было, как раз моя вахта. Я в ходовой рубке, какая-то карта мне понадобилась. Ищу карту. И раздается взрыв, сильно так тряхнуло судно. Свет погас, я в полной темноте. А крен сильный уже, и крики на палубе. Тут сообразил — чего я эту карту ищу? — надо вахтенный журнал хватать и на палубу. Нащупал журнал, сунул под робу и к двери. А дверь в рубке заклинило. Пока с дверью возился, пока на палубу выскочил, шлюпки уже отошли от борта. Судно тонет, надо куда-то деваться. Ну, тут уж недолго думал — прыгнул за борт. Вода, конечно, холодная, но не такая, как осенью или зимой, — держаться можно. Сумерки, но еще видно. Почему-то все ближе к ночи случалось мне тонуть. Плыву, шлюпок из-за волны не видно, а тут, на мое счастье, трюмная лючина — доска с куском брезента болтается. Вот я и зацепился. Ну, плавал не очень долго, час там или полтора. А совсем темно. Потом вдруг всплеск, и вижу огонек такой направленный, шарит по морю. И луч прямо на меня... Слышу — немецкая речь. И тут меня выхватили из воды, стукнули крепко и на шлюпке — к подводной лодке. А она совсем близко всплыла. Люк открыт, беготня, но все делалось молча — молча в люк, причем очень грубо так, в люк сунули. Привели в закуток, темно, лампочки полупритушены. Присмотрелся там еще двое оказалось, а кто не разберу.

Даже говорить друг с другом не захотелось. Такое настроение паршивое было. Ну, чувствую, попался так попался. Плохо дело. Мокрый весь, трясет, озноб какой-то. Только теперь слабость почувствовал — сильно ушибло взрывом да на шлюпке добавили еще. Дело дрянь, тьма египетская, мерзко на душе.

Сколько мы там были? Спали ли? Никто нас не трогал. Вдруг клинкетная дверь в наш закуток открылась, команда короткая, отрывистая — и нас пинками выталкивают на трап.

Вышли на палубу. Подводная лодка стоит у причала. Деревянный такой причальчик, вдали какая-то глухая стена виднеется, длинная, довольно далеко до нее, примерно с полмили. День был, солнце сквозь туман проглядывало, и мне показалось, что я вроде бы здесь бывал, давно еще, когда практикантом ходил. Вроде бы это устье Эльбы... Потом уже, после войны, когда я капитаном на «Сормовском» плавал, а рейсы наши были «река - море» и мы часто из устья Эльбы в море выходили, я все вглядывался не увижу ли то место, где они меня вытащили, где этот причальчик знаменитый был? Так я и не нашел того места. А мне все кажется где-то западнее порта Куксхафен это было, так, миль 10-15 от порта. Искал я эту глухую стену, в бинокль просматривал. Никак не мог найти. Как будто этого места и не было.