Вардан Торосян - Концепции современного естествознания Страница 9

Поиск принципов и начал, лежащих в основе мироздания. «Линия Демокрита» и «линия Платона» и их синтез в научно-исследовательской программе Аристотеля. Учение о целях и причинах. Концепция естественных мест и естественных движений. Космология Птолемея.

Очень трудно выделить точку зарождения естествознания. Ясно, что уже в далекой древности люди пытались понять и объяснить себе природный мир. Знание его закономерностей было необходимо им прежде всего в практическом плане (подготовка к смене времен года, знание сезонов засухи, дождей и разлива рек, признаков плодородности почв, климатических особенностей и так далее). Так, «необходимость вычислять периоды подъема и спада воды в Ниле создала египетскую астрономию, а вместе с тем господство касты жрецов как руководителей земледелия». (Маркс К, Энгельс Ф. Соч. Т. 23, С. 522). Египетские пирамиды (с XXVIII в. до н. э.), британское языческое капище Стоунхендж, (1900 до н.э.) были воплощением замечательных знаний в математике, астрономии, геодезии, механике, строительном деле. Уже семь тысячелетий известен гномон (солнечные часы), пять тысяч лет назад в Египте появился учебник хирургии, примерно к тому же времени относятся месопотамские географические карты.

Были накоплены значительные знания в механике, медицине, ботанике, зоологии. Особое же место среди наук о природе занимала астрономия, удовлетворявшая в одинаковой степени как практические потребности, так и мировоззренческие запросы пытливого разума. Уже в 1800 году до н. э., при правителе Хаммурапи, в Вавилоне существовал обширный каталог звезд, а в VIII веке до н. э. была создана регулярная астрономическая служба. Астрономия давала постоянные импульсы математическим исследованиям, и именно наблюдения неба привели к тому, что в Вавилоне была принята не привычная нам теперь система чисел, а числовая цепь, соответствовавшая угловому делению (1–60, 61–3600). Первые чиловые символы обнаруживаются в письменных памятниках царства Урук (Междуречье), в минойской культуре о. Крит, в Мохенджо – Даро и Хараппе (III тысячелетие до н. э.). К началу III тысячелетия относятся геометрическое решение квадратных уравнений (Месопотамия, Греция), вычисления объемов геометрических фигур. Порой математическая техника – уже тогда! – обгоняла практические запросы, превращаясь в своего рода искусство для искусства.

Особое место астрономии было обусловлено еще и тем, что в ее задачи входили также астрологические прорицания, имевшие соответствующую «идейную базу». Для мышления древних народов характерны представления о единосущности всех элементов окружающего мира – людей, растений, животных, небесных тел. В таком случае для понимания природных явлений подходили мерки человеческого поведения – то, что известно наилучшим образом. Это и было причиной антропоморфности картины мира в древние (и не только в древние) времена (греч. антропос – человек, морфос – форма, т. е. по образу и подобию человека). Понятно тогда, почему то или иное расположение светил, направление ветров и т.д. могли определять судьбу человека.

Убежденность в единосущности мира направляла поиски древних ученых на поиски некоей силы, поддерживающей закономерности, общие для всего мира, пусть и текучего и изменчивого. Естественно при этом, что порядок, утвержденный земными обычаями и нравами, связывался с высшим порядком, который может быть прослежен в звездном небе. В действительности, однако, чаще происходило не выведение земного порядка из «вселенского», а, напротив, «бессознательная проекция на природный мир социального правопорядка» (Ф. Кессиди). Так, не случайно различие между шаловливыми, беспечными и беспутными богами демократической Греции и грозными владыками египетской и вавилонской Вселенной, одно слово которых могло нести смерть – в том числе и богам, низшим в небесной иерархии.

Не в меньшей степени, чем практическим потребностям, происхождение и развитие науки обязано и мировоззренческим стимулам. Будучи не менее, если не более любознательными, чем сейчас, люди далекой древности пытались возместить недостаток знаний полетом воображения, смелыми домыслами, нашедшими воплощение в удивительно красивых мифологиях Египта, Вавилона и Шумера, Китая, Индии, античной Греции. В сознании той эпохи имело место причудливое переплетение научных наблюдений, мифологии и религии; вместилищем знания являлись мифы, сказки, эпос, многие компоненты которых теряются в попытках «перевода» содержащегося в них знания «на наш язык».

В древнем сознании, где уживались эмпирические наблюдения и всесилие богов, антропоцентристский космос и растворенный в нем человек, проекция на природу социального порядка ощутима в наибольшей степени. В поисках сил, управляющих миропорядком и обеспечивающих его устойчивость, у египтян, вавилонян, греков складывается «драматическая концепция природы» (Ф. Вензинк), в которой упорядоченность достигается ценой постоянного конфликта, столкновения множества сил, когда даже верховная сила вынуждена находиться в постоянной активности (подобно устойчивости в общественной жизни). Так, Солнце, верховное светило, неизменно появляется каждое утро, но всякий раз преодолевая сопротивление мрака и хаоса, побеждая их и отвоевывая положенное ему место.

И в египетской, и вавилонской мифопоэтике мир рождается из хаоса, благодаря действию упорядочивающих, побеждающих хаос сил. И опять же, скажем, в древнеегипетской картине сотворения мира из хаоса, возникновения жизни из первобытной бездны Нун проступают аналогии, почерпнутые из наблюдений за Нилом. Для вавилонской же мифокосмогонии (эпос «Энума Элиш») столь же характерен мотив периодического возвращения «первобытного» моря, хаоса, навеянный мощными разливами Тигра и Евфрата, судя по всему, породившими и миф о всемирном потопе.

Весьма неоднозначную роль играет хаос в греческих мифах, выступая как важное порождающее начало (об этом мы вспомним не раз в последнем разделе, посвященном современным концепциям). Особенностью греческой культуры было то, что бережно заимствовав у народов еще более древних культур (египтян, вавилонян, финикийцев, персов) различные научные сведения, технические изобретения, ремесла, она подняла их на качественно новую ступень. У греков зачатки астрономии, механики, математики, медицинских знаний уже в IV–III в.в. до н. э. стали приобретать характер систем, не только связывающих воедино опытные данные, но и претендующих на обоснование изучаемых явлений и их отношений. Примечательно то, что технические средства, ремесла и искусство объединялись одним словом («текне»), что красноречиво характеризует образ жизни и мировосприятие древних греков, пронизанные ощущением красоты и гармонии мира, пониманием а ней места человека и его деятельности. Именно такое мировосприятие способствовало возникновению уже в V–IV в.в. до н.э. восхитительно зрелого продукта духовного творчества – античной философии.

Условия аристократической Греции, с относительно мягким и гуманным рабовладельческим строем, были уникальными для создания натурфилософских систем, осмысливающих и описывающих мир как единое целое. Конечно, в них недостаток научных данных восполнялся полетом воображения, что делало неизбежным их спекулятивный (т.е. умозрительный, не обоснованный практикой характер). Заметим, однако, что этот путь породил не только «трех китов», но и такие поразительные догадки, как об атомах. В духовной атмосфере Древней Греции, направляющей прежде всего на чистое, возвышенное, «незаинтересованное» знание, развитие философии представало как начала науки. Греки оказались подлинными предтечами современной науки – конечно, не в научных теориях и даже не в ответах на определенные вопросы, а в самих вопросах, их концептуальном содержании.

В античных представлениях о природе отчетливо прослеживается путь «от мифа к логосу» (Э. Кессиди), к поискам внутренних закономерностей и механизмов природных явлений, логики их взаимосвязей. Столь же отчетливо прослеживается на этом пути отпечаток социально-экономического развития греческих полисов. Так, если у Гомера и Гесиода многие природные явления происходят по капризам и прихотям своенравных и мстительных богов, то уже у философа Анаксимандра присутствует мотив «господства в мире космической справедливости, умеряющей борьбу противоположностей». Точно так же управление огня в натурфилософии Гераклита означало не господство одной из сил природы, а своеобразное самоуправление на основе единого для всех закона. Даже детали картины мира описываются в этических и правовых категориях: номос (закон), исономия (равноправие), дике (справедливость).

Перенесение на космос особенностей античного полиса происходило еще и вследствие характерного для греков взгляда на мир как своего рода дом, дающий всем тварям прибежище и безопасность. Не случайно в центре этого космического дома помещалось Солнце как очаг – «гестия», занимавший центральное место в любом греческом доме. Столь же закономерно, что античный космос, хотя и огромный, ограничен в размерах. При этом он обладает чертами живого существа. В поэмах Гомера, а еще больше в «Теогонии» (Происхождении богов) Гесиода читателю предстает скорее космогония – рождение космических тел. В греческом мифе схема возникновения и эволюция природного мира подсказана естественным процессом воспроизведения, переносимым на богов. Так, Уран, сын и супруг Геи, лежащий над ней и оплодотворяющий ее, одновременно представляется как усеянный звездами небесный свод, простирающийся над Землей. В подобном же плане описывается сущность Геи – Земли, бездны Тартара и так далее. Деантропоморфизация и демифологизация представлений о природном мире особенно последовательно проступают в трактовке хаоса, который выступает не как бесформенное состояние, а как исходное условие существования всех вещей, их вместилище. Само понятие «хаос» происходит от «хайно» – разверзаться, зиять.