Максим Оськин - История Первой мировой войны Страница 9

Следование различным программам ставило и различные сроки в перспективе развития. В итоге германская армия готовилась к борьбе с Францией и Россией не позднее 1915 года (готовность русских вооруженных сил к решающему столкновению в 1917 году), а флот – к войне с Англией не ранее 1920 года (готовность германского флота к равной борьбе с британским). Это противоречие не могло быть разрешено, ввиду намерения русских чрезвычайно усилить свои вооруженные силы как раз к тому же самому 1920 году. Достичь победы в противостоянии с Великобританией можно было лишь путем отказа от войны с Россией и наоборот. Соответственно «ястребы» военно-сухопутной партии всячески подталкивали кайзера к войне, выдвинув в дни сараевского кризиса июля 1914 года формулу «Теперь или никогда!»[23].

Представляется, что выход из этого противоречия, если и был, то для его поиска требовалась чрезвычайная ловкость и хитроумие. Был ли такой государственный человек в Германии начала двадцатого столетия? Сам смысл войны носил ярко выраженный характер англо-германского соперничества, и не столько из-за стремления Германии к переделу колоний, сколько вследствие бурного развития немецкой промышленности с 1890 года и строительства торгового флота (военно-морской флот здесь не более чем охрана торговли) для самостоятельного выхода немцев на мировые рынки, без британского посредничества. Так что во многом отказ от борьбы с Великобританией означал бы отказ от транспортировки товаров собственной промышленности, а без этого вообще нельзя было претендовать на какое-либо лидерство даже и в Европе.

Вся проблема заключалась в том, что если на суше подготовка Германии к Большой европейской войне опережала подготовку потенциальных противников – Франции и России, то на море, напротив, Великобритания имела существенную фору. Единство же Антанты, при всех надеждах германского высшего военно-политического руководства на английский нейтралитет, все равно побуждало готовиться и к наиболее неблагоприятному развитию событий – войне против всей Антанты и на суше, и на море.

Кроме того, британцы имели прекрасный опыт умелого использования континентальных держав для достижения целей Англии – печальный опыт Наполеона есть вящее тому подтверждение. И в Германии это отлично понимали, справедливо полагая, что британцы не станут пассивно ждать, пока немецкий военно-морской и торговый флот достигнут размеров английского Гранд-Флита. Недаром русский военный агент в Берлине еще в 1909 году отметил: «Немцы хорошо понимают, что на континенте время против них, время – союзник России и славянства, то есть как раз обратное тому, что на море, где время за них. В этой двойственности положения Германии – весь ключ современного военно-политического положения и причины решающей роли Англии»[24].

С другой стороны, позиция «промышленной» партии также была довольно шаткой. Совершенно справедливо уловив смысл борьбы, она должна была учитывать, что в XIX веке Россия уже однажды выступила орудием Великобритании в борьбе с европейским гегемоном – наполеоновской Францией. То же самое повторялось и теперь. Русские безоглядно бросились в объятия традиционного и естественного врага, как только потерпели от него же поражение на Дальнем Востоке.

Подобная политика делала позицию Российской империи непредсказуемой, но скорее всего зависимой от позиции Франции, являвшейся единственным непримиримым врагом Германии на континенте. Соответственно выступление Франции против Германии практически неизбежно предполагало и выступление России. Лишь выдающиеся политические деятели могли примирить традиционные монархии Европы или хотя бы не допустить широкомасштабного столкновения, однако ни в Германии после смерти Отто фон Бисмарка, ни в России после гибели Петра Аркадьевича Столыпина таких людей не осталось.

Конечно, российский император Николай II, который, впрочем, чем дальше, тем больше зависел от «потока событий», понимал, что русско-германская борьба прежде всего станет выгодной не для самих немцев и русских. О том же предупреждали и прогермански настроенные монархисты в высших придворных кругах Российской империи. Неоднократно цитированная в историографии «Записка» консерватора и германофила, бывшего министра внутренних дел П. Н. Дурново, представленная императору Николаю II в феврале 1914 года, явилась всего лишь запоздалым концентрированным выражением мнения тех кругов, что не желали рвать традиционно дружеские связи с Германией ради англо-германского соперничества и британских интересов.

Как раз эти самые круги отчетливо представляли себе, что союз двух традиционных геополитических противников – Великобритании и России – не может не быть, согласно старинной степной поговорке, «союзом всадника и лошади», то есть один едет, а другой везет. И роли были заведомо распределены. Если учесть, что с русской стороны на кону стояло нежелание зависимости от Германии в обмен на зависимость от Франции, то с британской – безопасность установившейся монополии Англии на мировые торговые перевозки. Капиталистическая модернизация начала двадцатого столетия в России, так или иначе, предполагала внешнюю зависимость вследствие категорической нехватки внутренних ресурсов (на жестокую, но быструю индустриализацию, подобную сталинской, царизм не отважился бы пойти). Как видно, англичане выигрывали куда больше русских.

Указывая, что жизненные интересы Германии и России нигде не пересекаются, П. Н. Дурново сделал акцент на том обстоятельстве, что Российская империя имеет перед собой самые неблагоприятные перспективы даже и в случае победы, которой еще надо добиться. В любом случае российская монархия проигрывала. Были представлены следующие положения, подтверждающие мысль об итоговом проигрыше России в случае непосредственного вооруженного участия в англо-германском противоборстве:

1) общее ослабление монархического начала в Европе;

2) неизбежность беспросветной анархии в России как следствие Большой европейской войны;

3) вероятность еще большего увеличения доли нерусских народностей в составе империи в случае присоединения новых территорий (Познань, Восточная Пруссия, Галиция, Черноморские проливы);

4) окончательная потеря связи с традиционно дружественными странами Центральной Европы;

5) неизбежная финансовая кабала от англо-французских союзников.

Конечно, этот меморандум был запоздалым и уже не мог повлиять на сложившуюся расстановку сил в Европе. Ведь в случае волевого усилия по слому всей уже заблаговременно выстроенной системы Россия оказывалась в условиях международной изоляции, в условиях открытого противостояния монархической власти и буржуазного общества, связанного с западными державами политически и экономически, и тем более не могла избежать войны. Просто «Записка Дурново» подвела итог царствованию императора Николая II в международных рамках как итог внешней политики России последнего десятилетия. И итог этот действительно оказался безрадостным.

Военные ученые, служившие в разведке и контрразведке, также предупреждали, что участие Российской империи в Большой европейской войне против Германии явится той водой, что будет литься на британскую мельницу. Например, за год до войны выходит работа А. Е. Вандама-Едрихина «Величайшее из искусств (Обзор современного положения в свете высшей стратегии)», где автор недвусмысленно говорит, что разрешение англо-германского конфликта теперь «возможно не единоборством Англии и Германии на Северном море, а общеевропейской войной при непременном участии России и при том условии, если последняя возложит на себя, по меньшей мере, три четверти всей тяжести войны на суше». А. Е. Вандам несколько преувеличил силы Российской империи, но половину сил неприятельской коалиции действительно взяли на себя русские. В то время как русские и немцы упорно резали друг друга на полях Польши и Галиции, британцы методично прибирали к рукам германские колонии, восстанавливая английский диктат в Мировом океане. А. Е. Вандам далее указывает, что необходимость участия России в схватке вытекает вовсе не из военной слабости Великобритании, как полагали в российском военном министерстве, а из геополитического фактора. Англия не может вести войну с Германией без союза с Россией, «потому, что ей нельзя оставить Россию со свободными руками и не втянутой в дело армией, в то время как сама она будет занята войной, так как иначе все руководство событиями перейдет тогда от нее к России»[25]. В своем мнении Вандам был не одинок. И случайно ли, что об опасности войны для России предупреждали именно выдающиеся люди? Случайно ли против союза с Великобританией в ее соперничестве с Германией выступали такие военные ученые, как А. Е. Снесарев и А. А. Свечин? Те люди, которых назвали «русским Сунь-Цзы» и «русским Клаузевицем» соответственно? Почему верховная власть слушала бездарностей, по типу лидера российских «ястребов» великого князя Николая Николаевича или последнего предвоенного начальника Главного управления Генерального штаба генерала Н. Н. Янушкевича, прославившегося разве что своей воинской бездарностью и вопиющим антисемитизмом?