Александр Кацура - Планетарное человечество: на краю пропасти Страница 9

Проблемы и понятия

Проблемы, порождаемые глобализацией или непосредственно связанные с нею, именуются глобальными, если они сохраняют свою актуальность относительно всего человечества. Важнейшие из них упоминались выше, а теперь станут предметом нашего внимания с целью выявления их сущности и влияния на реальную жизнь людей в контексте новейших тенденций мирового развития. Обратимся в этой связи также к важнейшим понятиям, которые наиболее адекватно отражают современные процессы глобального мира.

Войны

В минувшем веке случились две Мировые войны. Для большего понимания их исторического значения и для приближения к нашей теме можно ввести терминологическое добавление, не меняющее сути дела, но важное для нашего анализа, – обе эти войны можно назвать двумя фазами одной войны – первой глобальной войны в истории человечества. Иными словами, с точки зрения развития глобальных процессов, Вторую мировую войну можно и нужно воспринимать как продолжение Первой мировой войны. В годы, их разделившие, имело место жесткое противостояние на фоне отсутствия военных действий. Однако обе эти фазы активных военных действий по сути были направлены на решение одной и той же задачи – на передел мира силовым путем при одних и тех же основных участниках столкновения и использовании принципиально схожих вооружений, за исключением, появления в конце военных действий реактивной авиации, ракет и ядерного оружия.

Как известно, вторая фаза этой глобальной войны завершилась, двумя ядерными взрывами. Историческую роль этих трагических (особенно для двух японских городов) событий, как нам кажется, в полной мере историки еще не оценили. Жертвы и разрушения первой фазы глобальной войны заставили лидеров ведущих стран искать международные механизмы предотвращения подобных ужасов. В итоге была создана Лига наций, которая, однако, в силу объективных причин не оправдала возлагавшихся на нее надежд. До начала второй фазы глобальной войны оставалось всего лишь двадцать лет. Ее жертвы и разрушения были беспрецедентны. Попытка создать новую международную организацию (ООН), блокирующую возможность развязывания новой глобальной войны на этот раз оказалась более успешной. Тем не менее мир провел немало тревожных лет в ожидании еще новой войны на планете – на этот раз уже ядерной.

Разговоров о ее приближении было немало. Более того, было несколько опасных ситуаций, реально грозивших Армагеддоном. Но – обошлось. Прошло уже 70 лет, в течение которых случилось великое множество локальных и региональных войн, но ни одна из них, по счастью, не переросла в глобальную. Можно ли однозначно связывать это с наличием ядерного оружия? На сей счет сказано и написано немало, но существует ли детальный системно-исторический анализ, вскрывающий подлинные причины глобального мира на протяжении семи десятилетий? Продлится ли эта инерция сама собой и далее? Или потребует немалых усилий от руководителей наиболее крупных стран? Вместе с крахом Советского Союза почти пропал и популярный некогда термин «борьба за мир». Но исчезновение этого слогана (при всем понимании его тогдашней фальши) вовсе не означает, что сама борьба за мирное сосуществование человечества ушла в прошлое.

А ведь можно поставить вопрос и шире: нет ли глубинной связи между развитием оружия и процессами объединения человечества? В этом плане имеет смысл заново оценить хотя бы последние полтысячелетия, может быть, чуть больше – от момента изобретения пороха. Как соотносились этапы развития оружия и технологии войн с процессами расширения и падения государств и империй (разумеется, вкупе с социально-политическим, экономическим и этническим анализом)? Современные специалисты по оружию шестого или седьмого поколения достаточно ли ясно связывают технологические успехи оружейников со сложными мотивами глобализации? С достаточным ли вниманием мировая общественность на это смотрит? Умеем ли мы связывать достижения фундаментальных и прикладных наук с изобретательским зудом (если называть вещи своими именами) по созданию все более эффективного смертоносного оружия. Что греха таить, ведь многие политические и военные лидеры еще не освободились от воинственной риторики, связанной с накачкой военной мощи и технологическими прорывами в этой области. В явных и тайных лабораториях мира работа в этом направлении продолжается, а где-то и вовсе кипит (…). Но здесь нарастает очевидное противоречие. Ведь ныне можно постулировать одну, по крайне мере, очевидную истину относительно грядущих столетий – будущему объединенному и процветающему человечеству (воспримем это пока как идеальный образ, почти как мечту) явно не понадобится оружие массового уничтожения своих собратьев на планете (о будущем оружии внешне-космического значения, ярко и изобретательно показываемом в фантастических фильмах, мы, по понятным причинам, говорить не будем).

Рядом с этим стоит далеко еще не проясненный вопрос об исторических уроках развития и падения империй. Ведь последние большие империи развалились совсем недавно, почти на наших глазах – в начале и середине ХХ в. А если империей называть СССР (что логически вполне допустимо), то речь пойдет о конце ХХ в., то есть об очень недавних событиях. Как бы там ни было, но историческая энергия империй, определенные их достижения (особенно в части распространения на обширные пространства культуры, науки и объединяющего языка метрополий) далеко еще не исчезли, они очень ощутимы и в наше время. Мы, жители начала XXI столетия, вправе называть себя детьми империй. Их дух во многом еще движет нами, осознанно и неосознанно. Более того, найдутся такие историки, которые будут утверждать, что не все империи развалились, к тому же на смену многим исчезнувшим империям пришли империи нового качества и стиля, объединяющие большие пространства не только военной силой, но и с помощью так называемой «мягкой силы»: посредством экономических, идеологических и религиозных скреп.

В этом смысле нового критического анализа заслуживает широко распространенный и как будто не теряющий актуальности термин империализм, давно уже, казалось бы, разоблаченный и отринутый. Но нет, его широко используют в политической риторике и публицистике. Вот почему это явление нужно продолжать изучать, но уже по-новому, с детальным учетом финансово-экономических, этно-конфессиональных, этических, культурных и экологических характеристик. Важно подчеркнуть следующее: традиции, несущие явный имперский оттенок, не вправе считаться сугубо отрицательным явлением, поскольку некоторые из них несут в себе в скрытом виде семена будущей глобализации. При этом, разумеется, не следует забывать, что «каинов дух» империи (как эгоистически выстроенного града земного) осуждал в свое время еще Блаженный Августин.

Геополитика

Прежнюю геополитику – с ее упором на динамику государств, на их пространственное расширение и их военную экспансию, на «дыхание» их границ, на «гидравлику» сил на суше и на морях – нередко определяли уже в конце ХХ столетия как науку устаревшую (хотя ей нет и полутора сотен лет). Однако стремительные темпы глобализации способны пробудить геополитику из ее забвения, инициируя в этой области совершенно новые подходы. Если старая геополитика ориентировалась по большей части на экстенсивные процессы и величины, то геополитика в эпоху глобальной взаимозависимости оказывается ориентированной на социоприродные процессы – локальные, региональные и глобальные – в их тесной взаимосвязи.

В этом своем новом качестве геополитика, опираясь на ряд своих прежних наработок и закономерностей, попытается оценить динамику государственных образований в совершенно новых условиях. Ее главной задачей становится сосредоточение внимания на интенсивных общественных процессах. В этой связи онауже в обозримой перспективе очевидным образом соприкоснется с макроэкономикой и сопутствующими дисциплинами в деле изучения динамики мировых рынков, взаимодействия и конкуренции транснациональных корпораций, характеристик мировой финансовой системы и даже особенностей светской и конфессиональной культуры в различных регионах мира.

Антропополитика

Под действительной геополитикой (в описанном выше смысле) можно понимать некую реальность взаимодействия и борьбы политических, военных и культурно-исторических сил, некое подвижное равновесие при столкновении интересов больших масс – государств, цивилизаций, континентов. Взаимодействие это происходит в двух измерениях: первое и основное – в географической горизонтали, буквально на землях и морях, второе – в некоем культурном пространстве, в условной духовной вертикали. Это разделение на самом деле весьма условно, однако оно неожиданно срабатывает, когда мы пытаемся оценивать и сравнивать яркость, влияние и значимость крупных исторических фигур. Фактически мы можем говорить здесь о двух человеческих лагерях, о двух множествах, граница между которыми хорошо ощущается, хотя и не является непроницаемой.