Вадим Радаев - Экономическая социология Страница 14

Может быть, главное отличие коренится в методах сбора данных, используемых экономической теорией и экономической социологией? Такие различия имеются. Начнем с того, что значительная часть экономистов вовсе не нуждается в эмпирическом материале, оставаясь в области абстрактного моделирования. А социологи чаще обращаются к конкретным эмпирическим данным. Однако мы не думаем, что следует далеко заходить в подобных противопоставлениях, представляя дело так, что экономисты оперируют «чистыми моделями», а социологи «роются в эмпирике». Ведь среди экономистов есть немало скрупулезных эмпириков, а многие социологи смотрят на землю с высоты «птичьего полета».

Далее, экономисты-эмпирики чаще всего прибегают к агрегированным показателям национальной статистики. А главным источником данных для социолога являются специальные опросы. То есть социологи относительно чаще не просто используют готовые информационные базы, а сами занимаются производством данных. Кроме этого, социологи демонстрируют большее, по сравнению с экономистами, разнообразие методов их сбора, включая анкетные опросы, углубленные интервью, фокус-группы, включенное наблюдение[157]. Но, заметим, все эти методы экономистам отнюдь не заказаны. Конечно, они реже прибегают к технике опросов и менее в ней искушены. Однако многие экономисты сегодня все активнее привлекают опросные данные (особенно это характерно для России с хроническими слабостями ее официальной статистики, где специальный опрос часто оказывается единственным источником необходимых данных). В свою очередь, многие социологи все чаще прибегают к вторичному анализу имеющихся статистических баз данных. Таким образом, несмотря на традиционно сложившиеся различия применяемых методов сбора данных, все-таки не здесь следует искать основной междисциплинарный водораздел. И если мы видим человека с анкетой, это вовсе не означает, что перед нами социолог.

Есть различия и в методах анализа данных. Экономисты в большей степени тяготеют к формальным моделям, облачая их в строгие математические формулы. А ключевым методом статитического анализа выступает построение регрессионых моделей. Часто состав переменных и параметры регрессионного уравнения и считаются основным результатом исследования. Модели социологов менее строги в формальном отношении, чаще имеют более «мягкий», качественный характер. Когда же речь заходит о статистических техниках, то социологи чаще используют факторный и кластерный анализ. Хотя и регрессионный анализ (особенно среди экономсоциологов) становится все более популярным. Впрочем, разница в методах анализа данных также производна.

Наш принципиальный вывод состоит в том, что наиболее глубокое и существенное различие между экономической теорией и экономической социологией заключается в общеметодологических предпосылках анализа, в подходах к моделированию человеческого действия, проистекающих из совершенно разнородных оснований. Эти дисциплины различаются не тем, что они изучают (подобных различий становится все меньше), а тем, как они это делают. Они ставят перед собой разные типы задач. Изучать экономику или социологию – не значит анализировать экономические или социальные отношения. Это значит – овладевать соответствующим подходом, который в принципе может быть применим к объектам самого разного рода.

В чем же состоит специфика задач, решаемых в рамках экономического и социологического подходов? Первое наблюдение касается общих целей исследования и приводит к довольно забавным выводам. Экономисты берутся за объяснение весьма сложных материй (формирование цен, движение финансовых потоков и т. п.), которые для обывателя остаются «тайной за семью печатями», и в итоге сводят это объяснение к логике здравого смысла, к способам поведения обычных «средних» людей. Что касается социологии, то трудно избавиться от впечатления, что она, напротив, занимается очень «простыми» явлениями, над которыми мы обычно не даем себе труда задумываться, воспринимая их на уровне здравого смысла. Социология же пытается проблематизировать эти явления, показывая, что за их кажущейся простотой скрывается богатый мир, наполненный самыми разными смыслами. В самом деле, как ответить на следующие «простые» вопросы: почему потребители ходят в разные магазины и покупают одну и ту же вещь по совершенно разным ценам? Почему предприниматели стараются выбирать деловых партнеров из определенного круга? Почему работники ревниво реагируют даже на ничтожное повышение оплаты своих коллег, но относительно спокойно воспринимают большие разрывы в доходах между «рядовыми» и «начальством»? В итоге можно сказать, что интенции двух дисциплин прямо противоположны: экономическая теория производит редукцию к обыденному, а экономическая социология – проблематизацию обыденного.

Но различие интенций двух дисциплин этим не ограничивается. Есть и более важная вещь, связанная с тем, что экономическая теория видит своей основной задачей предсказание, она склонна к экстраполяции своих выводов, и эта прогностическая нацеленность заставляет укорачивать список анализируемых переменных и упрощать связи между ними, зачастую пренебрегая реалистичностью предпосылок. А экономическая социология довольно скептически относится к предсказаниям и значительно больше тяготеет к описанию. При этом ее дескриптивные наклонности побуждают расширять список используемых переменных, пытаясь повысить реалистичность закладываемых предпосылок.

Следующий пункт расхождений связан с трактовкой понятия естественного, которое, на наш взгляд, имеет два разных толкования. Естественное понимается как:

• простое, привычное, повседневное;

• соответствующее «природному состоянию» человека, его врожденным склонностям и инстинктам.

Экономическая теория тяготеет к соединению двух этих толкований. Она склонна объяснять повседневный выбор человека его природными склонностями – рациональным стремлением к собственному благу, минимизацией усилий, склонностью к обмену[158]. Экономическую социологию привлекает «естественность», понимаемая как простота, повседневность, но она старается избегать «естественности», понимаемой как совокупность универсальных, изначально заданных свойств человека. Принципиальная позиция заключается в том, что экономическая социология не занимается тем, что называют «человеческой натурой». То, что мы считаем универсальным и существующим изначально, при ближайшем рассмотрении, во-первых, демонстрирует устойчивые различия по группам людей, которые, оказавшись в сходных ситуациях, почему-то ведут себя по-разному; а во-вторых, оказывается продуктом исторического развития. С точки зрения экономической социологии фигура «экономического человека», принимающего независимые рациональные решения, столь же исторична, как, скажем, паровая машина, и предполагает множество непростых условий – наличие гражданской свободы и достаточно развитых прав частной собственности. Очень многое из того, что сегодня выглядит привычным, обыденным и чуть ли не всеобщим, возникло совсем недавно. А то, что длилось столетиями, ныне трещит по швам. Долгое время, например, существовало достаточно жесткое разделение хозяйственных ролей в домашнем хозяйстве между мужчиной и женщиной, и оно считалось «естественным». А потом «вдруг» роли начали интенсивно перемешиваться. Куда же девалась эта «естественность» (подробнее см. в гл. 17)?

Наконец, существуют серьезные различия между экономистами и социологами в использовании интеллектуальных традиций. Экономисты в большей степени тяготеют к позитивистскому взгляду на накопление знания, меньше обращаются к толкованию собственных классиков, и разрыв между современной теорией и историей мысли здесь более ощутим. В социологии современная теория куда более явно опирается на классические источники, постоянно возвращается к классике, подвергая ее все новым и новым интерпретациям[159].

Экономика как совокупность действий. Прежде чем перейти к более полному раскрытию специфики экономико-социологического подхода, зададимся вопросом о том, что же такое «экономика»? Определить ее оказывается далеко не просто. Если подходить к делу с наиболее привычной формально-статистической точки зрения, то под нею понимается некая сфера, или точнее совокупность сфер, где осуществляется производство благ. В этом смысле экономика противопоставляется «непроизводственной сфере». Правда, при этом остается открытым вопрос о том, как определить границы непроизводственной сферы. Старое определение экономики как сферы производительного труда, берущее начало еще в классической политической экономии, уже мало на что годится. Сводить экономическую сферу к производству материальных продуктов в условиях, когда более половины рабочей силы занято в сфере услуг, мало кому придет в голову. А как поделить услуги на «производственные» и «непроизводственные», мы однозначно сказать не беремся. Если взять такие сферы, как, скажем, наука и культура, окажется ли, что в них мы не обнаружим экономических процессов? А поскольку есть серьезное подозрение, что мы их там обнаружим, то почему бы тогда не отнести и эти сферы к «экономике»? В результате возникает риск того, что вскоре «экономическими» окажутся все существующие сферы деятельности.