Яков Гилинский - Социальное насилие Страница 6

Возможна классификация по субъектам насилия: физические лица, юридические лица, политические и общественные организации, государства.

И по объектам насилия: мужчины, женщины, дети и подростки, пенсионеры, инвалиды, животные, расы, этносы, конфессии, государства.

Конечно же, любая классификация относительна, может быть расширена или сужена, иначе поименована и т. п.[59]

Одну из наиболее развернутых классификаций политического насилия можно найти в книге А. В. Дмитриева и И. Ю. Залысина[60]. Они, в частности, различают и описывают насилие: внутригосударственное и межгосударственное; государственное и негосударственное; стихийное и организованное; индивидуальное, коллективное и массовое; оборонительное и наступательное; социально – классовое и этническое; реформистское, радикальное и консервативное; демонстративное и инструментальное; вооруженное и невооруженное. Внутригосударственное может быть в виде бунта, восстания, гражданской войны, партизанской войны, переворота, терроризма, репрессий и др.

Э. Фромм, предпочитающий говорить об агрессии, а не насилии, различает агрессию доброкачественную (непреднамеренная, игровая, оборонительная и т. п.) и – злокачественную (в качестве примеров – И. Сталин, Г. Гиммлер), включая некрофилию. Типичным представителем последней Э. Фромм называет и исследует личность А. Гитлера[61].

Представляет несомненный интерес классификация видов насилия, предложенная С. Жижеком в уже упоминавшийся книге[62]. С. Жижек различает насилие субъективное, «символическое» и «системное». За этой классификацией скрываются немаловажные теоретические представления.

Субъективное насилие – это те проявления социального насилия, которые «лежат на поверхности», легко различимы и признаваемы большинством людей (и уголовным законом): убийства, теракты, войны и т. п. «Это лишь наиболее зримая вершина треугольника, который включает два других вида насилия» (с. 5).

Второй вид – «символическое» насилие, воплощенное в языке, речи. Но это не только очевидные случаи речи – ненависти (оскорбления, угрозы и т. п.), «есть еще более фундаментальная форма насилия, которая принадлежит языку как таковому, насаждаемой им определенной смысловой вселенной» (с. 6). В качестве примера С. Жижек приводит массовые вспышки насилия в мусульманском мире в связи с опубликованием в одной из датских газет карикатур на Мухаммеда. Большинство участников волнений в глаза не видели ни этой датской газеты, ни самих карикатур. Но эта публикация, ставшая в принципе известной благодаря глобализации СМИ и «всемирной паутине», затронула привычные символы, установки, враждебные мусульманскому миру: Запад, империализм, безбожие, гедонизм (с. 50).

Еще более «скрытым», незаметным, но постоянно присутствующим в человеческом обществе (и тем более опасным) является «системное (объективное) насилие». Это – «нередко катастрофические последствия спокойной работы наших экономических и политических систем» (с. 6). При выявлении и анализе системного насилия, считает С. Жижек, необходимо исходить из конкретных исторических условий. Будучи явным противником капитализма, С. Жижек показывает это на его примере. Он пишет: «Маркс описывал безумное самовозрастающее обращение капитала, солипсистское самооплодотворение, которое достигает своего апогея в сегодняшних метарефлексивных спекуляциях с фьючерсами… Судьба целых страт населения, а иногда и целых стран может решаться «солипсистской» спекулятивной пляской Капитала, который преследует свою цель получения прибыли, сохраняя счастливое безразличие к тому, как его действия скажутся на социальной реальности… Именно организованная без всякого внешнего принуждения метафизическая пляска всесильного Капитала служит ключом к реальным событиям и катастрофам. В этом и заключается фундаментальное системное насилие капитализма, гораздо более жуткое, чем любое прямое докапиталистическое социально – идеологи ческое насилие: это насилие больше нельзя приписать конкретным людям и их «злым» намерениям; оно является чисто «объективным», системным, анонимным» (с. 14 – 15). Это системное насилие, «которое присуще социальным условиям глобального капитализма, и предполагает «автоматическое» создание исключенных и лишних людей – от бездомных до безработных» (с. 16).

Фундаментальная критика капитализма с его экономическим неравенством представлена в трудах лауреата Нобелевской премии по экономике Дж. Стиглица[63].

Упоминание нами «исключенных» позволяет перейти к следующему вопросу.

Глава 3. «Кто виноват?» и «что делать?»

Нам следует набраться мужества для того, чтобы отказаться от тривиального представления о причинности, когда нам кажется, что одни и те же «причины», действующие на один и тот же «объект», обязательно должны порождать одни и те же следствия.

Очевидно, не существует единой причины насилия как социального феномена. Имеется множество факторов, воздействующих на состояние и динамику многообразных его проявлений – государственного, полицейского, военного, семейного, педагогического, криминального насилия и др. Это факторы экономические, демографические (пол, возраст, этническая принадлежность, миграция и др.), культурологические (принадлежность к той или иной культуре, субкультуре, религиозной конфессии) и даже космические: были выявлены корреляционные зависимости между уровнем убийств, самоубийств и солнечной активностью, фазами луны[64].

Остановимся на одном из главных, с моей точки зрения, факторов.

Повторюсь: все свои действия человек совершает, в конечном счете, для удовлетворения тех или иных потребностей. Потребности людей в каждом обществе для каждого времени распределены относительно равномерно. А возможности удовлетворения потребностей – существенно различны. Некоторая степень неравенства зависит от индивидуальных особенностей человека (ребенок или взрослый, мужчина или женщина, с высоким интеллектом или не очень). Но главным источником неодинаковых возможностей удовлетворять потребности служит социально – экономическое неравенство, занятие людьми различных неоднородных позиций в социальной структуре общества (рабочий или бизнесмен, крестьянин или банкир, школьный учитель или министр). Именно от социального статуса и тесно связанного с ним экономического положения человека (можно говорить о едином социально – экономическом статусе) в основном зависят возможности удовлетворять те или иные потребности.

Иногда, в период обострения межклассовых (межклановых, межкастовых) противоречий, складывается впечатление, что субъекты различных социально – экономических статусов представляют собой различные «виды» Homo Sapiens… Тогда объяснима и «зоологическая» вражда между ними (между пролетариями и капиталистами, между крестьянами и феодалами, между «олигархами» и «народом»). Впрочем, это уж совсем ненаучное предположение.

Социальную структуру общества обычно изображают в виде пирамиды, верхнюю, меньшую часть которой составляет «элита» общества (властная, экономическая, финансовая, военная, религиозная). Средняя – самая значительная по объему часть – «средний класс». В основании пирамиды, в ее нижней части располагаются низшие слои (малоквалифицированные и неквалифицированные рабочие, сельскохозяйственные наемные работники и т. п.). За пределами официальной социальной структуры (или в самом ее низу – это зависит от точки зрения исследователя) находятся аутсайдеры, изгои, «исключенные» (бездомные, длительное время безработные, лица, страдающие алкоголизмом, наркоманией, состарившиеся проститутки и т. п.). Чем ближе к верхушке пирамиды располагаются позиция и занимающий ее человек, тем больше у него возможностей удовлетворять свои потребности, чем дальше от вершины и ближе к основанию, тем меньше таких возможностей. При этом распределение людей по тем или иным социальным позициям обусловлено, прежде всего, независящими от них (людей) обстоятельствами – социальным происхождением, принадлежностью к определенному классу, группе, и лишь во вторую очередь – личными способностями, талантом.

Со временем кастовая или средневековая жесткость социальной структуры ослабевает, социальная мобильность растет («каждый американец может стать президентом»), однако статистически зависимость от социальной принадлежности остается. А последнее время – вновь возрастает. Уже ясно, что в реальности далеко не каждый американец может стать президентом. Разумеется, это относится не только к США.

Как уже говорилось, социально – экономическое неравенство появилось как следствие общественного разделения труда, которое есть объективный и в целом прогрессивный процесс. Однако прогрессирующее разделение труда влечет и негативные последствия. Неодинаковое положение социальных классов, слоев и групп в системе общественных отношений, в социальной структуре общества обусловливает социально – экономическое неравенство, различия в реальных возможностях удовлетворить свои потребности. Это не может не порождать зависть, социальные конфликты, протестные реакции, ненависть, принимающие форму различных девиаций, включая насилие. «Стратификация является главным, хотя отнюдь не единственным, средоточием структурного конфликта в социальных системах»[65].