Людмила Петрановская - Минус один? Плюс Один! Приемный ребенок в семье Страница 19

И как тут быть? Перед принятием ребенка всем проходить многолетнюю психотерапию, чтобы выявить все-все подлинные пружины и мотивы? Боюсь, дети успеют вырасти в детдомах за это время.

На самом деле, мне кажется, не так много мотивов заведомо «плохих» и их неправильность всем очевидна. Например, ясно, что брать приемного ребенка с целью использовать его как бесплатную прислугу нехорошо (хотя в недавнем прошлом это казалось в порядке вещей и, кстати, многих сирот спасло от неминуемой гибели). Про мотивы уголовные и говорить нечего.

В общем и целом всем понятно, что приемный ребенок не может и не должен быть:

• средством спасения вашего брака;

• средством доказать себе, семье и окружающим, что у вас «все, как у людей»;

• средством перевоспитать ваших детей;

• средством развлечь ваших детей;

• средством заменить ваших нерожденных детей;

• средством заменить ваших выросших детей;

• средством заменить вашего потерянного ребенка;

• средством исправления тех ошибок, которые вы совершили, воспитывая собственных детей;

• средством избежать безнадежности и одиночества;

• средством выполнения миссии (гуманистической, христианской и т. п.).

Ребенок вообще не должен быть средством даже для самых благих целей. Если вы хотите именно ребенка, чтобы он жил и рос с вами, чтобы любить его, заботиться о нем, если главное ваше желание – обычное, такое естественное человеческое желание – быть родителем, значит, все в порядке. При этом все остальные мотивы тоже могут вполне присутствовать, если они становятся дополнением к этому основному.

Дети, кстати, тоже чувствуют, если приемным (как и родным) родителям нужны не они сами по себе какие есть, а некие другие цели, которых достигают их посредством. И знаете, что сделает в этой ситуации любой сколько-нибудь сохранивший волю к жизни ребенок? В лепешку расшибется, чтобы те цели, которых вы хотите добиться, используя его как средство, никогда не были достигнуты. Он будет максимально не похож на того, кого призван заменить; он будет драться с ребенком, которого призван развлекать, и дурно влиять на того, которого призван воспитывать; он будет избегать общения, если должен избавлять от одиночества, и совершать чудовищные поступки, если ваша цель была – наставить на путь истинный заблудшую душу. Не из вредности, нет, совершенно неосознанно. Просто каждый человек (а однажды уже отвергнутый – особенно) нуждается в том, чтобы его ценили и любили просто так. И если ему в этом отказывают, он протестует всеми доступными ему способами, пытаясь докричаться: «Я не хочу быть лишь средством, откажитесь от такого взгляда на меня, все равно ничего не получится». Ради того, чтобы его отчаянный вопль услышали, ребенок готов действовать во вред себе, разрушать отношения, рисковать своим будущим, да он все будет готов поставить на кон ради шанса получить настоящую, бескорыстную «ни за что ни про что» родительскую любовь. Потому что для ребенка это не блажь, не удовольствие, а воздух, без которого его душа умирает. А когда человеком движет отчаяние, он не стесняется в средствах и не щадит ни себя, ни других.

И наоборот: дети, которых любят ради них самих, без всяких условий, оказываются удивительно чутки и благодарны. Когда ребенок окончательно привыкнет к семье, когда в его душе восстановится мир и он поверит, что любим и что это насовсем, он обязательно захочет откликнуться. Для ребенка, который знает, что любим и принят, вполне естественно мирно играть с братьями и сестрами, стараться порадовать своими успехами родителей, быть с ними близким и откровенным. Но все это не условия, на которых ребенка принимают, а как раз следствие того, что он был принят.

Еще несколько слов о последнем пункте в нашем списке. Звучит он замечательно: «Хочу сделать благое дело, помочь ребенку, оставшемуся без семьи». Настолько замечательно, что некоторые сотрудники органов опеки даже отказываются работать с семьями, если они не назвали этот мотив одним из первых. Но могу сказать по опыту – не все так просто. Конечно, каждый, кто приходит за ребенком в детский дом, в том числе хочет ему помочь – это естественно и правильно. Но если мотив «помочь», «сделать богоугодное дело», «принести кому-то пользу» – единственный или превалирующий, я бы советовала не торопиться. Да, сирот жалко, да, дело богоугодное. Но одно дело – взять, другое – растить год за годом, день за днем. И если у вас нет обычной родительской «корысти» – желания иметь ребенка, общаться с ним, радоваться ему, а вы лишь выполняете миссию, «несете свой крест», очень возможно, что надолго вас не хватит. Наступит физическое и эмоциональное истощение, при этом вы не сможете черпать силы, как обычный родитель, из самого общения с ребенком, из его забавных словечек, из утренних сонных поцелуев, из веселой болтовни по дороге в школу – вы ведь не для радости все это затеяли, а из жалости или из чувства долга. Из чувства долга и из жалости можно ухаживать, кормить, одевать, учить, но любить – нет. А даст ли ребенку счастье родитель, для которого сам ребенок – «тяжкий крест»?

Поэтому помочь – дело святое. Но поскольку работа, которую вам предстоит выполнять, в значительной степени делается сердцем, чувствами, очень важно еще и просто хотеть ребенка, хотеть именно для себя, ведь ему нужны не спасители, а родители.

Итак, все мотивы (кроме криминальных) имеют право на существование. «Хотим ребенка» – замечательно, «хотим помочь» – тоже хорошо, «хотим, чтобы нашему ребенку было с кем играть» – в принципе, понятный мотив, «хотим работать и получать зарплату, воспитывая детей дома» – тоже нормально. И даже «скрепить брак», «чтобы было кому стакан воды подать в старости», «чтобы быть как все, с ребенком», «чтобы заменить собственного погибшего ребенка» – тоже при определенных условиях могут быть вполне конструктивными мотивами, если они не единственные и не главные.

Риск только в одном: если мотив окажется неудовлетворен. Вы хотели, чтобы ребенок дружил и играл с вашими детьми, а он дерется, ругается и вообще хочет общаться только с вами, а их чтобы не было. Вы хотите стать родителями сироте, а он любит свою пьющую маму, тоскует по ней, а вас мамой не называет. Вы хотели скрепить брак, а из-за стресса после прихода ребенка, из-за огромного количества новых проблем и обязанностей брак стал, наоборот, разваливаться. Вы хотели достойного наследника, а ребенок не желает получать образование и вообще не факт, что это он будет вас поддерживать в старости, а не вы его до последнего дня. Вы хотели быть «нормальными, как все», а теперь на вас косятся другие мамы на детской площадке и только что вслух не говорят, что, мол, пришла тут со своим ненормальным ребенком. Все это вполне возможно. Никак предугадать и предотвратить такие варианты не удастся, в этом надо отдавать себе отчет заранее, «на берегу».

Вот поэтому я предложила бы ответственным кандидатам в приемные родители проверить собственные мотивы с помощью простого вопроса: «А если не…?» А если ребенок не скрепит брак, не подружится с вашим ребенком, не заменит потерю, не получит образования, не захочет разделять вашу веру, ваши ценности и убеждения, никогда не станет считать вас мамой и папой, не сможет преодолеть отставание и реабилитироваться после пережитого (то есть вы не сможете ему полностью помочь)?

Что если не…? Задавайте себе этот вопрос и прислушивайтесь к тому, что происходит в душе. Все ваши мотивы один за другим рассыпаются? Или вы даже не в силах представить себе, как это возможно, чтобы «не»? Тогда стоит подождать и подумать, может быть, действительно обратиться за помощью к психологу, чтобы лучше разобраться в себе.

Или вы готовы решить: если даже не все сбудется, все равно ребенок будет в семье, все равно у нас будут свои отношения, все равно будет какая-то общая история, из которой что-нибудь да выйдет, и мы готовы постараться, понимая, что нет гарантий успеха и исполнения всех желаний. Тогда – вперед. И любой ваш мотив, самый «неправильный», пойдет в дело и поможет все преодолеть.

Еще одно. Скорее всего, вопросы: «А зачем вам это нужно?», «А какая у вас мотивация?» будут вас злить. И знаете что? Вы правы. Потому что в них всегда скрыто убеждение, что «просто так» приемных детей не берут. Что от хорошей жизни растить чужого ребенка никто не станет. Только если есть свои проблемы, которые с его помощью пытаются решить. Самоценности ребенка этот вопрос не предусматривает вовсе. И я очень хорошо понимаю, почему приемные родители буквально взвиваются от этого вопроса. Отвечать на него всерьез означает признать правоту этой картины мира, признать себя схемой, а ребенка – функцией, средством. Это вызывает протест, злость – да и ничего другого вызывать не может.

Вопрос «зачем?» исходит из того, что никаких детей-сирот в реальности нет. Если они «зачем-то» понадобятся, их вынут из виртуальной базы данных и дадут. Но они ведь есть. Живут, дышат, ждут. Невозможно об этом не думать и не помнить, совершенно естественно стремиться им помочь, нормально отвечать любовью на их неутоленную потребность в любви. Это как если бы пожарного, который бежит к горящему дому, чтобы спасти ребенка, схватить за рукав и спросить: а какая у тебя на самом деле мотивация?