Фридрих Фребель - Будем жить для своих детей (сборник) Страница 21

Но при таком всесторонне начатом, проникающем в душу и чувство и требующем ухода только в своих первых зачатках развитии чувств, членов, всего тела и души ребенок нуждается еще и в предмете, на котором он мог бы самостоятельно и самодеятельно развиваться далее и полнее; в самом деле, уже очень рано мы наблюдаем, как ребенок для употребления в дело, для укрепления и упражнения силы своих рук и пальцев старается схватывать окружающие предметы, даже что-нибудь у себя самого, например свои щеки и т. д., при этом он сжимает свой большой палец или крепко держит схваченный палец матери и т. д.

Природа, именно природа человека, требует (и это уже рано обнаруживается в ребенке) для проявления находящейся внутри него жизни, для проявления своего внутреннего существа соответствующего образа, т. е. образа противоположного и равного ему; это требование, это стремление есть нечто неразрывно соединенное с человеком, неотделимое от его явления и существования на земле…

Если это общечеловеческое требование, стремление не выполняется для ребенка при помощи какого-либо извне попадающегося ему предмета, то он старается удовлетворить этому требованию своей природы посредством своего воображения, своей фантазии. Но образы, созданные таким путем, очень легко заводят человека, и даже уже в раннем детстве, в область безграничного неопределенного; к тому же таким путем они скорее ослабляют человека, чем укрепляют… Однако далеко не безразлично, а, напротив, в высшей степени важно, какой именно предмет дается человеку или в данном случае ребенку как образ, истинно равный и противоположный его собственной сущности… Обратимся к самому ребенку с этим вопросом и посмотрим, какие предметы выберет он в самый ранний период своего развития в качестве такого внешнего образа своего собственного «Я» и своих стремлений. Самые простые неодушевленные, как мы выражаемся, но в то же время – и это очень примечательно – наиболее тяжелые предметы. Дерево и камни ему больше всего нравятся; мальчики любят носить что-нибудь побольше и потяжелее, и среди таких предметов прежде всего выискивают себе игрушку; точно так же и девочки делают своей любимой игрушкой тяжелую, большую куклу или кусок дерева. Так, одна мать из высшего городского круга, рано наблюдавшая за своей жизнью, сообщила мне, что когда она была девочкой, то любимой ее игрушкой был случайно попавшийся ей тяжелый мешок с песком, так как именно он вызывал в ней представление о весе настоящего ребенка и вводил ее в тот обман, которому она с удовольствием предавалась, воображая, что носит настоящего ребенка…

Итак, предмет должен быть подобием ребенка, т. е. он должен быть замкнутым в себе, носить в себе жизнь, развивать и усваивать ее себе, уравнивать противоположности жизни в своем собственном существе; ребенок ищет такого предмета, который ему противоположен и вместе равен. Как нечто равное ему, этот предмет должен быть, во-первых, таким, из которого ребенок, как существо, предназначенное для свободного раскрытия своего собственного «Я», мог бы сделать как бы все, т. е. мог бы в нем и под видом его представить самого себя и подразумевать что ему угодно.

Во-вторых, это должно быть нечто ему прямо противоположное, это должна быть вещь, средство, тогда как ребенок сам по себе и для себя самого является только чистой целью.

Из этих условий ясен характер первой детской игрушки, и в них с инстинктивной ясностью сказывается также глубокий смысл, с которым ребенок выбирает для своих игр палку, дощечку, кусочек дерева, огромную куклу, тяжелый мешок с песком или, с другой стороны, глину, кучу земли или песка, земляной курган, в котором он с лихорадочным увлечением может зарыться. Ясно также, почему он, однако, в конце концов для наиболее свободного раскрытия своего существа охотнее выбирает мяч, который как известно, является для всего этого центральным и объединяющим пунктом, можно сказать, заместителем всего того, чего ребенок ищет в предмете, служащем ему подобием, для развития и раскрытия своих душевных сил. Мяч соединяет в себе все потребные для этого качества: замкнутость в себе и в то же время способность служить заместителем всех вещей; покой и движение, всеобщность и единство, всесторонность и однообразие поверхности, элементы видимые и недоступные для зрения (например, его середина, ось и т. д.). Посредством мяча ребенок может изобразить и вообразить бесчисленное множество образов, которые он носит в себе в виде желаний, идей и мыслей. С помощью мяча он может бесконечно подражать всему, что видит вокруг себя. Следовательно, мяч является для него как средством воспроизведения его внутреннего мира, так и средством для ознакомления с внешним миром и подражания его явлениям.

Так можно объяснить появление мяча и ответить на вопрос: почему мяч как игрушка так дорог для детей? А именно игра для человека вообще и для ребенка в особенности есть зеркало его собственного внутреннего и окружающего его внешнего мира, и притом зеркало, необходимое в детстве по самому складу внутренних, а следовательно, свободных побуждений ребенка, требуемое его общим стремлением к жизни и занятиям.

Поэтому мяч есть нечто такое, что, в соединении с наклонностью ребенка к деятельности, благодаря своей бесконечной подвижности и разнообразию своего применения постоянно и всевозможными способами побуждает ребенка к игре, к свободному отражению своего внутреннего и окружающего внешнего мира, а следовательно, есть его любимая игрушка.

Если мы сопоставим это со сказанным раньше, то легко уясним себе, почему мяч служит для ребенка самой любимой игрушкой и в течение всего отроческого возраста в виде разнообразных игр в мяч… Что же касается преимущественно игр в мяч, как самого раннего и первого средства развития ребенка, то по этому вопросу можно взять для рассмотрения только мяч сам по себе в его простом виде и в самых простых отношениях.

Мячом можно пользоваться, не привязывая его или привязав на шнурке, в том и другом случае или в свободном пространстве, или на какой-либо плоской поверхности, двигая его в перпендикулярном, горизонтальном или наклонном направлении. Таким образом, он является то в роли руководителя в области внешнего мира, изображая самые предметы внешнего мира, например котенка, то в роли самого ребенка, изображая его тело и отдельные члены, – можно сказать, в роли обучающего гимнаста.

Подобно тому как до сих пор мы рассматривали мяч по отношению к его форме и лишь настолько, насколько это касается ребенка и внешнего мира вообще, так точно его можно рассматривать и употреблять в качестве игрушки для ребенка; сам по себе мяч можно рассматривать здесь, во-первых, по отношению к его величине, во-вторых, по отношению к его цвету, в-третьих, по отношению к числу, в-четвертых, по отношению к материалу, из которого он сделан, и, наконец, в-пятых, по отношению к его твердости, или упругости; а благодаря этим последним качествам при падении его на соответствующую поверхность его можно, пожалуй, рассматривать и по отношению к производимому им звуку.

Во всех этих условиях мяч вступает во все новые и новые отношения к ребенку, и здесь сказывается его всеобъемлющая применимость в качестве постоянного, безусловно безупречного средства воспитания, образования и истинного средства развития ребенка.

…Сообразно со своей природой и инстинктивно ребенок в дополнение к познанному им отдельному ищет множественности… Но это несознательное стремление ребенка в его инстинктивных поисках множественности необходимо развить уже в раннем периоде детства, подобно тому как садовник способствует развитию цветов в растении, сделать его сознательным, что очень важно в педагогическом отношении, ибо иначе поиски множественности могут выродиться в грубое стремление к приобретению и в необузданное требование обладания.

Но ребенка не удовлетворяет простая однообразная множественность как таковая, ибо ребенок во множественности уже с ранних пор ищет объединяющего ее единства. Это единство должно бросаться ему в глаза при изучении множественности как видимая связь всех разнообразных ее элементов. Наиболее удовлетворительно достигается это, когда мы имеем дело с мячами одинаковой величины и материала, с помощью цвета, а именно с помощью расцвечивания их в шесть наиболее чистых цветов радуги (с различением светло– и темно-голубого цвета – в семь) – голубой, зеленый, желтый, оранжевый, красный и фиолетовый, – которые, представляя собой удивительно замкнутое в себе единство… олицетворяют в радуге образ внешнего мира, мира между небом и землей, Божеством и человечеством… Ребенку даются в качестве игрушки постепенно то поодиночке, то в различных комбинациях шесть мячей, окрашенных в шесть упомянутых цветов, каковые ребенок всегда и принимает с удовольствием даже и поодиночке, а с еще большим удовольствием в соединении по два, например два мяча противоположных цветов – красный и зеленый, голубой и оранжевый и т. д., еще лучше в соединении по три, например трех главных цветов – красный, голубой и желтый или трех промежуточных или смешанных цветов – фиолетовый, зеленый, оранжевый. Точно так же возможно с помощью простого и столь естественного соединения двух, трех, четырех и т. д. мячей в одну плотно сомкнутую массу сообщать ребенку при угадывании известной формы и понятие о различном числе… С возрастанием ребенка сюда присоединяется также понятие о величине, твердости и упругости (эластичности), а также о способности мяча при падении на что-либо свободное, но прочно стоящее, например на поверхность стола, издавать звук.