Александр Еренко - Рассказки для маленьких почемутиков Страница 3

«Теперь я, кажется, точно не бегемот», – подумал бегемот, и ему снова стало грустно. «Обратно в стадо меня теперь не пустят, а даже ели пустят, я снова заблужусь и потеряюсь, – рассказывал он сказочнику. – Хотя, я даже не знаю, где я, и вообще, кто я теперь такой». «Разве это так важно, знать, где ты и кто? – отвечал сказочник, пожевывая травинку, – Главное, что пока ты ни о чём не задумывался, ты был счастлив».

«Но нельзя же ни о чем никогда не думать!» – закричал бегемот. Теперь он совсем ничего не понимал. Сказочник был стар. Ему было, наверное, лет двести, а, судя по его башмакам, он уже не раз от края до края перешел всю землю. Бегемот верил, что сказочник знает всё обо всём, и всегда слушался его советов. А сейчас он уже ничего не понимал.

«Я не верю, что можно быть счастливым, ни о чём не думая! – сказал, наконец, бегемот, немного успокоившись, – Как я могу говорить, что я счастлив, если я не знаю, что сейчас с моим стадом! А вдруг в степи засуха, и все голодают? Вдруг на них кто-нибудь напал?»

Бегемоту стало плохо. Ему хотелось плакать, как маленькому бегемотику, захлёбываясь слезами. Ноги сами понесли его к реке, и он упал в воду. Но не поплыл, как раньше, а камнем упал на дно и зарылся в мягкий ил.

А сказочник не знал, что бегемот уже давно научился надолго задерживать дыхание. «Утонул», – с горечью выдохнул сказочник через двадцать минут безрезультатных поисков.

Собрав свои вещи, и надев шляпу, сказочник в последний раз посмотрел на Зелёную реку. «Прощай, грустный бегемот, – сказал он воде, – Прости меня». Всегда и везде, сказочник хотел только добра, но очень часто получалось так, что-то добро, которое он делал, оказывалось не таким уж добрым. «Я не специально, – извинился сказочник, – Я не успел тебе сказать, что счастье мы себе выбираем сами, и что в счастливой жизни всегда найдется немного места для грусти и раздумий».

«Я всего лишь глупый сказочник, – думал сказочник, уже уходя в дебри леса, – Ну почему он решил, что я мудрец, и меня надо безоговорочно слушаться?..». И он ушёл. А ещё через пять минут всплыл бегемот. Ему было стыдно: он слышал, как зовёт его сказочник, как он ищет его по всему дну, но только поглубже зарывался в тину. «Где же ты?» – спросил бегемот, но сказочника уже не было…

И бегемот остался один. С тех пор он так и жил на берегу Зелёной реки. Сидел, задумчиво пожёвывал травинку, как это делал сказочник. И очень часто ему было беспричинно грустно. Но, тем не менее, бегемот был счастлив. «В самой счастливой жизни всегда есть немного места для грусти, – говорил бегемот самому себе, – Как жаль, что я не успел рассказать это сказочнику».

Ах да, совсем забыл сказать. С тех пор бегемоты так и живут в реках, навсегда оставив сухие саванны. Однажды бегемоты случайно встретили нашего грустного бегемота, и он рассказал им, как здорово купаться, и какая мягкая трава на берегах. Но это уже совсем другая история.

Сказка про коврик

Жил некогда на свете ковёр. Квадратный такой, красный, с рисунком-кольцом посередине. На уголке ещё пятнышко какое-то несмываемое было. Жил на глиняном полу в таком же глиняном здании какого-то города. Ну, ковер, в общем.

Ковёр в доме был вещью значимой и многофункциональной. Он и ноги грел по утрам, и постелью служил, и, собственно, ковриком, но чаще всего играл роль чайной. Каждый день и не по разу хозяин – один или со своими гостями – усаживался на него скрестив ноги и подолгу пил этот дымящийся напиток, проводя время в беседах или размышлениях. Это, конечно же, не могло не сказаться на самом коврике – с каждым днём он становился всё более и более образованным и мудрым. Коврик частенько погружался в раздумья, частенько думал о смысле своего бытия, о своём происхождении. Например, коврик всерьёз не верил, что существуют ткацкие станки, и предполагал, что все коврики на земле – это какое-то подобие тени великих и светлых существ, живущих в более совершенном мире, в котором никто не сядет на тебя сверху с пиалой чая.

Впрочем, коврик никогда не жаловался, в этой жизни его всё устраивало. Ну, пожалуй, кроме грязи, из-за которой иногда приходилось купаться в мыльной воде. А когда все дома в городе сделаны из глины, без грязи не обойтись. Из-за грязи, пожалуй, и случилась вся эта история.

Однажды, после просто какого-то татаро-монгольского нашествия гостей и, как водится, всемирного чаепития коврик стал настолько пыльным, что хозяйка решила его в очередной раз почистить. «Для начала я его хорошенько вытрясу» – думала она, выходя с ковриком на крохотный балкончик. Взяв коврик за углы, она так энергично принялась за дело, что вокруг балкона в сухом и жарком воздухе повисло целое облако пыли. А в таких случаях, как водится, люди начинают чихать. Хозяйка, однако, так мощно чихнула, что, наверное, вызвала песчаную бурю где-то в пустыне Сахаре. Но главное, она выпустила из рук ковёр. «Вот так дела! – думал коврик, кувыркаясь в полёте, – Это что же, к земле лечу? Что ж творится-то такое!»

И вдруг перед глазами его проплыла картина его же собственной смерти: смешно раскинув уголки в стороны, частично развалившись на отдельные волокна, лежит он, ненужная никому тряпка, рядом с вонючей кучей мусора, и какие-то чёрные птицы противно кричат над самым ухом…

– Ну нет! – закричал во весь голос коврик, – Не хочу я так!

И его желание жить было настолько сильным, что даже злосчастное невыводимое пятно на уголке исчезло. Коврик растянулся в воздухе, как если бы лежал на полу, закрыл глаза и… Вдруг он полетел. Полетел не вниз, как упавший коврик, а параллельно земле, как летают только большие птицы. Полетел! Представляете? Так, говорят, иногда детей плавать учат.

А коврик как летать научился, так и понял, что это на всю жизнь. И главное, это оказалось так просто! Как дышать или лежать. А поскольку наш коврик был образованным, он, конечно же, не мог оставить своё новое умение в секрете.

Круто развернувшись, он полетел назад в город, от которого уже порядком отдалился.

– Смотрите, я летаю! – кричал коврик, кружась над улицами, – Я лечу! Я умею летать! Это так просто! Давайте со мной!

Но почему-то никто не торопился взлетать. Городские коврики продолжали лежать кто где, недоумённо поглядывая на новое небесное тело. И те, на ком громоздились люди, и те, на ком совсем ничего не было.

– Они, наверное, не слышат! – решил коврик и спустился пониже. Теперь его видели решительно все.

– Купаться в теплых воздушных теченьях – это так здорово! – кричал коврик, делая мёртвую петлю, а затем проносясь над самыми головами прохожих, – Ну давайте же со мной!

Но остальные ковры продолжали бездействовать. А люди, невозмутимо поглядывая на ковриковы фигуры высшего пилотажа, попивали свой чай и, поглаживая подбородки, говорили:

– А, ковёр-самолёт. Никак волшебник какой потерял. Что ж, не будем трогать, дабы не навлечь на себя гнев чародея.

Так коврик и летал в одиночестве. Летал-летал, недели три летал, пока, наконец, не спустился вниз. Нет, ему вовсе не надоело летать, просто он устал кричать для всех разом.

Под покровом ночной мглы коврик проник в ковровую лавку. Там-то он и рассказал всю свою историю.

– Не бойтесь! – говорил коврик сородичам, – Почувствуйте вкус настоящей жизни, искренне захотите жить, а не существовать под чьими-то седалищами, забудьте обо всём и летите, летите к самому солнцу!

Коврики морщились и качали головами.

– Довольно жить под прессом ненавистных обстоятельств! – продолжал ковёр, – Пора жить так, как хочется, как должны жить все коврики – в любви и свободе!

Мало кто слушал, но так уж исстари повелось – если говорить, кто-нибудь всегда да услышит. Уже после шестой такой вылазки коврик нашёл соратника, теперь гордо парившего по правую сторону от своего учителя и также рассказывавшего о чудесной жизни в свободе полёта. А через месяц их было уже чуть больше десятка. Как красиво летали они в лазури небесных морей, среди мечтающих облаков и купающихся в солнце птиц!

А глядя на дружную стайку летающих ковров, остальные чувствовали такую острую тоску, что непроизвольно шевелили уголками, будто хилыми крыльями. Но тут уже зароптали люди. Согласитесь, мало кому понравится пить чай, когда под тобой ковёр, ведущий себя, как земля при землетрясении.

Видя, что никакого чародея нет и не предвидится, люди задумали свести на нет всё ковровое восстание и запаслись сетями. А ковёр, совсем опьяневший от свободы, напрочь потерял остатки осторожности…

Изловили его. На этом, пожалуй, и заканчивается эта сказка, потому как ковер, не пожелавший вернуться к своей старой жизни, был жестоко казнён. Его приколотили к стене, лишив всякой возможности передвижения.

К счастью, остались ещё верные ученики, не потерявшие опасения перед людским народом. Всё так же по ночам летают они от одного покорного ковра к другому и рассказывают им историю своего освободителя. Только вот он строго наказывал говорить только правду, а поэтому и про казнь рассказывать тоже приходилось. Поэтому и перевелись на земле летающие ковры – боятся. Такая вот история была…