Петр Каптерев - О природе детей. Избранное Страница 6

Но, может быть, дети, несмотря на все свои недостатки, суть существа гармонически организованные и в этом отношении совершенны и превосходят взрослых? Доводы, представленные за гармоничность детской природы, неубедительны.

Что бывают дети, поражающие своею талантливостью, – это несомненно. Бывают дети замечательные математики, музыканты; граф Толстой открыл детей беллетристов, встречались дети с поразительной памятью, необычайно ранней способностью к отвлеченному мышлению и т. д. Но все подобные таланты обыкновенно резко выдаются в психике детей, делают их односторонними; в других отношениях талантливый мальчик – музыкант или математик – бывает обыкновенно неталантливым, у него талант на что-либо одно, а не на все. Правда, Толстой говорит, что Федька и Семка отличались именно чувством меры. Но они отличались чувством меры в художественном творчестве, т. е. в специальной односторонней деятельности; сохраняли ли они это чувство меры и во всех других сферах деятельности – остается неизвестным. Притом Толстой слишком уже увлекся своими яснополянскими талантами и гармоническими детьми, слишком много приписал им. Кто внимательно прочтет соответствующие страницы в статьях Толстого, тот признает, что Толстой много помогал Федьке и Семке и что феноменальные дети были на самом деле просто способными мальчиками.

Охота детей задавать взрослым разные мудреные вопросы, вроде: «зачем растет липа?» – известна, равно как и склонность к некоторому обсуждению подобных вопросов, к резонерству. В жизни детей бывает период, когда они особенно настоятельно обращаются к взрослым с вопросами о причинах самых разнообразных явлений, закидывают такими вопросами. Но из подобных фактов пробуждающейся детской пытливости никаких особенных выводов о гармоничности природы детей сделать нельзя.

Ссылка Толстого на близость новорожденного к неодушевленным предметам и животным, представляющим для нас будто бы искомые правду, красоту и добро, нисколько не может разъяснить дела, потому что добро и правда собственно свойственны лишь человеческому сознанию, а внешней природе могут быть приписываемы в крайне неопределенном смысле, по весьма несовершенной аналогии. Представление разными народами детей образцами невинности и безгрешности ничего не доказывает, так как в народных представлениях обыкновенно бывает много ошибок. Во всяком случае, не следует забывать, что детские добродетели суть добродетели неведения. Совершенство же, заключающееся в неведении зла, не может быть поставлено выше такого совершенства, свойственного лучшим из взрослых, которое не только знакомо со своими отрицательными противоположностями, но и победило их. Иное дело добродетель, не знающая искушения и соблазна, а иное – победившая их и стоящая выше их.

Вообще Толстой рассуждает как художник. Он увлекся художественным талантом, чувством меры нескольких мальчиков и на этом основании построил теорию о гармоничности природы детей. Для нехудожника, простого наблюдателя, все дети от самого рождения – суть существа негармонические. Нет человека, организованного физически совершенно гармонично, непременно найдется у него орган слабейший или сильнейший в сравнении с другими, а потому дисгармоничный: у одного – мускульная система, у другого – зрение, у третьего – орган дыхания, у четвертого – пищеварительная система. У многих детей несоразмерно рано пробуждается половое чувство, и приятные половые ощущения могут испытываться ими при отсутствии соответствующих функций органов. К физической дисгармонии присоединяется психическая: тот слаб памятью, этот очень силен воображением, третий холоден и бесчувствен, четвертый пылок и неосмотрителен и т. д. Фактически гармония организации всегда отсутствует, и дети столь же далеки от гармонии, как и взрослые. У детей, вследствие особенностей в складе их нервной системы, очень значительно и быстро развивается чувствительность: под влиянием же возвышенной чувствительности дети страстно отдаются гневу, зависти, мести, необузданной радости и печали. В страстности, необузданности и неуравновешенности чувств дети далеко превосходят взрослых, – это факт, не подлежащий никакому сомнению.

Теория несовершенства детской природы

Учения о несовершенстве детской природы идут из двух совершенно различных источников: натуралистического и богословского взглядов на человека, вследствие чего теория несовершенства детской природы имеет два особенных вида: натуралистический – собственно несовершенства и богословский – испорченности детской природы.

По мнению многих мыслителей, природа человека сама по себе несовершенна, улучшается же цивилизацией, воспитанием, общественностью. Человек в существе своем сходен с животным, он по природе дик, жесток, мстителен; цепи общественности укротили его, теперь мы знаем человека, так сказать, уже прирученного, хотя дикая необузданная природа его иногда сбрасывает с себя все культурные влияния и является в своем первоначальном, неприукрашенном виде.

Природа детей более несовершенна, нежели природа взрослых, так как дети не вкусили еще благ и плодов цивилизации. Дети ближе, чем взрослые, к первобытному естественному человеку; они суть маленькие дикари – и даже животные. Один писатель так характеризует детей: «лакомки, воры, жестокие, эгоисты, совершенно не понимающие жалости, они прекрасно представляют собою нравственное состояние дикарей и первых людей. Единственный двигатель их поступков есть страх «… дитя есть маленькое животное, эгоистическое и жестокое».

Богословский взгляд на детскую природу состоит в том, что детская природа представляется испорченной первородным грехом, т. е. грехом первого человека, наследуемым всем его потомством. Этот грех внес расстройство, дисгармонию, порчу в первоначально совершенную и чистую человеческую природу. Порча коснулась больше всего нравственной стороны человека, но простирает свое влияние и на всю человеческую природу, не исключая и телесной. Разум человека помутился, воля ослабела и сделалась наклонной к чувственному удовольствию, тело подверглось болезням и смерти. Это учение об испорченности детской природы высказывалось различными представителями христианства с различной степенью силы, – одни смягчали это учение, другие усиливали его. Утверждали, что уму детей недоступно духовное, что глаза их открыты на зло, их чувства способны ко всякому роду испорченности, к которой они имеют естественную склонность. По учению некоторых протестантских богословов, человеческая природа вследствие грехопадения испорчена до мозга костей, так что человеком утрачены не только первобытная чистота и совершенство, но и всякая энергия к добру, всякая свобода воли. Последствия первородного греха перешли от первого человека к его потомству, так что в силу врожденного влечения к злу оно совсем неспособно к добру, сам по себе человек может только грешить.

В учении об испорченности детской природы наследственным первородным грехом выражается признание важного значения закона наследственности. Человек настоящего времени представляется, по этому учению, начинающим жизнь не заново, а лишь продолжающим ее и неразрывно связанным со всеми своими предками и даже с первым человеком. Действия первого человека отражаются на природе современных людей, грехи отцов переходят на дальнейшие поколения без конца. Основная мысль о громадном значении наследственности, о тесной связи поколений правильна: но применяется она лишь односторонне – к унаследованию порчи, греха, дурных качеств; хорошие же свойства как будто не передаются. Неужели наши предки завещали нам одно дурное? Неужели они не приобрели ни одного хорошего качества, улучшающего человеческую природу? Крайний пессимизм по отношению к человеческой природе справедлив ли, не улучшается ли она с течением времени? Все эти вопросы нужно тщательно исследовать, прежде чем произнести окончательный приговор. Но, во всяком случае, изложенный взгляд на детскую природу крайне суров и тягостен. В представлении детей совершенными, гармоничными существами, по самой природе стремящимися лишь к доброму и истинному, слышится слишком большое доверие к природе человека и опоэтизированию детства; недаром Руссо сравнивал дитя с весной; представление же детей злобными, в корне испорченными и порочными существами, которые любят только зло и пороки и, будучи предоставлены самим себе, ничего хорошего сделать не могут, и тягостно, и неправильно. Конечно, детская природа несовершенна, неразвита, требует ухода и исправления, но дети обнаруживают и много хороших качеств, – они вполне доверчивы, искренни, правдивы, привязчивы, в них рано обнаруживаются некоторые альтруистические свойства, например способность бескорыстного и сильного сочувствия горю другого. Положим, все эти прекрасные чувства легко заменяются у детей другими – противоположными, но все же считать детей существами, в корне испорченными, нельзя. Едва ли найдется много таких людей, в уме которых с представлением о детстве ассоциировались бы лишь темные свойства; даже натерпевшаяся гувернантка и озлобленный школьный учитель – и те, положа руку на сердце, не скажут, что в детях, кроме различных шалостей и гадостей, ничего нет.