Астрид Линдгрен. Этот день и есть жизнь - Андерсен Йенс Страница 32

В «военном дневнике» Астрид продолжает записывать свои наблюдения о жизни Лассе и Карин. Большие события и мелочи – особенно мелочи: как развиваются дети, их школьная жизнь, их болезни. А еще – какие и от кого дети получили подарки на дни рождения и Рождество. Мать Лассе и Карин как будто заставляла себя сосредоточиться на близком, чтобы ее не захватило далекое, и две эти темы – мировая история и история ее семьи – постоянно чередовались в ее дневнике. Из последней постепенно выросла третья тема – тема самой Астрид: ее страх за будущее Планеты, ее мечты и желания, растущее беспокойство за Стуре и их брак. До 1944 года, описывая свою семейную жизнь, Астрид Линдгрен держалась более или менее в тени, блюдя смоландскую благопристойность. Даже в дневнике надо было следить за языком.

До 1944 года темперамент и небезразличие Астрид проявлялись в том, как она оценивала события войны и действия ее участников. Словно упражняясь в изучении психологии власти, она раз за разом пыталась проникнуть за железные маски Гитлера, Сталина и Муссолини. Эти земные воплощения зла, с которым всем нам рано или поздно приходится сталкиваться, Астрид позже вывела в своем творчестве под сказочными именами Като, Тенгиль и Катла.

Год 1941-й. Жизнь шведской семьи – благодаря зарплате папы, заведующего канцелярией, а в ближайшем будущем директора, «грязной работе» матери, постоянному продуктовому снабжению из Смоланда и железному нейтралитету Швеции – почти вызывающе хороша. Астрид часто с благодарностью пишет об этом в «военном дневнике». (Фотография: Частный архив / Saltkråkan)

Вырезки и заметки из дневника писательницы, интересующейся сущностью зла, местами превращаются в акцию протеста бунтующего женского сердца, от имени всех матерей. Этот материнский вопль о мире звучит и в одном рассказе того времени, который следует читать, памятуя о семи тысячах финских детей, попавших в шведские семьи во время Финской войны. Эта масштабная гуманитарная акция в марте 1940 года докатилась и до дверей квартиры Линдгренов на Вулканусгатан. В один прекрасный день на пороге их дома появился брат Астрид Гуннар, у которого было много знакомых в Финляндии. С ним пришел маленький мальчик, ночью прибывший самолетом из Турку. Вид несчастного, напуганного, едва не плачущего ребенка, которого Гуннар привел внезапно, чтобы потом так же внезапно забрать, вдохновил Астрид написать историю о «Йорме и Лисбет», напечатанную в «Чудесном радио Рождественского Деда». Эта история – и для детей, и для взрослых, в ней сформулировано недвусмысленное политическое послание:

«Она думает о неизвестной матери в Финляндии, которая вынуждена отправить своего ребенка в чужую страну. Она думает обо всех матерях планеты. Когда еще участь матери была так тяжела? И разве не об этом вопиет человечество – о любви, материнской любви? „Матери всех стран, – думает она, – соединяйтесь! Шлите свою любовь по всей планете, чтобы дети ее не погибли“».

Феномен «Пеппи Длинныйчулок» возник весной 1941 года, но само имя было упомянуто на страницах «военного дневника» только через три года, 20 марта 1944-го:

«На домашнем фронте: у Карин – корь, очень тяжелая, ей еще не разрешили вставать. Я пока что вовсю развлекаюсь с Пеппи Длинныйчулок».

В следующий раз об этой Пеппи мы услышим только через две недели, и тут уж в постели оказалась сама Астрид. В сильный снегопад она вывихнула ногу, упав на ледяной дорожке в Васа-парке. Было так больно, что она не смогла сама встать, – двое мужчин отнесли ее домой на Далагатан и подняли на второй этаж. В тот же вечер врач осмотрел ее и сообщил, что перелома нет, но есть сильный вывих лодыжки и ногу следует четыре недели держать в покое. 4 апреля 1944 года, спустя два дня после того, как Астрид и Стуре до поздней ночи танцевали на чьем-то сорокалетии, она записала в дневнике:

«Сегодня исполняется тринадцать лет с тех пор, как мы поженились. Прекрасная невеста, однако, лежит в кровати, и занятие это довольно однообразное. Наслаждаюсь, когда по утрам мне подают чай и бутерброды с копченой лососиной, стелют постель и всё прибирают, но ненавижу вечера, когда на ногу накладывают горячий компресс и она чешется и чешется, Стуре спит, а я уснуть не могу. Читаю Сомерсета Моэма, «Бремя страстей человеческих», и пишу Пеппи Длинныйчулок. В Финляндии, похоже, миром и не пахнет. По радио сейчас детская программа, так что больше писать не могу».

«Военный дневник», новогодняя ночь 1939–1940 г.: «Когда наступает новый год, мы смотрим в будущее с трепетом. Должна ли Швеция держаться в стороне или вмешаться? Много добровольцев отправляется в Финляндию. Если мы вмешаемся, немцы и англичане будут воевать в Сконе. Так говорят». (Фотография: Частный архив / Saltkråkan)

Но днем, когда Стуре был на работе, а Лассе и Карин в школе, Астрид радовалась неожиданным каникулам. Она не выпускала из рук «Дагенс нюхетер» и следила за постоянным потоком новостей о гетто в Варшаве. Еще она читала книгу польского писателя Тадеуша Новацкого «Страна без Квислинга», где он описал реальную жизнь в Польше во время немецкой оккупации. В дневнике Линдгрен замечает: теперь точно известно, что большинство людей в варшавском гетто умерли не от голода. «По-моему, немцы совершенно не собираются опровергать обвинения в уничтожении евреев». Вот в те дни Астрид и решила написать книгу историй о Пеппи Длинныйчулок ко дню рождения Карин, которой 10 марта 1944 года исполнялось десять лет. Карин сама обожала делать маленькие книжки и, как и мать, подумывала стать писателем.

Свои устные рассказы о Пеппи в апреле 1944 года Астрид не записывала, не печатала на машинке, а стенографировала по методу Мелина. Стенографии она обучилась в стокгольмском институте «Бар-лок» в 1926–1927 годах и с тех пор практиковала, работая в разных фирмах и предприятиях, в канцеляриях, у адвокатов и доцентов. С помощью стенографических знаков, часто приспособленных под нужды конкретного стенографа, можно было на лету схватывать мысли и молниеносно записывать цепочки предложений. К тому же единственные инструменты, нужные стенографу, – ручка и блокнот, а значит, можно при желании писать и лежа. Практичность этого метода и его удобство для записи всего, что было в голове и требовало выхода, вскоре стали столь очевидны писателю-любителю на постельном режиме, что она стенографировала черновики новых книг до конца своей творческой жизни. Часто лежа в постели. На День Люсии в 1947 году (а писательница тогда уже заполнила своими детскими книжками первые семь или восемь блокнотов для стенографии, и система Мелина стала привычной рутиной в ее творческой работе) Астрид записала в дневнике: «А теперь лягу и попишу немного Пеппи III». И когда журналист из «Стокгольм тиднинген» в апреле 1952 года спросил, есть ли у Астрид Линдгрен любимый костюм, она, смеясь, ответила:

«Если есть, то пижама. Вся Швеция уже знает: я так ленива, что пишу, лежа в постели».

Об использовании стенографии при написании книг Астрид Линдгрен сказала следующее: «Я многократно переписываю, рву страницы, выкидываю, пишу снова, пока не добиваюсь того, что мне нужно». (Фотография: Частный архив / Saltkråkan)

В описи бумаг Астрид Линдгрен, хранящихся в Национальной библиотеке в Стокгольме, содержится очень немного рукописей, написанных по старинке, от руки, на отдельных листах бумаги, с массой зачеркиваний и исправлений. Зато множество аккуратных чистовиков, напечатанных на машинке почти без исправлений. Еще в архиве хранятся стенографические блокноты (660 штук) с черновиками книг за пятьдесят лет, которые никто, кроме опытного профессионального стенографа, прочитать никогда не сможет. Да и ему будет трудно разобрать крючки и закорючки: клерк Линдгрен освоила их безупречно, а писатель Линдгрен за ними скрывалась с первой же рукописи о Пеппи, созданной в апреле 1944 года и не полностью идентичной книге «Пеппи Длинныйчулок», увидевшей свет в 1945 году. Лишь в 2007-м первоначальная версия была издана под названием «Первая редакция „Пеппи“».