Белая масаи - Хофманн Коринна Страница 4

Открывшееся моим глазам зрелище повергло меня в шок. В комнате без окон, на корточках, тесно прижавшись друг к другу, сидели люди, некоторые на картоне, другие на газетах, а кто и вовсе на бетонном полу. Ослепленные лучом света, они испуганно прикрыли глаза ладонью. Между скорчившимися людьми был оставлен узкий проход. В следующее же мгновение я поняла, для чего он был нужен: служащий высыпал бадью с «едой» прямо на бетонный пол. Уму непостижимо, ведь даже свиней – и тех лучше кормят! При слове «масаи» из толпы вышли два человека, но ни один из них не был Лкетингой. Меня охватило отчаяние. В каком состоянии я найду его?

Мы поехали в центр города, сели на другой матату и примерно час двигались в сторону северного побережья. Стараясь меня успокоить, Эди сказал, что здесь-то он точно должен быть. Но сначала нам даже до входа добраться не удалось. Вооруженный полицейский спросил, что нам нужно. Эди объяснил нашу ситуацию, но полицейский покачал головой и сказал, что уже два дня новых заключенных к ним не привозили. Нам пришлось уехать, я была в полном отчаянии.

Эди сказал, что уже поздно и, если я хочу вернуться к двум часам, нам стоит поторопиться. Но возвращаться я не хотела, ведь это был последний день, когда я могла найти Лкетингу. Тогда Эди предложил спросить еще раз в первой тюрьме, ведь заключенных часто перевозили. Измученные жарой, мы поехали обратно в Момбасу.

По пути наш паром пересекся с другим, встречным. Меня поразило то, что на нем почти не было людей, а только машины, среди которых особенно выделялась одна, ярко-зеленая, с решетчатыми окнами. Эди сказал, что в таких машинах перевозят заключенных. При мысли об этих несчастных мне стало нехорошо, но углубляться в размышления я не стала. Я была измучена, мне безумно хотелось пить, пот струился с меня градом. В половине третьего мы снова были в Укунде.

У входа в тюрьму стоял уже другой охранник, который выглядел куда более дружелюбно. Эди еще раз объяснил, кого мы ищем, и у них завязался оживленный разговор. Я ничего не понимала. «Эди, что случилось?» Он сказал, что меньше получаса назад Лкетингу перевезли на северное побережье, откуда мы только что приехали. Он был в Квале, затем недолго пробыл здесь, и теперь его везли в тюрьму, в которой он должен был оставаться до слушания дела.

Я была на гране срыва. Мы провели в разъездах все утро, а полчаса назад Лкетинга проплыл мимо нас на пароме, в машине для заключенных. Эди растерянно посмотрел на меня и сказал, что нам лучше вернуться в отель, а завтра он снова попробует что-нибудь сделать, ведь теперь он знает, где находится Лкетинга. Я могу оставить деньги ему, а он его освободит.

Недолго думая я попросила Эди еще раз отвезти меня на северное побережье. Нехотя он все же согласился. Мы молча проделали длинный путь назад, и всю дорогу я спрашивала себя: зачем, Коринна, зачем ты это делаешь? Что ты скажешь Лкетинге? Я этого не знала, просто подчинялась силе, толкавшей меня на все новые безумства.

Около шести вечера мы снова оказались возле тюрьмы на северном побережье. Перед входом стоял все тот же вооруженный охранник. Он узнал нас и сказал, что Лкетинга прибыл около двух с половиной часов назад. Мою усталость как рукой сняло. Эди объяснил, что мы хотим освободить масаи. Охранник покачал головой и сказал, что до Нового года это невозможно, потому что слушания дела еще не было, а до того времени начальник тюрьмы в отпуске.

Я могла предвидеть все, только не это. Даже за деньги вызволить Лкетингу из тюрьмы не представлялось возможным. С огромным трудом я убедила охранника разрешить мне повидаться с Лкетингой хотя бы на десять минут; он понял, что завтра я улетаю. Через мгновение, ослепительно улыбаясь, вышел он. Меня сковал ужас. На нем больше не было украшений, волосы он завернул в грязный платок, от него жутко воняло. Он обрадовался, но удивился, почему Марко не со мной. Я едва не завопила от отчаяния: значит, он ничего не замечал?! Я сказала, что завтра мы улетаем домой, но я бы хотела как можно скорее вернуться. Я написала ему свой адрес и попросила адрес у него. Он нерешительно и с трудом написал свое имя и индекс. Я едва успела всучить ему деньги, как охранник уже повел его обратно. Уходя, он оглянулся, поблагодарил меня и попросил передать привет Марко.

Мы медленно тронулись в обратный путь и в сгущающихся сумерках стали ждать автобус. Только тогда я заметила, как сильно устала. Я вдруг разрыдалась и никак не могла остановиться. В переполненном матату все, вытаращив глаза, смотрели на белую женщину с масаи. Мне было на это наплевать, мне хотелось умереть.

Лишь в девятом часу вечера мы оказались у парома. Я вспомнила про Марко, и мне стало стыдно. Я опаздывала почти на шесть часов.

Пока мы ждали паром, Эди сказал: «Нет автобуса, нет матату до Дайани-Бич». Я решила, что ослышалась. «После восьми часов вечера общественные автобусы до отеля не ходят». Не может быть! Мы стояли в темноте возле парома, а дальше дороги не было. Я стала ходить мимо скопившихся на берегу машин, смотрела, нет ли среди водителей белых. Я постучала в окно одной машины, но водитель сказал, что ему нельзя подвозить незнакомцев. В его машине сидели индусы, и все места были уже заняты. В последний момент по платформе проехала машина, и на этот раз мне повезло. В автомобиле сидели две итальянские монахини, которым я смогла объяснить свое положение. Проникнувшись к нам сочувствием, они согласились довезти меня и Эди до отеля.

Три четверти часа мы ехали в полной темноте, и я начала бояться за Марко. Как он отреагирует? Даже если встретит меня пощечиной, я его пойму, он будет совершенно прав. Я даже надеялась, что он так и сделает, потому что это привело бы меня в чувство. Я по-прежнему не понимала, что на меня нашло и почему я потеряла голову. Я устала так, как не уставала никогда в жизни, и мне впервые было так страшно, за Марко и за себя.

У отеля я попрощалась с Эди и вскоре уже стояла перед Марко. Он молча посмотрел на меня, в его глазах была грусть. Ни криков, ни длинных речей, просто этот взгляд. Я упала Марко на грудь и снова расплакалась. Он отвел меня в наш домик и стал успокаивать. Я могла представить себе все что угодно, только не такой теплый прием. Он сказал: «Коринна, все в порядке. Я так рад, что ты вообще жива. Я уже собирался идти в полицию и заявить о твоем исчезновении. Я потерял всякую надежду и думал, что больше никогда тебя не увижу. Может, принести тебе чего-нибудь поесть?» Не дожидаясь моего ответа, он вышел и вернулся с полной тарелкой еды. Она выглядела великолепно, и, чтобы сделать ему приятное, я съела, сколько смогла. Только после этого он спросил: «Ну ты его хотя бы нашла?» «Да», – ответила я и все ему рассказала. Он посмотрел на меня и сказал: «Ты сумасшедшая, но очень сильная женщина. Если ты чего-то хочешь, то не сдашься, пока не добьешься своего. Только почему место этого масаи не могу занять я?» Этого-то я и не знала. Я также не могла объяснить себе, какая магическая тайна окутывала этого мужчину. Если бы две недели назад мне кто-то сказал, что я влюблюсь в воина масаи, я бы рассмеялась. А теперь в моей голове царил хаос.

Когда мы летели на самолете домой, Марко спросил: «Что будет с нами дальше, Коринна? Все зависит от тебя». Показать Марко всю силу смятения мне было очень тяжело. «Я постараюсь как можно скорее найти квартиру, пускай ненадолго, потому что хочу вернуться в Кению. Возможно, навсегда», – ответила я. Марко лишь грустно покачал головой.

Бесконечные полгода

Лишь через два месяца мне удалось найти новую квартиру неподалеку от Биля. Переезд прошел легко, так как я почти все оставила Марко, взяв только одежду и некоторые личные вещи. Тяжелее всего мне было расстаться с моими двумя кошками, но, поскольку я все равно собиралась в Кению, это был единственный выход. Я продолжала заниматься своим бутиком, однако с меньшим энтузиазмом, потому что постоянно думала о Кении. Я прочитала все, что смогла найти об этой стране, а также о ее музыке. С утра до вечера в магазине я слушала песни на суахили. Клиенты, разумеется, заметили мою отрешенность, но делиться с ними своими переживаниями мне не хотелось.