Астрид Линдгрен. Этот день и есть жизнь - Андерсен Йенс Страница 46

«Ребенок, который не чувствует любви родителей и которому некому и нечему больше отдать свою любовь и не от кого любовь получить, вырастает несчастным, часто неспособным любить человеком и может принести много вреда. Судьбы мира вершатся в детских. Именно там решается, станут ли завтрашние мужчины и женщины душевно здоровыми людьми доброй воли или искалеченными индивидами, пользующимися каждым случаем, чтобы осложнить жизнь своим ближним. Даже государственные чиновники, которые будут вершить судьбы людей в завтрашнем мире, сегодня – маленькие дети».

Именно о невнимании родителей идет речь в двух историях от первого лица из сборника «Крошка Нильс Карлсон», хотя фигуры родителей в них находятся на заднем плане, на периферии повествования. В «Мирабели» мы встречаемся с единственным ребенком в семье Бриттой-Кайсой. Она живет со своими трудолюбивыми и очень бедными родителями в маленькой хижине в чаще леса. Изоляция Бритты-Кайсы настолько абсолютна, что она фантазирует о кукле, которую ее бедные родители не в состоянии ей подарить. Но вот неожиданно в саду возникает кукла Мирабель – из чернозема, в который Бритта-Кайса посадила таинственное зернышко, полученное от старичка-волшебника, что проезжал мимо их дома, когда мама с папой отправились на рынок. Из всеобъемлющего одиночества рождается настоящая сказка, когда в один прекрасный день Мирабель вырастает и ее можно отломить у корня, как те растения, которыми мама с папой заняты гораздо больше, чем своей дочерью. Долгожданная игрушка, эта воображаемая кукла символизирует потребность девочки в близости, дружбе и любви.

В другом рассказе, «Любимая сестра», читатель превращается в друга Барбру, которая доверяет ему тайну о том, что у нее есть сестра-близняшка Ульве-Ли: «Но только никому об этом не говорите! Даже мама с папой этого не знают»[29]. Как и Бритта-Кайса, Барбру очень одинока, а причина – перемены в жизни семьи:

«Папа больше всего любит маму, а мама больше всего любит моего младшего братишку, который родился прошлой весной».

Ребенок может быть одинок по-разному, у одиночества много лиц, и горе подросшего ребенка, которого перестают замечать в собственной семье, – на него у Астрид Линдгрен глаз был наметан, в частности, потому, что писательница помнила, что случилось в 1934 году, когда она вернулась домой на Вулканусгатан с новорожденной Карин. Встреча с безутешным Лассе врезалась ей в память, и в письме от 11 февраля 1944 года сестре Ингегерд, побывавшей в таком же положении со своим новорожденным сыном Оке и его старшей сестрой Ингер, она вспоминала и саму ситуацию, и сопутствующую атмосферу:

«Думаю, все дети, у которых рождаются младшие братья и сестры, переживают горестные моменты. Мне не забыть тот день, когда, вернувшись домой на Вулканусгатан с дочерью на руках, я назвала ее „моя малышка Карин“, а Лассе, сидя в туалете, это услышал. Я почувствовала, что надо пойти к нему, и так и сделала, и назвала его „мой малыш Лассе“, а когда позже сидела в детской, он прибежал, поцеловал мне руку (единственный раз в жизни) и сказал: „Я как раз сидел и думал: почему она меня не называет своим малышом, – и тут ты пришла и сказала «мой малыш», какая же ты хорошая!“ Каждый раз при этом воспоминании у меня слезы наворачиваются на глаза, потому что я понимаю, как он тогда переживал и какое испытал облегчение».

Но в истории о Барбру 1949 года мама не называет дочку своей малышкой, и потому девочка не только выдумывает себе подружку, которая будет звать ее «моей любимой сестричкой», но и особый язык, их собственный. Да, из фантазии Барбру вырастает целое сказочное царство, и под розовым кустом в саду, который получает имя «Саликон», есть вход в этот параллельный мир, где во дворце из золота живет сестра девочки Ульве-Ли с пуделями Руфом и Дуфом и лошадьми Золотинкой и Серебринкой, на которых сестры каждый день ездят через «Большой ужасный лес, где живут злыдни» и «Луг, где живут добряки». В этом сказочном мире жизнь Барбру наполнена смыслом, потому что там к ней относятся с вниманием и явной любовью.

Всеми своими сверкающими металлами, приглушенными изящными тонами и таинственностью «Любимая сестра» предвещает появление романа «Мио, мой Мио!» (1954), чьим эпическим затактом была сказка «И день и ночь в пути», которую Астрид Линдгрен написала в 1950 году для рождественского номера журнала «Идун». Текст сказки позже превратился в важную первую главу «Мио, мой Мио!», из которой читатель узнает о социальной и психологической подоплеке воображаемого путешествия рассказчика. И в сказке 1950 года, и в романе 1954-го ему девять лет, его зовут Бу Вильхельм Ульсон, но называют его Буссе, и свое детство мальчик провел с черствыми приемными родителями, от которых в фантазии сбегает, чтобы встретиться с отцом, которого не знает и по которому очень скучает.

Как и сказки о Бритте-Кайсе и Барбру, «Мио, мой Мио!» – рассказ о том, как очень одинокий, замкнутый ребенок может забыть о сиюминутной печали и боли и силой мысли и мечты создать воображаемый мир, населенный родителями, братьями, сестрами, родственниками и друзьями, которые могут подтвердить, что ты существуешь.

Астрид Линдгрен интересовали незащищенные дети и подростки. В упоминавшемся письме в «Перспектив» под названием «Больше любви!» она рассказала об одной сцене в театре, когда мать с двумя детьми, сидевшая в паре рядов впереди, не могла скрыть безграничной любви к младшему сыну, одновременно выказывая тотальное отсутствие интереса к старшему:

«Как будто он не существует. А он сидит такой потерянный. Одинокий, погруженный в себя, неспособный к контакту с другими. За весь спектакль он не проронил ни слова. Вокруг него стоит стена одиночества. Такая оставленность, что приходишь в отчаяние».

Вот эту стену одиночества от имени всех незащищенных, одиноких детей Астрид Линдгрен и хотелось, образно выражаясь, разрушить, когда в 1954 году она за два весенних месяца написала «Мио, мой Мио!». В романе читатель встречается с мальчиком, «погруженным в себя и неспособным к контакту с другими». Его, как уже говорилось, зовут Буссе, и с помощью своего богатого воображения он сочиняет для нас историю о Принце Мио, который находит отца-Короля и зрелыми поступками доказывает, что его достоин. Но в действительности сиротка одиноко сидит на скамейке в темном безлюдном стокгольмском парке, глядя на освещенные окна в квартирах окрестных домов, где в уюте за настоящими обеденными столами сидят дети с настоящими родителями. И в частности, дома у Бенки, лучшего (и единственного) друга Буссе:

«В домах вокруг парка зажглись огни. В Бенкиных окнах тоже горел свет. Значит, он дома, вместе с папой и мамой, ест блины и горошек. Наверно, повсюду, где горит свет, дети сидят возле своих пап и мам. Только я здесь один, в темноте»[30].

Шведское слово «ensam», означающее и «одинокий», и «уединившийся», и «один», и «одиночка», прокралось в дневник Астрид Линдгрен около 1950 года и вошло в обиход в последующие десять лет, когда ее жизнь неоднократно менялась, а она задумывалась и о собственной семье, и о семье как институте. Когда кто-то из членов семьи уезжал или умирал, что-то в доме менялось. Вот что записала Астрид в дневнике на Пасху 1950 года:

«Семья – странное образование: каждый раз, когда один ее член уезжает или исчезает навеки, семья как целое полностью меняется. Стуре + Астрид + Ларс + Карин – это совсем не Стуре + Астрид + Карин. Дай Бог, чтобы она никогда не превратилась только в Астрид + Карин. Пусть в конце останутся только Стуре и Астрид и двое других, счастливых в другом месте. Может быть, однажды останется Астрид + никто. Сейчас мне кажется, что все может случиться. Жизнь – такая хрупкая штука, а счастье трудно удержать».