Alana Enoch - Под маской Джокера

Алана Инош

ПОД МАСКОЙ ДЖОКЕРА

мини-повесть

Аннотация:

Она — слишком «бегущая по волнам», чтобы быть замужем; единственный представитель категории мужского рода, заслуживший её благосклонность — кофе. Ценой горького опыта она узнала, что бывает, если идти против самой себя, а благодаря одной судьбоносной встрече открыла для себя иную реальность — реальность сна. Поверит ли она, что пушистый мурчащий клубочек под боком может быть защитником от кошмаров? Удастся ли ей сорвать маску Джокера, чтобы узнать, что за враг прячется под ней?

От автора: Это история с мистическим флёром, вплетённым в канву реализма; в ней сочетается горечь утраты и оптимистичный свет нового дня — терпкий коктейль, который я так ценю в литературе и который мне доводилось пить в жизни. Сюжет раскрылся в моей голове с молниеносностью парашюта от одной прочитанной в дебрях интернета фразы о кошках и кошмарах. Муза примотала автора скотчем к креслу и сказала: «Не отпущу, пока не допишешь».

Ссылка на творчество Аланы Инош здесь — своеобразный прикол автора, которой вздумалось запульнуть реальную себя в вымышленный мир текста этаким «камео». Героиня никак не могла объясниться со своим коллегой, и автор подумала: а почему бы ей не помочь?))

Посвящение: мудрым детям, видящим свет истины яснее нас, взрослых; тем счастливым, кто научился жить в ладу со своей Душой.

1

Мёрзлая земля отзывалась гулким стоном на каждый толчок бегущих ног, туманное пространство леса запускало сырые щупальца страха в душу. Сердце превратилось в маленький жалкий комочек и трепыхалось в груди, как раненый птенец. Узел волос Нелли распустился на бегу, и вся эта светло-русая грива реяла за нею, почти как флаг на ветру. Слишком длинные — он схватит её за них! Его руки способны дотянуться до чего угодно…

«..ли!» — донеслось до её слуха, и сердце пронзила нежная боль, светлая, как клинок.

Из-за стволов показалась знакомая фигура в джинсах и толстовке. Сколько раз Нелли стирала эти вещи, не счесть! Лицо бескровное — то ли выбелено этим странным туманом, то ли покрыто слоем пудры, как у Пьеро. Но Влада не пользовалась косметикой — значит, эта мертвенно-молочная бледность могла быть только по одной причине…

Против них было всё: и этот страшный лес с живыми, дышащими и стонущими деревьями, и эта холодная земля, и даже воздух, тоже стылый, режущий лёгкие. Нет, им не убежать от летящей на чёрных крыльях плаща бледноликой маски с навеки застывшим оскалом улыбки. Преследователь нагонял, протягивал руки, и они неправдоподобно удлинялись, будто резиновые. Ещё чуть-чуть — и его белые перчатки коснутся волос Нелли, омерзительно защекочут ей плечи, словно паучьи лапы…

Голос Влады раздался гневно и хлёстко, как удар кнута; она прыгнула масконосцу на спину и сцепилась с ним в схватке, а ноги Нелли утонули в противной слабости и будто вросли по колено в густой, как кисель, отнимающий жизненную энергию туман. Бессилие сомкнуло свои ледяные объятия вокруг её тела, в то время как руки преследователя в клоунских перчатках смертоносной хваткой сдавливали шею Влады — эту родную шею, каждый сантиметр которой Нелли изучила в поцелуях…

Желтоглазая молния вдруг вторглась в это мертвящее туманное безвременье, и устоявшийся сценарий разлетелся острыми осколками. Большая короткошёрстная кошка, серая с полосками, вцепилась когтями в плащ человека в маске, и ткань слизисто поползла клочьями и дырами… Сверкнули острые кошачьи зубы, и лес огласился воплем.

Могильный туман был тоже, видимо, удивлён происходящим, а потому отпустил ноги Нелли, и она, окрылённая свободой, кинулась на помощь к Владе. Укушенный кошкой преследователь разжал руки, и Нелли обняла, укутала любимую собой, защищая её невидимыми крыльями, а масконосец оторвал зверя от себя и швырнул о дерево. Кошка удивительным образом успела сгруппироваться, пружинисто оттолкнулась от ствола и — Нелли видела всё как при замедленном показе — сбила своего противника с ног ударом всех четырёх лап в грудь. От этих спецэффектов Нелли обмерла, зарываясь пальцами в мягкую, густую шапочку волос Влады. Их спасительница была чуть меньше леопарда и крупнее оцелота, стройная, изящная и длинноногая, текучая, как ртуть. Большие уши — как чуткие локаторы, а глаза — будто капли медового янтаря.

Человек в маске, зажимая окровавленной перчаткой рану на шее, издал холодящее душу змеиное шипение и летучей мышью растворился в тумане за стволами, а в следующее мгновение зачарованный лес как сквозь землю провалился. Вокруг колыхалось залитое косыми вечерними лучами солнца цветущее разнотравье, в чистом закатном небе сиял покой, зажигая в глазах Влады тёплые искорки. Ветер трепал её короткие волосы, солнце зажигало на них осеннюю рыжинку, и обрадованная Нелли хотела повиснуть у неё на шее, но поймала только воздух… Цветущее пространство вечернего луга разлучало их, унося Владу прочь, в розовеющий складками перистых облаков закат, и сердце Нелли зашлось в тоскливом крике. Тёплая и пушистая преграда в виде сильного тела кошки обвилась вокруг её ног, не давая догнать уходящую Владу.

«Не держи её», — раздался голос.

Изумление накрыло Нелли с головой, и она осела в звенящую кузнечиками траву. Пасть кошки оставалась сомкнутой — слова будто раздавались у Нелли в мозгу. В этих янтарных глазах светился отнюдь не звериный разум.

«Это сон, — сказала, а точнее, телепатировала кошка. — Ты можешь научиться контролировать его, если захочешь. Тогда ты получишь власть над своими кошмарами. Всё хорошо, ничего не бойся».

Поющая вечернюю песню трава обернулась постелью, и в тёплом сумраке комнаты Нелли увидела у себя под боком свою избавительницу. С тягучим ласковым «мрр» та устроила голову у неё на груди, как раз напротив сердца, и ватно-слабая рука молодой женщины приподнялась, чтобы почесать кошке за ухом…

— Мама, мама, проснись! Тебе опять снится плохой сон!

Свет лампы на тумбочке больно прорезал веки. К окну лип холодный мрак — то ли ещё ночь, то ли уже утро? Не поймёшь: зима.

— Ну всё, всё, мама проснулась, — простонала Нелли, мягко отстраняя от себя тормошащие её руки дочки. — Не тряси меня…

Леська исправно выполнила наказ: как только мама начнёт стонать и разговаривать во сне — немедленно будить, потому что ей в это время снится что-то страшное. Забравшись в постель и прижавшись в пододеяльном тепле к Нелли, девочка спросила:

— Тебе опять Влада снилась?

Погладив светлую дочкину косичку, Нелли уткнулась в подушку, чтобы задавить на корню колкие солёные зародыши слёз. Ощупью нашла телефон, разблокировала экран: семь утра, первое января.

В углу моргала разноцветными огоньками искусственная ёлочка, блестя мишурой и хрупкими стеклянными шарами, а на разложенном диване смогли бы устроиться двое… Но место справа пустовало.

Холодное умывание прогнало слезливость и остатки сна из глаз, на плите исходил ароматной пеной кофе в турке, а в дочкину кружку с мордочкой львёнка Симбы лилась струйка горячего молока. Леська громко зазвенела ложечкой, размешивая быстрорастворимое какао — свой любимый «Несквик». Зимний утренний мрак созерцал из-за стекла тихий семейный завтрак: булочки с маслом, яйца всмятку, кофе — непременно мужского рода! — и расцвеченное гирляндой одиночества сердце. Жуткая пустота в постели справа, к которой Нелли никак не могла привыкнуть, сегодня, кажется, немного сдала свои позиции благодаря мягколапому и желтоглазому чуду, вторгшемуся в привычное течение кошмара и прогнавшему Джокера-душителя. Леська даже заметила, что мама встала не в таком плохом настроении, как обычно после подобных снов.

2

Зубастое чудовище по имени «развод» откусило половину семейной жизни Нелли, когда Леське исполнился годик. Впрочем, этот зверь оказался санитаром: «любовная лодка» и так трещала по швам, раскачиваемая Вадимом. Сперва Нелли была склонна винить себя: заботы о малышке отнимали всё её время, и муж оказался обделённым. Помогать Нелли с дочкой он не горел желанием, а недостаток женского внимания стал искать на стороне… и таки нашёл. И Нелли не стала его удерживать.

Мать убеждала: «Погуляет и вернётся». Нелли стискивала зубы и ожесточённо молчала.

— Не руби сплеча, ребёнку нужен отец, — осенней мухой жужжал голос матери, а Нелли, уставившись в одну точку, слушала в своём сердце жёсткого, непреклонного невидимого обвинителя: «Вот что бывает с теми, кто идёт против себя самого».

А под рубиново тлеющим, как остывающая лава, слоем этой боли горело странное, почти мазохистское удовлетворение: «Я знала, что так будет. Что и требовалось доказать».

Мать уговаривала сохранить семью, подсовывала статьи на тему «почему мужчина не готов стать папой и как с этим бороться», всё твердя:

— Ты почитай, умные же люди пишут!