Айзек Азимов - Второе Основание Страница 10

Притчер избегал его глаз и смотрел только на подбородок. Он не знал, окажется ли такая тактика эффективной — и вообще поможет ли ему чтонибудь, если с ним захотят что-то сделать.

— Приветствую вас на Россеме. — Голос губернатора был высоким и бесстрастным. — Мы рады гостям. Вы ели?

Его рука — длинные пальцы, выступающие вены — почти королевским жестом пригласила их к столу.

Они поклонились и сели за V-образный стол. Они расположились на внутренней его стороне, губернатор — напротив них, а на внешних сторонах сидели молчаливые Старшины.

Губернатор говорил короткими резкими фразами, хвалил пищу, ввозимую с Тазенды — она и в самом деле отличалась от грубой пищи Старшин, хотя и не была особо хорошей — ругал плохую погоду на Россеме, намекал на тяжести космических путешествий.

Чанис говорил мало. Притчер вообще молчал.

Обед быстро кончился. Маленькие тушеные фрукты, поданные на десерт, были съедены, салфетки использованы и отброшены в сторону, губернатор откинулся на спинку кресла и сверкнул глазами.

— Я хочу спросить о вашем звездолете. Естественно, я желаю проследить, чтобы за ним был тщательный присмотр и уход. Мне сказали, что его местоположение неизвестно.

— Верно, — весело ответил Чанис. — Мы оставили его в космосе. Это большой звездолет, предназначенный для длительных путешествий, зачастую по враждебно настроенным районам, и мы считали, что если приземлимся в нем здесь, то можем дать повод не совсем правильно истолковать наши мирные намерения. Мы предпочли опуститься на вашу планету вдвоем и без оружия.

— Дружеский акт, — неубедительно прокомментировал губернатор. — Так говорите, у вас большой звездолет? Военный?

— Не совсем военный, ваше превосходительство.

— Гм… Откуда, говорите, вы прилетели?

— С небольшой планеты сектора Сантани, ваше превосходительство.

Скорее всего, вы даже не слышали о ее существовании, поскольку она слишком незначительна. Мы хотели бы наладить торговые отношения.

— Торговля, вот как? А что у вас есть на продажу?

— Машины любого рода, ваше превосходительство. А в обмен примем пищу, дерево, руду…

— Гм… — Губернатор с сомнением покосился на них. — Я мало что в этом понимаю. Может, нам и удастся наладить взаимовыгодную торговлю.

Возможно, но после того, как я посмотрю на ваши документы, — потому что мое правительство затребует подробные сведения, прежде чем мы сможем прийти к какому- либо соглашению, — и осмотрю ваш звездолет. Затем вам придется проследовать на Тазенду.

Гости промолчали, и тон губернатора, соответственно, стал холоднее.

— Я осмотрю ваш корабль, мне это необходимо.

Чанис туманно заявил:

— Наш звездолет, к сожалению, ремонтируется. Если ваше превосходительство даст нам сорок восемь часов, он будет к вашим услугам.

— Я не привык ждать.

Впервые Притчер встретил взгляд губернатора, посмотрел ему прямо в глаза, и дыхание у него перехватило. На мгновение возникло такое чувство, как будто он тонул, но затем ему удалось отвести взгляд в сторону.

Чанис не уступал.

— Звездолет не сможет приземлиться раньше, чем через сорок восемь часов, ваше превосходительство, — сказал он. — Мы здесь и мы не вооружены. Неужели вы сомневаетесь в наших мирных намерениях?

Наступило длительное молчание, затем губернатор сурово сказал:

— Расскажите мне о вашем мире.

И все. Неприятности на этом кончились. Губернатор, выполнив свою официальную миссию, по-видимому, потерял к беседе всякий интерес, и она быстро сошла на нет.

После приема Притчер в своей комнате обследовал себя.

Осторожно, сдерживая дыхание, он «прочувствовал» свои эмоции. Нет, он не казался себе другим, но мог ли он почувствовать разницу? Разве почувствовал он что-нибудь после Обращения Мула? Разве все не казалось ему именно таким, каким должно было быть? Естественным?

Он экспериментировал.

С холодным расчетом он мысленно: «Второе Основание надо найти и уничтожить!».

И эмоция, сопровождавшая эту мысль, была ненавистью. Ни малейшего колебания не было в нем.

А затем он попытался заменить слова «Второе Основание» на слово «Мул», и у него перехватило дыхание от одной только мысли об этом, а язык присох к гортани.

Пока все шло хорошо.

Но может быть в его мозг вмешались по-другому, гораздо тоньше? Может быть, в его мозг все же были внесены какие-то незначительные коррективы? Изменения, которые он не мог проверить, потому что само их существование угнетало его здравый смысл.

На этот вопрос ответа не было.

Он все еще чувствовал абсолютную преданность Мулу! И если это в нем не изменили, то остальное, в принципе, не имело значения.

Он занялся неотложными делами. Чанис был чем-то занят на другом конце комнаты. Ноготь Притчера нажал кнопку передатчика.

А затем пришел ответ, и волна облегчения прокатилась по всему его существу, а тело почувствовало мгновенную слабость.

Выражение его лица не изменилось — он ничем не выдал себя, — но внутри все пело от радости, и когда Чанис повернулся к нему, он понял, что фарс идет к концу.

ЧЕТВЕРТЫЙ АНТРАКТ

Два оратора встретились, и один из них на секунду остановил другого.

— Я получил весточку от Первого Оратора.

Свет понимания мелькнул в глазах другого.

— Пути пересеклись?

— Да! Пусть доживем мы до светлой зари!

5 ОДИН ЧЕЛОВЕК И МУЛ

В поведении Чаниса не было и намека на то, что он понял перемену в отношении Притчера к нему и в их взаимоотношениях. Он спокойно откинулся на жесткую спинку деревянного стула и вытянул перед собой ноги, скрестив их.

— Ну, что скажете о губернаторе?

Притчер пожал плечами.

— Да ничего. Мне он явно не показался ментальным гением. Довольно слабый образчик человека Второго Основания, если считать, что он к нему принадлежит.

— Честно говоря, я думаю так же, — ответил Чанис. — Я и сам не уверен, какие сейчас можно сделать выводы. Допустим, вы были бы из Второго Основания… — Лицо Чаниса приняло задумчивое выражение. — Что бы сделали вы? Допустим, вы бы знали о наших целях. Как бы вы поступили с нами?

— Обратил бы, вне всякого сомнения.

— Как Мул? — Чанис бросил на него проницательный взгляд. Интересно, а мы бы знали, если бы произошло это? Или… А что, если они просто психологи, обладающие определенными знаниями, но без всяких ментальных способностей?

— В таком случае, я бы убил нас в ту же секунду.

— А наш звездолет? Нет. — Чанис помахал в воздухе пальцем. — Мы крупно блефуем, Притчер, старина. И они тоже. Это может быть только блефом. Если бы даже они взяли нас под эмоциональный контроль — вас и меня — это ничего не решило бы, потому что мы лишь разведчики. Это с Мулом они должны сражаться, и они так же осторожны с нами, как и мы с ними. Я допускаю, что они знают, кто мы. Притчер холодно посмотрел на него.

— И что вы собираетесь делать?

— Ждать. — Он ответил слишком быстро. — Пусть они первыми раскроют карты. Возможно, они обеспокоены нашим звездолетом, но скорее всего — Мулом. Губернатор — самый настоящий блеф. Теперь они увидели, что он не сработал. Мы удачно выпутались. Следующий, которого они подошлют, будет настоящим человеком Второго Основания и он предложит нам какую-нибудь сделку.

— А мы?

— А мы пойдем на эту сделку.

— Ни за что.

— Потому что думаете, что это — измена Мулу? Не беспокойтесь, это не будет изменой.

— Нет. Мул и сам в состоянии справиться с любым изменником, что бы вы не придумали. И все же нет.

— Потому что вы не надеетесь обмануть людей Второго Основания?

— Может быть… Но причина в другом.

Чанис позволил себе бросить взгляд на предмет, который его компаньон держал в руке, и угрюмо спросил:

— Вы хотите сказать, что причина в этом?

Притчер крепче стиснул рукоятку бластера.

— Вот именно. Вы арестованы.

— За что?

— За измену Первому Гражданину.

Губы Чаниса твердо сжались.

— Что все это значит?

— Я уже сказал. Предательство! Я его пресекаю.

— А где ваши доказательства? Какие-нибудь улики, предположения, или что там вам приснилось? Может, вы спятили?

— Нет. А вы? Неужели вы всерьез подумали, что Мул может послать такого молокососа на серьезнейшее задание, ответственнейшее дело, не имея при этом веских оснований? Еще тогда это показалось мне странным. Почему он послал именно вас? Потому что вы всегда улыбаетесь и хорошо одеты? Потому что вам всего двадцать восемь лет?

— Может быть, потому, что мне можно доверять. Или логика уже не имеет для вас значения?