Дело привидений "Титаника" - Сергей Анатольевич Смирнов Страница 10

Что же касалось первой жены Белостаева и его сына от первого брака, вот уж они-то воистину как в воду канули! Никаких сведений, никаких следов!

Расспросив всех, кого мне удалось отыскать, и обдумав все, мне к этому часу известное, я понял, что, в сущности, не знаю ничего. И тогда я пошел к Аркадию Францевичу Кошко.

— Темна вода во облацех, — покачал он головой, выслушав мои страдания. — Потому что семейное дело. До конца никогда не разберешься. Кто прав, кто виноват, только Богу ясно... Никого не простят, зато запутают и заморочат нашего брата вусмерть. Своего же собственного убийцу спрячут и выгородят. Вот вам, голубчик, мой совет: пропадите-ка сами.

Я так и разинул рот.

— Забудьте на недельку-другую про этот ребус-морбус. Займитесь другими делами. Глядишь, нарыв сам выйдет наружу.

Я и «пропал».

Однако, «пропасть» мне пришлось не на «недельку-другую», а всего-то до следующего утра.

Ни свет ни заря меня поднял с постели треск телефонного аппарата, установленного в моей квартире, как только меня назначили чиновником по особым поручениям.

Звонил дежурный агент. Новость была хоть куда: в Перовском появился новый труп!

III

Так снова мы оказались с Максимом Ивановичем на дороге в имение. Теперь мы мчались туда прямо из сыска на новом «Пакаре».

Дорога просохла, утро было холодное и безоблачное, хотя низко над землей стоял синеватый туман.

Варахтин расценил погоду символически:

— Ну, теперь дело прояснится к полудню, — с оптимизмом заметил он. — Только и осталось: туман сдуть в сторонку.

Признаюсь, я испытывал радостный подъем. Теперь я уже не имел никакого права осуждать Варахтина за его «анатомические» радости.

Никого из туземных обитателей Перовского мы поначалу не встретили вовсе. По словам управляющего, Анна Всеволодовна двумя днями раньше выехала в свой московский дом.

Всем командовал сам становой. Вот уж кто вправду как Каменный Гость грохотал сапогами по пустому дому, так это он!

Оказавшись у дверей кабинета, мы с Варахтиным невольно переглянулись с самыми циничными улыбками.

Максим Иванович, смутив станового, накинул на дверную ручку припасенную им салфетку, аккуратно вошел в кабинет и, остановившись на пороге, сказал мне через плечо:

— Что и требовалось доказать, Павел Никандрович!

Все тут осталось на прежних местах. Не хватало только пустой рамки, которую мы еще не вернули владельцу... Зато прибавилось мертвое тело, теперь такое же холодное, как и сама комната, мрамор камина в ней... да и весь этот дом.

Человек лежал ничком на ковре, ногами — в сторону письменного стола, на углу которого находился еще один новый предмет: шляпа. Она была оставлена явно аккуратной рукою. Ее вероятный владелец был одет в темное дорогое пальто. Бурое пятно, распространившееся по ковру вокруг его головы, было почти того же оттенка. Рядом с его правой рукой лежал небольшой револьвер.

Мертвец был блондином, и, глядя на его затылок, я признал себя очень прозорливым человеком.

Забыл сказать, что с нами поехал в Перовское наш полицейский фотограф Воробьев. Он поставил свой аппарат, на мгновение весь грешный мир исчез в ослепительной вспышке, но... явился вновь, и…

…значит, настал черед Максима Ивановича заняться своим делом.

Мы вдвоем аккуратно перевернули мертвеца на спину, Первое, что мне бросилось в глаза: дорогой галстук, синий в красный горошек, и идеально накрахмаленный белый воротничок сорочки. Потом я приметил шрам на лбу.

Пулей было пробито лицо немного ниже левого глаза. Глаз и щека сильно затекли синевою. Я достал из портфеля семейный портрет и сличил приметы. Отдаленное сходство имелось несомненно.

— А волосики-то травленные, — заметил Варахтин, приглядевшись к их корням. — Вы попали в точку, Павел Никандрович. Природный брюнет.

— Ну вот и еще один призрак восстал во плоти, — тихо проговорил я, склонившись ближе к Варахтину.

— Видать, сильно мешал кому-то этот призрак и на том, и на этом свете, — усмехнулся тот. — Так самоубийцы не стреляются, скажу я вам... Тем более такой аккуратный господин.

Я попросил привести управляющего. Среди живых и мертвецов он оказался так — серединка на половинку. Ни жив, ни мертв. Был бледен, весь как-то скукожен, отчего выглядел вдвое меньше, чем при прошлой нашей встрече, которая случилась тоже не в добрый час. Он щурился и все время резко, с рывком головы смаргивал, будто ему обжигало глаза от взгляда на всякий предмет или человека.

Первым делом я усадил его на стул, попросив только держать руки на коленях и ни за что здесь не хвататься.

— Вам известен этот человек? — спросил я, указывая на труп.

— Никак нет, ваше высокородие! — прямо выстрелил отказом Тютинок.

— Он и не видал ничего и не слыхал, — мрачно выговорил становой. — И мамка его, дня не будет, как на свет родила. Так что и просохнуть не успел покуда...

Все бледное лицо Тютинока блестело потом, хотя в кабинете было вовсе не жарко. Он подвигал губами, словно проверяя их, не онемели ли.

— Вы давно служите в имении? — спросил я.

— Десятый год с гаком, пропади оно... — хрипло выдавил из себя Тютинок.

— Значит, застали прежнего хозяина?

— Как же! — чуть оживился управляющий. — Всеволода-то Михалыча, благодетеля! Вот уж при ком, как в райских кущах живали.

— Стало быть, знали его секретаря?

И я сразу сунул под нос Тютиноку фотографическую карточку. Тот порывисто отстранился, потом наморщил лоб и даже заставил себя не моргать.

— И его знали, как же-с... — уже без воодушевления признал управляющий.

— А куда он делся?

— Как куда?! — словно бы опешил он и опять заморгал. — Известное дело. Вместе с барином, Всеволодом Михалычем, ушел на морское дно.

Я продолжал держать карточку, только отодвинул ее чуть в сторону, открывая Тютиноку вид на мертвеца.

— А вот убитый разве не похож на Румянцева? Если присмотреться... если волосы покрасить, усы сбрить... Ну, что скажете?

Управляющий заставил себя вытянуться вперед, насколько было можно. Теперь пот катился с него градом, и он невольно провел ладонью у виска, прилизав пучок волос.

— Верно-с, сходство оно есть, ваше высокородие, — покряхтев, признал он.

— Значит, выстрела не слышали?

— Так точно-с! — весь встрепенулся на стуле Тютинок, широко раскрыл глаза и вперился ими в меня. — Совершенно не слыхал-с! Вот вам святой крест!

Он размашисто перекрестился.

— Вот шельма! — не выдержал становой.