Сальтеадор - Дюма-отец Александр Страница 10

Поодаль прислонилась к стене, словно ища опоры, донья Флора с распущенными волосами, капюшон ее плаща был порван, с платья исчезли драгоценные камни. Впрочем, было видно, что, схватив прекрасную путешественницу, разбойники обращались с ней бережнее, чем со стариком.

Донья Флора, как мы уже говорили, была редкостной красавицей, а предводитель шайки, герой этой истории, Сальтеадор, славился учтивостью, что в данном случае, быть может, было еще ужаснее, чем самая безжалостная жестокость.

Да, девушка была прекрасна: она стояла у белой стены, откинув голову, и ее дивные глаза, осененные длинными бархатистыми ресницами, горя гневом и негодованием, метали молнии, в них не было ни робости, ни страха. Ее обнаженные беломраморные руки были опущены — разбойники, срывая с нее драгоценные украшения, разодрали рукава, и теперь стали видны ее плечи, слово высеченные из камня искусным мастером. Ни единого слова, ни стона, ни жалобы не слетело с ее уст с той минуты, как она попала в неволю; жаловались и стонали два разбойника, раненные шпагой дона Иниго.

Конечно, прекрасная чистая девушка думала, что ей грозит только одно — смерть, и перед лицом этой опасности она считала, что для благородной испанки унизительны жалобы, стоны и мольбы.

Грабители, уверенные, что она не убежит от них, сорвав с нее почти все драгоценности, окружили ее тесным кольцом, разглядывали ее, хохотали, причем отпускали такие замечания, которые заставили бы ее опустить глаза, если б взгляд ее не был устремлен ввысь и, словно проникнув сквозь потолок и стены, сквозь небесную твердь, не терялся в пространстве, ища незримого бога, ибо только к нему одному могла сейчас взывать девушка, умоляя о помощи.

Быть может, донья Флора думала и о том прекрасном молодом человеке, которого не раз видела в этом году: он появлялся под окном ее спальни с наступлением сумерек, а по ночам забрасывал ее балкон самыми роскошными цветами Андалусии.

Итак, она молчала, зато вокруг нее, особенно же вокруг ее отца, не смолкал шум, раздавались вопли, проклятия, угрозы.

— Негодяи! — кричал дон Иниго. — Убейте, задушите меня, но предупреждаю: в миле от Альгамы я встретил отряд королевских солдат, их начальник мне знаком. Он знает, что я выехал, знает, что я еду в Гранаду по велению короля дона Карлоса, а когда выяснится, что я не прибыл, он поймет, что меня убили. Тогда вам придется иметь дело не с шестидесятилетним стариком и пятнадцатилетней девушкой, а с целым отрядом. Тогда-то, злодеи, увидим, так ли вы храбры в бою с солдатами короля, как сейчас, когда двадцать свалили одного — Ну что ж, — сказал один из грабителей, — пусть приходят солдаты короля. Мы о них знаем, видели вчера, когда они шли мимо, да у нас есть надежная крепость, а подземные ходы из нее ведут в горы.

— Да ведь говорят тебе, — подхватил второй, — что мы не собираемся тебя убивать. Зря так думаешь, ошибаешься — мы убиваем только бедняков, с которых взять нечего А благородных сеньоров окружаем заботой — ведь они могут принести большую выгоду, и вот доказательство: хоть ты, размахивая своей шпагой, ранил двоих из нас, тебя даже не царапнули, неблагодарный!

— Тут раздались ангельские звуки — они прозвенели в гуле, и грубые, угрожающие голоса разбойников замолкли — то был голос девушки, которая заговорила впервые:

— Если речь идет о выкупе, то вы, сеньоры, получите поистине царскую плату — назовите цифру, и вас не обманут.

— Клянемся святым Яковом, мы на это и рассчитываем, красотка Вот поэтому и хотим, чтобы достойный сеньор — ваш папаша — немного поуспокоился… Дело есть дело, черт возьми, его можно решить в споре, а драка только все испортит. Сами видите, ваш отец только мешает нам .

Тем временем дон Иниго решил защищаться по-иному: по-прежнему орудуя сломанной шпагой, которую бандитам так и не удалось вырвать из его руки, сжимавшей оружие, как в тисках, он ранил одного из разбойников — Клянусь телом Христовым, — завопил бандит, который приставил нож к горлу дона Иниго, — еще одна попытка, и тебе, благородный сеньор, придется договариваться о выкупе с господом богом, а не с нами.

— Отец! — закричала девушка в отчаянии и сделала шаг вперед.

— Да, лучше послушайтесь красотку, — рявкнул один из разбойников. — Ее слова — золото, а уста подобны устам той сказочной принцессы, которая, вымолвив слово, дарит вам жемчужины или алмазы. Угомонитесь же, достопочтенный сеньор, обещайте, что не попытаетесь бежать и вручите такую записку нашему достойному другу — хозяину харчевни, с которой он может отправиться без боязни в Малагу. А там ваш управитель выдаст ему две-три тысячи крон — сколько вам будет угодно; мы не назначаем цифру выкупа таким путешественникам, как вы. Когда же трактирщик вернется сюда, на постоялый двор, мы отпустим вас на свободу. Ну а если не вернется, вы будете в ответе — зуб за зуб, око за око, жизнь за жизнь!

— Отец мой, отец, послушайтесь этих людей, — настаивала дочь, — не подвергайте опасности свою драгоценную жизнь из-за каких-то мешков с деньгами.

— Вот, слышите, сеньор князь? Ведь только князь или вице-король, или сам король, даже император, может говорить с такой легкостью и простотой о земных благах, как говорит эта красотка. Верно она сказала — Ну так что же вы собираетесь с нами делать? — спросил старик; он в первый раз снизошел до разговора с бандитами, до сих пор он довольствовался тем, что осыпал их бранью и ударами. — Итак, что же вы будете с нами делать в этом разбойничьем притоне, когда отправите вашего достойного сообщника, хозяина постоялого двора, с письмом к моему управителю'' — Ого, что он говорит: разбойничий притон! Вы только послушайте, сеньор Калавасас, только послушайте, как оскорбляют харчевню «У мавританского короля»! Притон!

Поди-ка сюда и докажи, как заблуждается достойный идальго.

— Что мы с тобой будем делать? — вмешался другой грабитель, не давая времени дону Калавасасу защитить честь харчевни — Что будем делать? Да проще простого! Посту пим так: дашь нам честное слово дворянина, что не попытаешься бежать.

— Дворянин не дает честного слова разбойникам.

— Отец, дворянин дает честное слово господу богу! — произнесла донья Флора.

— Запомни раз и навсегда, что говорит тебе красотка, ибо мудрость господня глаголет ее устами.

— Хорошо, предположим, я даю слово, что же вы намерены делать дальше?

— Прежде всего мы не будем спускать с тебя глаз.

— Как? — воскликнул дон Иниго. — Я дам честное слово, а вы не позволите мне продолжать путь?

— Э, нет, — возразил разбойник, — не в те времена мы живем, когда ростовщики Бургоса одолжили Сиду тысячу золотых, взяв в залог ларь, наполненный песком. Мы не поступим так, как поступили эти почтенные люди, — другими словами, они отсчитали тысячу золотых, не заглянув в ларь, а мы сначала заглянем.

— Ну и негодяи, — сквозь зубы процедил дон Иниго.

— Отец, — молила донья Флора, стараясь успокоить старика, — заклинаю вас именем неба!

— Ну хорошо, не будете спускать с меня глаз, а дальше?

— Привяжем тебя цепью к железному кольцу.

С этими словами разбойник указал на кольцо, вделанное в стену, словно подтверждая, что такие случаи уже бывали.

— Меня на цепь, как невольника-мавра! — вскипел старик.

При этой угрозе вся его гордость возмутилась, он попытался вскочить — рывок был так силен и стремителен, что старик шага на три отбросил разбойника, который упирался коленом в его грудь, и сам встал на одно колено.

Так скала отталкивает волну, но волна через миг снова налетает на нее, — нечто подобное случилось и сейчас: пятеро-шестеро разбойников кинулись на дона Иниго и сломали бы ему руку, если б он не отступил; они вырвали у него эфес шпаги с обломком лезвия, и тут же на него ринулся разбойник, униженный тем, что его отбросил какой-то старик, он клялся, угрожая ножом, что наступил последний час пленника.

Донья Флора, увидев, как блеснула сталь, с горестным криком метнулась к отцу.

Но один из разбойников схватил ее, а другой толкнул приятеля, занесшего нож.