Алексей Дударев - Белые Россы Страница 11

Бодя стоял «на ковре» перед Русаченко.

Тот хохотал.

— Ну кто же, в натуре, знал, что он — это не он? Старик? Старик. В дом престарелых не хочет? Не хочет. Без аиста жить не может? Не может. На суицид давил, спрыгнуть с дуба грозился. Ну, я чин-чинарем все на него оформил, а тут явился настоящий. Ну и попер меня вместе с договором. Никогда так не лажался…

Шеф перестал смеяться и нажал на кнопку селектора:

— Лера…

— Слушаю, Сергей Григорьевич…

— Лера, передайте по всем отделам, чтобы с Нового года Бородича никто Бодей не называл.

— Хорошо… — засмеялась секретарша.

— Отныне он у нас филантроп.

— Мизантроп… — несмело поправил своего шефа Бодя.

— Короче, спонсор и Дед Мороз в одном лице. Ко мне Ходас просилась?

— Она ждет.

— Закончу с Бородичем — пусть заходит.

— Хорошо, Сергей Григорьевич.

Бодя положил на стол бумагу.

— Что это?

— Договор… на хату… В этих Чириках.

Шеф вздохнул, мельком глянул в договор.

— Ну и что? — сказал он. — Наша фирма совершила продажу своего имущества физическому лицу. Физическое лицо уплатило за стоимость имущества и даже государственную пошлину уплатило.

— Не платил он ничего! И договор у нас… Я уже в областную коллегию к адвокатам сгонял. С самим Чифирьчиком встречался…

— С кем встречался?

— С Чифирьчиком. Это их типа президент… Фамилия у него такая…

— Чайчиц его фамилия, а не Чифирьчик! Он мне только что звонил. Интересовался, как это наш «Агробокс», имея таких припыленных сотрудников, удосуживается успешно работать?

— Почему припыленных?! — возмутился Бодя. — Старикан-то денег не платил!

— Ну и что! В любом суде над нами просто посмеются. Короче, вот что, Бодя, приклей себе бороду, найди этого… — шеф глянул в договор, — Струкова Петра Демьяновича, скажи, что ты Дед Мороз и делаешь ему от нашей фирмы новогодний подарок. Как и обещал.

— Я ему еще и тысячу баксов… обещал.

— Так свои обещания надо выполнять, товарищ филантроп. А пока суть да дело возьми машину и сгоняй в художественную мастерскую на Солнечной. Они нам уже указатель сделали. Сегодня установим. Только смотри не перепутай, Кутузов! Они и для крематория указатель делают.

Бодя вышел из кабинета с договором в руке. Сокрушенно сказал:

— Так, блин, лопухнуться, — и кивнул Галюне: — Заходи.

Галюня вошла в кабинет.

— Здравствуйте, Сергей Григорьевич.

— Здравствуйте Галина Васильевна… Что у вас?

— Отпустите меня, пожалуйста, на два дня за свой счет.

— Перед Новым годом?

— Есть возможность слетать в Гамбург, отца навестить в клинике. Туда и обратно. Частным самолетом.

— Даже так?

— Бывшая жена моего дяди сюда прилетела… А отсюда летит в Гамбург… Пригласила… меня с братом.

— А кто она?

— Я не знаю. С дядей развелась, за кого-то замуж вышла, сейчас вдова…

— Ну, хорошо, летите…

— Спасибо.

Галюня направилась к выходу.

— Галина Васильевна! — окликнул ее шеф.

— Слушаю.

— У нас скоро итоговое заседание Совета директоров. Напишите, пожалуйста, заявление.

— Какое заявление?

— Просьбу, чтобы фирма нашла возможность погасить ссуду, которую вы взяли на лечение отца.

Была пауза.

— Сергей Григорьевич, станьте на мое место. После нашего с вами вчерашнего разговора вы бы написали такое заявление?

Была еще одна пауза. Потом Русаченко сказал:

— Нет.

— Спасибо, — тепло улыбнулась ему Галюня.

— А вот спасибо ваше не принимается.

— Почему?

— Потому что я делаю это не для вас, а для себя.

Восходящее солнце положило один из своих лучей на веки спящей Ирины.

Женщина открыла глаза и сладко потянулась.

Она проснулась на лежанке, укрытая белоснежным одеялом, на такой же белоснежной подушке.

В печи потрескивали дрова.

На дворе блестел под солнцем снег и лениво гавкал сытый Валет.

Со стены на женщину ласково смотрел седой Ходас-старший.

Где-то высоко над деревней летел самолет.

Маленький самолетик легко взмыл в синее небо и взял курс на Европу.

В салоне было только несколько кресел, и от этого он казался очень просторным.

В креслах сидели и оживленно беседовали Ирина, Артем и Галюня.

Смуглая стюардесса разносила кофе.

Сашка возвращался с дежурства.

— Уважаемый, — обратился к нему возле магазина небритый Мишук в потертой кожаной куртке и меховой шапке, — дайте пару рубликов… на пузырек не хватает.

— Ты бы на закуску сначала собрал, а уж потом… на пузырек…

— Ну, дай на закуску, — покорно согласился Мишук.

— На закуску, — буркнул Сашка, достал из кармана всю мелочевку и вручил ее мужику.

— Спасибо, уважаемый. Дай вам Бог здоровья… И вашим близким тоже…

Сашка с грустью посмотрел на грязную тельняшку под курткой у мужика, повернулся и пошел в магазин, но возле самого входа остановился. Повернулся, тихо позвал:

— Мишук?..

Мужчина в куртке повернулся, кивнул утвердительно:

— Мишук.

— Не узнаешь?

Мишук сощурился:

— Не-е…

— А Кунашир помнишь? До Японии доплюнуть можно было!

— Кунашир помню…

— Помнишь, как меня из-под обломков вытаскивал… После землетрясения?

Мишук расцвел весь.

— Сашок! Роднуля моя! Живой?

— Живой! Тебя-то как сюда занесло?

— Носило-носило и занесло!

Подбежали друг к другу, обнялись.

Художественные мастерские постарались на славу.

Указатель был выкован в форме летящего аиста.

Правое крыло венчали пустотелые буквы «Белые», а левое «Россы».

Когда указатель установили, «Белые» оказались на фоне облачка, а «Россы» так и остались на фоне голубого неба.

Все присутствующие зааплодировали.

— Сергей Григорьевич, — обратилась к Русаченко важная персона. — Нет слов… Молодец…

— Стараемся, Антон Миронович, стараемся…

Защелкали фотоаппараты.

Бодя кокнул бутылку шампанского о левое крыло аиста.

— Веруня, я не один, — с порога сообщил жене Сашка. — Проходи, Мишук… Раздевайся.

Вера вышла.

Муж в прихожей помогал какому-то бомжу снимать куртку.

— Знакомься, это Мишук… Мой друг по Курилам… Прошу любить и жаловать…

Верка захлопала глазами.

Сашка сообразил, что «любить и жаловать» его друга жене будет очень непросто, поэтому добавил возвышенно, торжественно и чуть с надрывом:

— Он достал меня после землетрясения из-под обломков дома… Если бы не он, мамуля, не было бы у тебя ни мужа, ни сына…

— Здравствуйте… — ласково поздоровался Мишук.

— Здравствуйте… — вздохнула Верка.

Бодя пришел в дом-интернат для престарелых.

— Бабаня, — обратился он к старушке, которая медленно прогуливалась по вычищенным от снега дорожкам парка. — Старичка одного ищу… Шустренький такой…

— Мы здесь все шустренькие. Как звать?

— Бодя.

— Нету такого старичка.

— Это меня так звать. А его… Демьян, кажется…

— И такого нету.

— С усами еще такими.

— Здесь все с усами. Как звать?

Бодю вдруг осенило, он достал договор и, заглянув в него, радостно промолвил:

— Ну я же говорил — Демьяныч! Струков Петр… Демьяныч.

Старушка иронично посмотрела на него и сказала:

— Шестая палата…

Струк в полной тоске лежал на своей кровати в палате номер шесть.

Сосед, на которого он жаловался Валету и который был похож на жирного кота, смачно вспоминал свою лихую молодость…

— Я студент-практикант, а она, значит, зав. отделением. Фигурка — виолончель… Сверху все что надо, потом вот такая талия и опять… все что надо… Перед обеденным перерывом мне звонит и мур-мур: «Вольдемар Кузьмич, зайдите, пожалуйста, мне надо с вами посоветоваться…» Ну я, натурально, свою диагностику на ключ и к ней в кабинет… И сове-етуемся, сове-е-етуемся, сове-етуемся…

Струк обреченно смотрел в потолок.

— А однажды… — лысый старичок стыдливо засмеялся, прикрывая беззубый рот. — У нее за ширмочкой клиентка заснула… А она про нее забыла… — старик аж зашелся от смеха. — Мы, значит, вовсю советуемся, а та заспанная выходит из-за ширмочки. Что бы-ыло-о!

В дверь стукнули и тут же распахнули ее.

На пороге стоял Бодя в бороде Деда Мороза.

— Вам кого? — спросил сосед.

— Вот я, Дедушка Мороз, — продекламировал Бодя. — Борода из ваты.

— Бодя! — Струк вскочил с кровати.

— Я подарки, блин, принес, друг ты мой горбатый.

— Бодя, — Струк всхлипнул…

— Вставай, Демьяныч! Руководство поручило мне сбацать с тобой «Елочку». Ну, дети! Встали в круг! И-и-и! В лесу родилась елочка… В лесу она росла-а-а…

Струк, его сосед и Бодя взялись за руки и повели хоровод.