Генри Джеймс - Крылья голубки Страница 11

Начало, к которому она часто возвращалась мыслями, явилось для нашей молодой женщины эпизодом величайшей яркости: званый вечер, устроенный в «галерее» некоей дамой, ловившей рыбку большими сетями. Испанская танцовщица – в тот момент она считалась главной усладой Лондона, американский чтец – радость любителей этого жанра, венгерский скрипач – чудо света без определенных занятий… Ради названных и других приманок компания, в которой, по редкостной привилегии, очутилась Кейт, была собрана довольно свободно, без строгого отбора. Кейт жила под крышей материнского дома, как ей представлялось, тихо и незаметно и практически не знала людей, устраивавших приемы такого масштаба, однако у нее были какие-то дела с двумя-тремя знакомыми, которые, как оказалось, были связаны с такими людьми, и через этих двух-трех знакомых поток гостеприимства, просочившись или просто широко разлившись, докатился до отдаленных резервуаров. In fine, доброжелательная дама – подруга ее матери и родственница дамы из галереи, предложила Кейт взять ее с собой на тот званый вечер, о котором теперь идет речь. Там она еще более ее облагодетельствовала, представив ее двум-трем лицам, что на таких значительных приемах ведет ко многому другому, – в частности, в ее случае это привело к кульминации: к беседе Кейт с высоким светловолосым, не совсем причесанным и немного неуклюжим, но уж никак не тоскливо-скучным молодым человеком. Молодой человек поразил ее своей отъединенностью, растерянностью и – как, кстати, он сам думал о себе – своим отчаянным блужданием в этом обществе, словно в тумане; он, как ей представилось, гораздо сильнее отличался от всего, что их окружало, чем кто бы то ни был другой, и даже, вероятно, мог бы исчезнуть с ее горизонта, если бы его попытались втянуть во взаимоотношения с нею. Он и правда в тот же вечер заверил ее честным словом, что готов был сбежать оттуда и только их встреча помешала его побегу, но теперь он понял, как жаль ему было бы упустить возможность встретиться с ней. Этого пункта в беседе они достигли к полуночи, и хотя ценность таких высказываний определяется их тоном, к полуночи и тон был соответствующий. Кейт с самого начала смогла полностью понять Деншера, по крайней мере понять его угнетенное, смутное состояние: полное понимание у нее часто наступало немедленно; затем ее непредвзятое сознание вдруг подсказало ей, что в течение пяти минут к ним обоим что-то… ну, она не могла это определить иначе, как словом «пришло». Это нельзя было разглядеть или взять в руки, это можно было только как-то чувствовать и знать; это было что-то, каким-то образом случившееся с каждым из них обоих.

Оба обнаружили, что каждый из них глядит на другого прямо и дольше, чем принято даже на приемах в галереях; однако это, в конце концов, само по себе имело бы не слишком большое значение для таких молодых, красивых людей. Одним словом, тут не просто встретились их глаза, другие чувствительные органы – органы сознания, физические и умственные способности, все их щупальца встретились тоже, и когда впоследствии Кейт представляла себе эту острую, глубокую встречу, она, странным образом, смотрела на нее как на особого рода игру. Она тогда видела приставную лестницу у глухой садовой ограды и настолько доверяла своим силам, что решилась влезть на нее, чтобы заглянуть сверху в предполагаемый по другую сторону сад. Добравшись до самого верха, она очутилась лицом к лицу с джентльменом, в тот же самый момент и с тем же расчетом предпринявшим такую же попытку, и оба интересующихся лица остались друг перед другом на своих лестницах. Самое удивительное заключалось в том, что весь тот вечер они так и простояли на верхушках лестниц: они так и не спустились вниз; и действительно, все то время, что последовало за их первой встречей, у Кейт оставалось это чувство – что она стоит где-то на высокой перекладине и сойти ей некуда. Более простое описание всей истории несомненно сведется лишь к констатации того, что наши молодые герои восприняли друг друга с интересом; и если бы не счастливая случайность полугодом позже, повествование об этом эпизоде тут бы и закончилось. Случайность эта, надо сказать, произошла так естественно, как происходит в Лондоне очень многое: Кейт оказалась напротив мистера Деншера в вагоне лондонской Подземной железной дороги. Она села в поезд на «Слоун-Сквер», чтобы поехать до «Куинз-роуд», и купе, куда она вошла, было почти полно. Деншер был уже там – на другой скамье, в дальнем углу; Кейт совершенно уверилась, что это он, прежде чем поезд тронулся снова. День стоял пасмурный, был час наступления темноты, в купе находилось еще шестеро пассажиров, однако ее сознание устремилось прямо к нему, будто они встретились на каком-то открытом, ярко освещенном пространстве земли, где-то в безлюдной пустыне. Ни тот, ни другая не колебались ни секунды, они глядели друг на друга через набитое людьми купе так, будто она заранее знала, что найдет его там, а он ожидал, что она туда войдет; так что, хотя в сложившихся условиях они могли все же обменяться приветственными жестами и улыбками, им приходилось держать себя в узде. Было бы вполне уместно, в результате немого обмена любезностями, если бы они, чтобы облегчить ситуацию, сошли вместе на следующей остановке. Кейт, по правде говоря, была уверена, что следующая остановка и есть истинная цель Деншера – а это делало совершенно ясным, что молодой человек едет дальше именно потому, что желает поговорить с ней. Ради этой цели ему надо было ехать до станции «Хай-стрит-Кенсингтон», поскольку лишь тогда кто-то из пассажиров вышел бы, предоставив ему желаемый шанс.

А шанс его ни мало ни много позволил Деншеру быстро занять место прямо напротив Кейт: проворство, с которым он осуществил этот захват, казалось, говорило ей о нетерпении, с которым он не мог совладать. Тем не менее в присутствии чужих людей, сидящих по обе стороны от них, его маневр мало способствовал разговору; впрочем, вероятно, это ограничение возымело для них такое значение, какого не могло бы иметь ничто другое. Если тот факт, что счастливый случай, снова сведший их вместе, мог найти столь яркое выражение без единого слова, они оба могли тотчас же почувствовать, что он свел их не напрасно. Необычайной стороной этой истории оказывается то, что они встретились вовсе не на том, на чем расстались, а продвинувшись значительно дальше, и к этим добавившимся связующим звеньям, между станциями «Хай-стрит» и «Ноттинг-Хилл-Гейт», добавилось еще одно, а между последней упомянутой и «Куинз-роуд» количество прибавившихся звеньев стало неизмеримым. На станции «Ноттинг-Хилл-Гейт» сошел сосед, сидевший по правую руку от Кейт, и Деншер немедленно перескочил на его место, только и тут они мало что выиграли, так как в следующий же момент какая-то дама перескочила на место Деншера. Он почти ничего не мог сказать, – по крайней мере, Кейт едва понимала, что он говорит: она была поглощена неодолимым ощущением, что один из пассажиров напротив, с моноклем в глазу, который он постоянно держал в одной и той же позиции, с самого начала выделил ее из всех остальных, весьма заметно и к тому же со странной аффектацией. Если подобная личность выделила ее из остальных, что же делает Деншер? – этот вопрос, надо сказать, получил вполне убедительный ответ, когда на ее остановке Деншер тут же вышел следом за ней из вагона. Вот это-то и стало настоящим началом – началом всего: тот, первый раз – время, проведенное на званом вечере, было лишь началом этого начала. Никогда прежде, за всю свою жизнь, не позволяла себе Кейт так увлечься – насколько вообще небольшие романтические приключения могли быть в ее характере: ведь раньше, по вульгарной мерке, таких возможностей всегда было хоть пруд пруди. Деншер прошел с ней до Ланкастер-Гейт, а потом Кейт пошла с ним обратно к станции Подземной железной дороги. (Ох ты, ну прямо как горничная, хихикающая с булочником, мысленно говорила она себе.)

Такое уподобление, как она ощущала это впоследствии, вполне соответствовало отношениям, которые точнее и лучше всего могут быть описаны через сравнение с горничной и булочником. Кейт могла говорить себе, что с того самого часа они постоянно «водят компанию»: формально говоря, это прекрасно выражало и размах, и пределы их связи. Деншер, естественно, тут же попросил разрешения посещать ее, и она, как юная особа, которая не так уж юна и не претендует на то, чтобы выглядеть оранжерейным бутоном, столь же благоразумно такое разрешение дала. Такова теперь – это ей сразу же стало ясно – должна быть ее единственно возможная позиция: она всего-навсего современная лондонская женщина, несомненно – человек нового времени, неизбежно уже столкнувшаяся с жизнью, благородно свободная. Кейт, разумеется, незамедлительно доверила свою тайну тетушке, то есть прошла через все установленные этикетом формы, попросив у нее разрешения принимать Деншера; впоследствии она вспоминала, что, хотя она изложила историю своего нового знакомства так скупо, как позволяли сами факты, миссис Лоудер поразила ее в тот момент своей необычайной мягкостью. Этот случай послужил ей четким напоминанием, что тетушка ее вовсе не так проста: именно тогда Кейт начала задавать самой себе вопрос: да что же такое, вульгарно выражаясь, «затевает» тетушка Мод?