Иван Петров - Томчин Страница 12

…Приехали, праздник устроили, меня на пир притащили. Сижу рядом с каменной Борте, лег бы, да неудобно. И чего орут? Мяса не видели? Кого‑то мелкого побили, а радости – полные штаны. Режутся друг с другом круглый год, гоняют табуны из рук в руки, а толку чуть. Лет двадцать‑тридцать пройдет, кто был наверху – окажется внизу, а потомок пастуха станет ханом. У верблюда два горба, потому что жизнь борьба.

Почему они не понимают бессмысленности этого процесса? Все племена в округе на тысячу километров вряд ли насчитывают больше миллиона человек. Скорее, и того меньше. Эта степь могла бы прокормить вдвое, впятеро больше народа, если бы не людская жадность и дикость. Спокойно паси свои табуны, не бойся, что тебя убъют и детей твоих угонят в рабство, живи и радуйся, так нет. Или какой‑то местный ханчик решит тебя пощипать, или сам, надувшись от жадности и гордости, почти рефлекторно потянешь жадные руки к чужому добру. Что за природа у человека (я не говорю – у этих людей, на моей родине не такого насмотрелся!). Это именно природа дикого человека, несмотря на все плоды цивилизации: нахапать побольше и гордо оглядывать всех с кучи добра. Не подходи – мое. Куда тебе все это, зачем берешь чужое? Ведь сдохнешь все равно. Ну, эти‑то дикари не понимают, а у нас – что творилось после перестройки? Да и в последние годы рейдерские захваты напоминали месячной давности сумасшедший набег кочевников на летнюю стоянку. А, что говорить, дикари, не поймут‑с.

Как говаривал Йоганн Вайс: – "Я хочу командовать многими и чтобы я подчинялся немногим". А я не хочу. Спать пойду. Надеюсь, имею я право и свободу хотя бы встать и уйти к себе спать? И нечего на меня так смотреть, Бортэ.

Достал я Бортэ воплями: "Я хан или не хан!" Провела ликбез. Недаром с Цэрэном язык учу потихоньку, сотню слов уже знаю. Хоть что‑то начал понимать в этом сумасшедшем доме. Государства у них, как такового, разумеется, нет. Базовая единица общества – семья, называется это – "юрта", в среднем в ней человек пять – десять. В каждой юрте от одного до трех воинов, с учетом неженатой молодежи, остальные – женщины и дети. Юрты сбиваются в команду произвольной величины, назовем это родом, хотя национальные, языковые и родственные связи не обязательны, (тут я запутался!). Количество юрт в таком роде может быть от десятка до нескольких сотен, в зависимости от авторитета самостийного родового вождя и территории выпасов, которые эта орда способна удержать и защитить.

Следующий уровень – племя. Один из родовых вождей почему‑то кажется остальным более перспективным для совместного нападения на соседние племена и становится племенным вождем, остальные приносят ему что‑то вроде клятвы вассальной верности. Смешно. Такое племя может насчитывать несколько сотен тысяч человек, но все аморфно, постоянно кто‑то приходит, кто‑то уходит. Внутри каждого племени, рода, юрты идет резня из‑за имущества и личных амбиций. Поскреби любого пастуха, и у него в предках и родне окажутся ханы и местные боги. Да и проснувшийся утром ханом может к вечеру одиноко пасти своего единственного коня, если за день все его соплеменники разойдутся по более сладким покровителям.

Существует местная аристократия, потомки всяческих героев легенд, когда‑то удачно укравших у соседей козу или жену, и воспетых бардами за этот подвиг в веках. Мой предшественник был ханом с родословной и связями, но не слишком уважаемым своими вассалами, большинство из которых в собственных родах имели больше юрт, чем он. Имущество здесь распределяется по юртам, ничего общего, государственного – нет, и хан, фактически – это военный вождь, осуществляющий удачные набеги в военное время и успешно им противостоящий в мирное. И не хан, а каан. Ну, точно, индейцы, как у нас.

Но, если будет хреново нападать и обороняться, все выжившие приспешники от него разбегутся. Чего ж народ так цепляется за это каанство? А от того, что главный доход местного люда, особо им ценимый – халява, грабеж соседей, кто чего захватил, награбил, тот тем и живет. А каан сидит высоко, ему сверху видно все, где чего лежит, он главный потребитель трофеев. Жизнь проходит недаром, мясо ест каждый день, а не только когда в степи суслика поймает.

У кого скота много, тот, конечно, его подрезает, питается, а у кого мало – в основном охотой пробавляются, скотину берегут. Или жена каких‑нибудь корешков накопает. У хана жен много, в общем‑то, сколько хочешь, если пленников достаточно. Я думал – сколько прокормишь, но, оказывается, кормить не обязательно. Как‑то сами едят, муж не заморачивается. Но главная – старшая жена, по ее детям род ведется. Остальные дети – родственники, не бастарды, как у нас, но все‑таки… Родственники, одним словом.

Этот каан, который в меня вселился, собирался в конце лета в большой набег на соседей, с которыми у племени постоянные контры. То одни, то другие на чужое стойбище нападут, народ перережут и в полон заберут, скот угонят. Вражда многолетняя. Выглядят эти кровные враги как патроны из одной обоймы, отличия только в языке и одежде. Наши больше в степи живут, другие в горах, в лесах, у озер, в той же степи, есть те, что – в пустыне. У каждого племени мно‑ого врагов. Пленные перемешиваются с победителями и через поколение азартно грабят и режут бывших соплеменников. Но можно отколоться от одного племени и уже через год в составе другой вражеской орды начать богатеть, угоняя табуны вчерашних друзей и союзников. Нормально живут.

Вселение духа казалось хорошей идеей два дня. На третий сразу несколько вассалов и союзников ощутили в себе силы возглавить срывающийся победоносный поход, а заодно и племя, и стали активно думать и зондировать почву в этом направлении. Соломенная вдова каждое утро просыпалась с опасением, что все уже откочевали, а ее позвать забыли, а может, и имущество семейное заодно вывезли и отогнали, поди докажи, что оно твое. Здесь действует закон стаи – кто сильнее, тот и прав. Повезло ей, соратники перессорились и не успели прийти к единому решению, а тут подоспело и мое предложение о слиянии в один моего и ханского образов.

Решили провести набег, а затем, по его результатам, вернуться к обсуждению, кто здесь главный перец. Руководителем войны избрали Генерала, тут пригодились наши семинары по тактике. Так что, я жил, жив и буду жить до завершения теперь уже весенней военной операции, пока я хан. Ну, нехай будет каан. Остальное понятно. "Лишь тот достоин жизни и свободы, Кто каждый день идет за них на бой" [16]. И это таки верно сказано.

Глава 6

Предложил Бортэ соглашение о союзничестве. Пока она влияния своего не утратила, все хитросплетения местной политики понимает и впечатление у меня о ней, что умная и несволочная. Где‑то я старшей жене даже сочувствую, мы в одной лодке, после войны шансов на избрание ханом у ее старшего сына нет никаких. Все поделит верхушка, состоящая из авторитетных родственников и крупных союзников, они же выберут нового вождя этой шайки. Бортэ и ее сыну в лучшем случае достанется мелкий род мужа с парой сотен верных сторонников, которые сейчас кучкуются вокруг нее, а то – и до юрты дело дойдет, если их верность не выдержит испытания бедностью и жадностью.

Что нам требуется. Продолжать запутывать народ слухами, сказаниями местных бардов о хане Томчине, по‑разному описывать мою внешность, возраст, события жизни, раннюю биографию, включая параллельно в рассказы о реальных событиях из жизни ее почившего мужа множество баек и историй, случившихся с другими людьми. Поощрять разговоры о божественной сущности. При возникновении недоуменных вопросов ничего не подтверждать и не опровергать, кивать на богов – они все видят. Пусть люди судят по поступкам.

Это укрепит в простом народе уверенность, что с ханом ничего не случилось, рассказчики ведь cами болтают всякую чушь, в том числе и о мнимой смерти каана. Мне надо чаще появляться в войсках, в народе, пусть все видят, что хан – вот он, и выглядит именно так. И об этом рассказывают друг другу. Генералу и прочим этот ход преподнесем как введение врагов в заблуждение перед весенней кампанией, на случай, если слухи и лазутчики донесут до врага ненужную информацию обо мне. Самой Бортэ это выгодно, так как даже в не самом удачном для нас варианте – если меня не переизберут, но оставят в живых, большая часть рода останется с нами. Ведь если бывший хан, мужчина в полном расцвете лет и сил, жив‑здоров – меньше народа разбежится, крупнее будет род. Вопрос про юрту – даже не рассматриваем. Не со всеми же мой предшественник за руку здоровался, а уж я как раз – постараюсь, по мере освоения языка. Ответственность за создание и несение нового образа в народные массы возлагается на Бортэ. Я на подхвате.

Второе. Кровь из носу, но я должен вместо Генерала возглавить и провести весеннюю операцию. О выгодах моего руководства для меня и Бортэ даже не говорю, возможно, удастся избежать перевыборов. Что получит наше племя и даже, может быть, племя нашего врага? Во‑первых, мы, безусловно, победим, если у меня будут время на реализацию задумок и план местности. Мне требуется два месяца.