Домуша из Заброшенки - Людмила Георгиевна Головина Страница 12

Мы углубились в лес, и Юлька сразу же обнаружила там грибы. Их было много, и по уверениям Юльки, все они были белыми. Юльку охватил азарт. Она забыла про всё на свете и ползала на корточках, собирая грибы. Класть их было некуда, и она приспособила для этой цели подол платья.

С трудом я оторвал свою любимую от заготовки даров природы.

— Влад, я в восторге! Как ты отыскал такое чудное местечко? Лес совсем нехоженый! Мы ещё сюда вернёмся? Почему ты мне не сказал, что надо взять корзину?

Вопросы лились нескончаемым потоком.

— Погоди, это ещё не всё. Самое главное впереди. Мы снова переправились вброд через речку и вернулись к дому. Это изумило Юльку ещё больше.

— Влад, чей это дом? Почему у тебя ключ от него? Ты что, арендовал его под дачу? Влад, отвечай! Неужели ты не понимаешь, что это безумно дорого? Тут очень мило, но мы ведь копим деньги на квартиру! Влад, я не ожидала от тебя такого легкомыслия!

Я держал паузу. Просто молчал и улыбался, перетаскивая сумки в сени.

Когда Юлька немного притихла, я взял её за плечи и ввёл в избу. В полном молчании мы обошли все помещения (они блистали чистотой, моя старушка постаралась на славу) и закончили свой маршрут на кухне. Я усадил Юльку на табуретку и сел сам. Вот он, сладкий миг!

— Ну как тебе? — вопросил я.

— Очень мило, чистенько, уютно. Настоящий сельский интерьер… — нерешительно отозвалась Юля. — Но, Влад, аренда такого дома нам всё равно сейчас не по карману. Ты должен был посоветоваться со мной.

— Не аренда, дорогая, а покупка. Этот дом — наш! Я купил его для нас с тобой! — и я выложил перед ошеломлённой Юлькой папку с документами.

Последовала немая сцена, как в «Ревизоре». Когда же Юлька, наконец, отмерла, она стала растерянно перебирать бумаги. Потом отложила их в сторону.

— Не могу поверить. Здесь что-то не так. Скажи, сколько ты заплатил?

Я озвучил цифру.

— Ты понимаешь, что это совершенно нереальная цена для такой покупки? Скажи, как получилось, что ты вышел на это предложение? Вроде бы, когда я уезжала, не было речи ни о чём подобном.

Я вынужден был рассказать Юле всю историю, приключившуюся со мной.

— Это ещё не всё, — признался я. — Сейчас сама увидишь.

Я подошёл к люку, откинул крышку и позвал:

— Уважаемая, можно вас потревожить? Я хочу познакомить вас со своей невестой.

Старушка вынырнула из подпола с такой скоростью, что Юлька даже вздрогнула.

— Кто это? — спросила она шёпотом.

— Ну, это вроде смотрительницы этого дома.

— Называй, как положено, — строго осадила меня старуха. — И, обращаясь уже к Юльке, произнесла: — Домовица я, ну, то есть домовой женского полу.

— А разве домовые бывают? — изумилась Юлька.

— А как же не бывают, ежели я перед тобой стою! Вот и он, — старушка кивнула в мою сторону, — не верит! Уж сколько раз я ему объясняла! А в прежние времена нас и вообще за нечистую силу держали! За Параскевой-то моей, когда уж помирала она, совсем плоха была, я ухаживать взялась, рядом-то никого не было. Пить ей подавала, пот обтирала, а она пришла на миг в чувство, и спрашивает: «Ты кто?» Я отвечаю: «Домовица я, твоя, Парашенька, не помирай, плохо мне без тебя будет!». А она как закричит: «Сгинь, нечистая сила!». Ну, не обидно ли… Вскоре и померла… А батька ейный, Федотка, тот завсегда пьяненький был, увидел меня однажды в запойном бреду (а я тогда ещё в мужеском обличье была) и орёт: «Черти, черти запечные на меня напали! Поделом мне пропойце окаянному!» Вот так вы, люди, к нам относитесь. А чего плохого мы вам сделали?

И старушка пригорюнилась и всхлипнула.

— Она давно здесь живёт, старенькая, одинокая, ну и… сама понимаешь…

Юлька кивнула. В самом деле, одному кажется, что он — Наполеон, другому — что домовой. Всякое бывает.

— Давайте познакомимся, — Юлька решила дипломатично сменить тему. — Меня Юля зовут. А вас?

— Юля, это что, Ульяна, что ли? Всё нонче переиначили. А меня никак не звать. Уж говорила жениху твоему, не положено нашему племени имена иметь. Чай не люди.

— Ну, без имени общаться неудобно. Вы говорите, что вы домовица? Давайте, мы вас Домушей звать будем. Правда Влад?

Я кивнул. Всё таки, Юлька молодец. Гораздо быстрее моего вникла в ситуацию и стала контакт налаживать.

— А что, Домуша — мне нравится. Домуша — это подходяще. Хорошая ты девка, Ульяна, своему жениху подходишь. Только умнее его. А он ничему веры не имеет, не понимает, что и сам влип, и тебя туда же тащит. Уезжайте-ка вы подобру-поздорову, пока целы.

— Влад мне ничего ни про какую опасность не рассказывал, — Юлька была озадачена. — Влад, что за опасность?

— Ой, Юля, это просто суеверия. Не обращай внимания.

— Никакие не суеверия, — возразила Домуша и стала излагать Юльке свою гипотезу про зловредного Бабая.

Юлька слушала внимательно, а я в это время вынимал содержимое сумок. На столе возникла целая гора продуктов, тарелки, чашки, столовые приборы, чайник, кастрюли и сковородки, небольшая упаковка дров (чего только сейчас не продают в супермаркетах!), угольный самовар, труба к нему (и пакет с углём), складной мангал, постельное бельё, полотенца, мыло и даже алюминиевый рукомойник. Окинув всё это добро хозяйским взором, я удовлетворённо вздохнул. Ну вот, на первое время хватит.

Домуша, тем временем, закончила свой рассказ. Юлька сидела молчаливая и серьёзная. Наконец, она заговорила.

— Понимаете, Домуша, мы с таким никогда не сталкивались. И нам всегда говорили, что это всё — детские сказки и суеверия. Давайте сделаем так. Мы поживём здесь немного, посмотрим, если ничего не случится, то и волноваться незачем. А вы не беспокойтесь, будете и дальше здесь жить, как раньше, мы вам ничего плохого никогда не сделаем.

— А если с вами плохое случится? Тогда уж поздно будет каяться! Не хотела я вас пугать, да, видно, без этого вы на веру мои слова не примете. Пошли!

И Домуша устремилась на улицу. А мы за ней. Домуша поднялась на крыльцо соседнего дома и распахнула дверь.

— Заходите! — позвала она.

— Неудобно без приглашения в чужой дом заходить, — засомневался я.

— А хозяин этот никогда уже никого пригласить к себе не сможет! — отрезала Домуша.

Внутри всё было очень похоже на нашу избу, только, пожалуй, побогаче.

В горнице мы замерли на пороге. На кровати лежал спящий мужчина. Не мёртвый, а именно спящий. Во сне он вздрагивал и тихо стонал, редкие