Змея, крокодил и собака - Барбара Мертц Страница 12

Конечно же, мы заказали номера в «Шепард-отеле». Наш старый друг господин Бехлер стал его владельцем, поэтому не возникло никаких проблем, хотя «Шепард» становится настолько популярным, что комнаты трудно раздобыть. В этом году все праздновали победу в Судане. 2 сентября войска Китченера[34] заняли Омдурман и Хартум, прекратив восстание и смыв с британского флага пятна бесчестия, которые позорили его с тех пор, как доблестный Гордон пал жертвой полчищ безумного Махди. (Если читатель не знаком с этим событием, рекомендую ему или ей прочесть любой учебник истории.)

Благоприятное настроение Эмерсона испарилось, как только мы вошли в отель. В зимний сезон «Шепард» всегда переполнен, и в этом году толпа оказалась больше обычной. Молодые офицеры, бронзовые от солнца, недавно прибывшие с поля битвы, щеголяли перевязями и золотыми галунами перед восхищёнными взорами трепетавших вокруг дам. Одно лицо, украшенное особенно впечатляющим набором военных усов, выглядело знакомым, но прежде чем я смогла подобраться к офицеру, окружённому толпой гражданских лиц, расспрашивавших его о Хартуме, Эмерсон схватил меня за руку и потащил прочь. Только тогда, когда мы оказались в нашем номере (том, который нам всегда предоставляли – с видом на Азбакейские сады), он нарушил молчание.

– С каждым годом здесь становится всё более модно останавливаться. Чертовски переполнен, – проворчал он, бросая шляпу на пол и отправляя вслед за ним пальто. – В последний раз, Амелия. Я так решил. В следующем году мы примем приглашение шейха Мохаммеда остановиться у него.

– Конечно, дорогой, – ответила я, как и каждый год. – Спустимся выпить чая, или приказать суфраги (официанту, коридорному) принести его сюда?

– Обойдусь без чёртова чая, – отрезал Эмерсон.

Мы пили чай на маленьком балконе с видом на сады. Как бы я ни жаждала присоединиться к толпе внизу, где, без сомнения, нашла бы множество друзей и знакомых и узнала свежие новости, но не считала разумным убеждать Эмерсона вновь облачиться в пальто и шляпу. Я и без того выдержала тяжёлую борьбу по поводу головного убора, прежде чем мы вошли в отель.

Босоногий слуга в белом халате бесшумно проскользнул перед нами, и мы заняли места за столом. Внизу яркими розами и гибискусом пылали сады, экипажи и пешеходы передвигались по широкой аллее – бесконечная панорама египетской жизни, как я когда-то назвала её. Перед ступенями отеля остановилась богатая карета, из неё вышла величественная фигура в парадном мундире.

Эмерсон наклонился над краем балкона.

– Эй, там! – крикнул он. – Эссаламу алейкум, хабиби! (Мир тебе, друг!).

– Эмерсон! – воскликнула я. – Это же генерал Китченер!

– Этот? Я обращался не к нему. – К моему огорчению, на его резкий жест ответил живописный, но чрезвычайно оборванный человек с подносом дешёвых безделушек. Несколько других столь же живописных субъектов – продавцы цветов, фруктов, безделушек и сувениров – привлечённые жестом, подняли глаза и присоединились к всеобщему приветствию:

– Он вернулся, Отец Проклятий! Аллах йимессикум билхейр, эффенди! Мархаба, о Ситт Хаким! (Да пошлёт тебе Аллах добрый вечер, господин! Здравствуй, Госпожа Целительница!)

Я была приятно польщена тем, что обо мне упомянули в этом хвалебном хоре. Ситт Хаким – «Госпожа Целительница» – нежное прозвище, данное мне египтянами.

– Сядь, Эмерсон, и перестань кричать. Люди смотрят.

– Я и собирался привлечь всеобщее внимание, – заявил Эмерсон. – А попозже поговорю со старым Ахметом – он всегда знает, что происходит.

Его удалось убедить вернуться на место. Когда солнце опустилось ниже, и горизонт наполнился изысканным свечением умирающего дня, на лице Эмерсона появилась задумчивость.

– Помнишь, Пибоди, первый раз, когда Рамзес стоял на этом балконе вместе с нами? Мы вместе смотрели на каирский закат...

– И не раз ещё будем смотреть, – отрезала я. – Хватит думать о Рамзесе, Эмерсон. Я до смерти хочу услышать новости. Мне известна твоя очаровательная привычка держать планы на будущее в тайне от меня до последнего момента и получать удовольствие от преподнесённых сюрпризов. Думаю, сейчас самое время. Где мы будем вести раскопки?

– Не так-то просто решить, – протянул Эмерсон свою чашку, чтобы её вновь наполнили. – Меня искушала Саккара[35], там почти ничего не сделано. И я считаю, что где-то в окрестностях Мемфиса находится большое кладбище Восемнадцатой династии.

– Логичный вывод, – согласилась я. – Особенно учитывая тот факт, что Лепсиус[36] упоминал об этих гробницах в 1843 году.

– Пибоди, если ты не прекратишь комментировать мои блестящие выводы, я разведусь с тобой, – любезно ответил Эмерсон. – Гробницы Лепсиуса нынче затеряны. Нужно горы свернуть, чтобы снова обнаружить и их, и, возможно, другие. Однако Фивы также весьма привлекательны. Большинство царских мумий Империи уже найдены, но... Кстати, говорил ли я тебе, что знал об этом втором тайнике мумий в могиле Аменхотепа Второго ещё пятнадцать лет назад?

– Да, дорогой, ты упоминал об этом примерно десять раз после того, как Лоре[37] обнаружил гробницу в марте прошлого года. Почему ты сам не открыл гробницу и не снискал почести...

– К дьяволу почести. Ты знаешь моё мнение, Пибоди: когда могилу или гробницу вскрывают, появляются крысы. Как и большинство археологов, этот некомпетентный идиот Лоре совершенно не контролирует своих людей. Они украли массу ценностей из этой гробницы прямо у него под носом; кое-что уже появилось на рынке. Пока Ведомство древностей не будет организовано надлежащим образом...

– Да, дорогой, я знаю твои взгляды, – сказала я успокаивающе, ибо Эмерсон мог часами говорить на эту тему. – Итак, ты думаешь о Долине Царей? Но если все королевские мумии найдены...

– Нет гробниц родоначальников. Неизвестно, где похоронены Хатшепсут, Ахмос, Аменхотеп Первый и Тутмос Третий, и это лишь малая часть. И я никогда не был уверен, что обнаруженная нами могила действительно принадлежала Тутанхамону.

– А больше некому, – ответила я. – Но я согласна с тобой в том, что многие королевские гробницы остались ещё не открыты. В этом сезоне должен приехать наш старый друг Сайрус Вандергельт, правильно? Он часто просил тебя работать с ним.

– Не с ним, а на него, – огрызнулся Эмерсон. – Я ничего не имею ни против американцев, ни богатых американцев, ни богатых американских дилетантов – но