Кузька и другие сказки и сказочные повести - Татьяна Ивановна Александрова Страница 12

— Любезный брат! — сказал Муффий Алёнович. — Не могли бы вы подарить мне это удивительное стекло?

— Конечно! Конечно! — обрадовался Мафка. — Я как раз успею кончить его за твой отпуск!

И весь отпуск Муффия Алёновича Мафка трудился не покладая лап, а Муффий Алёнович слушал визг с чердака как самую лучшую музыку. Муффий Алёнович все эти дни радостно катал колясочку, в которой сидел его сынок, а Мафка время от времени грустно поглядывал на них из окошка. Ну ничего, скоро кончится отпуск, и он снова будет катать племянника.

Зеркало

Мафка, ёжик с мягкими иголками, Мафёночек и Мафик бегали наперегонки. Мафик всегда выигрывал, а Мафёночек прибегал вторым, и всё было в порядке, никто не обижался. Они бегали от одного старого пня до другого.

А потом все лежали на песочке и загорали. Тихо шелестела трава, бесшумно порхали бабочки, Мафка пыхтел, Мафик сопел, Мафёночек похрюкивал. Всё было тихо и спокойно, и все были счастливы.

И вдруг… Как хорошо, что не всегда, когда всё тихо, и спокойно, и все счастливы, происходит это вдруг. А сейчас вдруг появился враг. Он был большой, шумный, грозный, грузный, грязный. Он только вылез из лужи, которую солнце сушило-сушило, никак не могло высушить. Досушит до конца, и опять потоки дождя с неба смоют мусор, труху, окурки и лужа наполнится доверху.

Борову приснилось, будто он хлебает пойло в хлеву у корыта. И конечно же не подпускает к корыту никого, даже своих дочерей, сыновей, внуков, и правнуков, и даже крошечных праправнуков, даже хозяев, когда они хотят подлить пойла. Ну и ел бы себе на здоровье — кому от этого хуже? Не столько съест, сколько расплещет и копытцами вытопчет.

Боров даже не понял, что всё это происходит во сне, и, проснувшись, обнаружил вместо корыта с пойлом лужу с грязной водой, рассвирепел и бросился к реке искать, на кого ему обрушить свою злобу. Роет носом землю, поддевает рылом траву, рвёт корни, грязь с него так и сыплется. Носится по песку, хрипло хрюкает, топчет всё: и траву, и цветы.

Солнце греет, песочек мягкий, водичка в реке — сплошное удовольствие. Но купаться нельзя, и всё потому, что Боров пришёл, ревёт, скачет, хрюкает, храпит, хрипит, бьёт землю передними ногами, топчет задними, валяется с боку на бок и вверх ногами, катается по песку и по траве, и, что делать с ним, совершенно не ясно. Все убежали в кусты или в траву или спрятались за камушки, выглядывают и разводят лапками — что поделать? Мафик, убегая, поскользнулся на дорожке, споткнулся, упал, сидит за камешком, плачет. Мафёночек потерял башмачки и тоже плачет.

А Мафка очень страдал за себя, и за других, и даже за Борова. Мафка знал, что когда хозяева хватятся своего Борова, не найдут его в хлеву или в луже, то быть ему битому. Хозяева ему наподдадут, да так, что своих не узнает.

И тут Мафка вспомнил, что как раз сегодня он начал делать зеркало из стекляшки, найденной в мусорной куче. Мафка припустил со всех своих коротеньких ножек домой, схватил недоделанное зеркальце — и назад. Устроился за кустом и ну пускать солнечных зайчиков прямо в глаза Борову! Но зайчики, наверное, испугались Борова, никак не хотят попадаться ему на глаза. Носится Боров, крушит всё на своём пути.

Мафка вертел зеркальцем так и эдак: поймает зайчика — упустит Борова. По небу поплыли облака. Скоро ни одного зайчика не поймаешь. Мафка заторопился, выскочил из кустов, а Боров тут как тут. Уставился на зеркало и остановился как вкопанный. Потом повернулся — пятачком от зеркала, хвостиком к зеркалу — и наутёк, только его и видели. Это он увидел своё отражение и до того испугался — отроду такого чучела не встречал.

Прибежал в хлев, забился в дальний угол, дрожит от страха. И хорошо, что прибежал. Хозяева смотрят, тут ли их Боров. А он на месте — тихий, смирный, послушный.

Светофорчик

Жил-был маленький светофор. Звали его Светик. Он стоял на перекрёстке двух небольших улиц и смотрел сначала в одну сторону зелёным глазом, в другую — красным, потом жёлтыми глазами в обе стороны сразу. Стоит и смотрит день и ночь. А мимо идут машины, большие, средние, маленькие; идут или бегут люди, большие, средние и маленькие.

«Вот у меня глаза светятся днём и ночью, — думал Светик, — а у машин только ночью — жёлтые спереди, красные сзади. А зелёных огней у них, у бедненьких, совсем нет! А у людей глаза ни красными огнями не светятся, ни жёлтыми, ни зелёными! Бедняжки!»

Светик давно это заметил и очень жалел людей. Ведь он был добрый-предобрый.

А ещё он заметил, что и машины и люди больше всего рады зелёному свету. Посмотрит Светик зелёным глазом — вот уже машины или люди бодро и весело двигают колёсами или ногами, у кого что есть. Посмотрит красным — останавливаются в нетерпении, фыркают, ворчат, дают задний ход.

— Идите, бегите, мчитесь! — радостно сообщал Светик тем, кому светил зелёным глазом.

А тем, кто останавливался и ждал, он старался как можно красивее светить красным глазом:

— Подождите, потерпите, уступите! Через миг и вам зажгу зелёный свет.

И так день и ночь. И всё время одним хорошо: они идут и едут, а другим плохо: они стоят и ждут. И это очень огорчало доброго Светика, ведь так неприятно говорить кому-нибудь «нет». Особенно если он спешит.

И однажды Светик решил: «Пусть всем будет хорошо, буду смотреть сразу в обе стороны одними зелёными глазами!»

И сразу всё затряслось, загудело, заскрежетало, завизжало. Сейчас машины налетят друг на друга, а люди попадут под машины!

Но, к счастью, этих ужасных бед не произошло. Потому что Светик мог смотреть сразу в обе стороны только жёлтыми глазами, а зелёные и красные выключались. И вот одни машины остановились на жёлтый свет, другие приготовились мчаться, но никто не двинулся с места.

«Я хотел быть добрым сразу ко всем, — подумал Светик, — и чуть было не погубил всех!»

И опять вместо двух жёлтых глаз зелёный поглядел в одну сторону, красный — в другую. И все обрадовались. И те, кто помчался или пошёл вперёд. И те, кому пришлось ненадолго остановиться и подождать.

— Всё-таки, наверное, лучше вовремя сказать «нет», — объяснял Светик осенним листьям, которые кружились вокруг