Анж Питу - Дюма-отец Александр Страница 12

– Ну и молодец, что поступал так, экий ты чудак! Видишь, я тоже могу говорить стихами, коли захочу. Мне сдается, из тебя может выйти кое-что получше, чем аббат, и тебе крупно повезло, что ты не станешь заниматься этим ремеслом, особенно по нынешним временам. Знаешь, я фермер, я разбираюсь в погоде, а нынче погода для аббатов скверная.

– Неужели? – спросил Питу.

– Да, скоро грянет гром, – отвечал фермер. – Ты уж мне поверь. Малый ты честный, образованный…

Питу поклонился, очень гордый тем, что впервые в жизни заслужил титул образованного.

– Значит, ты можешь зарабатывать на жизнь, и не став аббатом.

Мадмуазель Бийо, вынимая из корзины цыплят и голубей, с интересом прислушивалась к беседе Питу с ее отцом.

– Зарабатывать на жизнь – но это, должно быть, очень трудно, – сказал Питу.

– Что ты умеешь делать?

– Я-то? Я умею ловить птиц на ветку, намазанную клеем, и расставлять силки. Еще я неплохо Подражаю пению птиц, правда, мадмуазель Катрин?

– О, еще как правда, он распевает, точно зяблик.

– Да, но все это не профессия, – сказал папаша Бийо.

– А я о чем говорю, черт подери?

– Ты ругаешься, это уже недурно.

– Как, неужели я выругался? – воскликнул Питу. – Простите меня великодушно, господин Бийо.

– О, ничего страшного, со мной это тоже случается, – отвечал фермер. – Эй, дьявол тебя задери, будешь ты стоять спокойно! – крикнул он своему коню, – этих чертовых першеронов хлебом не корми, только дай погарцевать да поржать. Но вернемся к тебе, – продолжал он, вновь обращаясь к Питу, – скажи, ты ленив?

– Не знаю; я занимался только латынью и греческим, и…

– И что?

– Честно говоря, я знаю их довольно скверно.

– Тем лучше, – сказал Бийо, – это доказывает, что ты не так глуп, как я думал.

Питу раскрыл глаза так широко, что они едва не выскочили из орбит: первый раз в жизни он слышал такие речи, решительно противоположные всему, что ему доводилось слышать прежде.

– Я тебя спрашиваю про другую лень; скажи, боишься ли ты усталости?

– О, усталость, это другое дело; нет, я могу пройти хоть десять миль и вовсе не устать!

– Ладно, это уже кое-что, – отвечал Бийо, – если ты похудеешь еще на несколько ливров, то сможешь стать рассыльным.

– Похудею? – сказал Питу, взглянув на свои длинные костлявые руки и длинные ноги, похожие на жерди. – Сдается мне, господин Бийо, что я и так уже достаточно худ.

– По правде говоря, – сказал фермер, покатившись со смеху, – ты настоящий клад.

Питу впервые слышал столь высокую оценку своей скромной персоны. Чем дольше он говорил с папашей Бийо, тем сильнее удивлялся.

– Послушай, ты никак не возьмешь в толк, про какую лень я говорю, – сказал фермер. – Я спрашиваю, ленишься ли ты, когда тебе задают работу?

– Не знаю; я ведь никогда не трудился. Катрин рассмеялась, но папаша Бийо на этот раз остался серьезен.

– Подлые священники! – воскликнул он, погрозив могучим кулаком в сторону города. – Вот плоды их воспитания – никчемные бездельники. Какую пользу, спрашиваю я вас, может принести своим братьям вот этот малый?

– О, очень небольшую, я это прекрасно понимаю, – отвечал Питу. – К счастью, у меня нет братьев.

– Под братьями, – возразил Бийо, – я разумею всех людей на земле. Или, может быть, ты хочешь сказать, что люди друг другу не братья?

– Нет, конечно, не хочу; да об этом и в Евангелии говорится.

– Все люди братья и равны меж собой, – продолжал фермер.

– Э нет, это дело другое, – сказал Питу, – если бы мы с аббатом Фортье были равны, он не стал бы так часто охаживать меня плеткой и линейкой, а если бы мы были равны с моей теткой, она не выгнала бы меня из дому.

– А я тебе говорю, что все люди равны, – настаивал фермер, – и скоро мы докажем это тиранам.

– Tyrannis! – воскликнул Питу.

– А покамест, чтобы доказать это, я беру тебя к себе.

– Вы берете меня к себе, дорогой господин Бийо; вы, должно быть, хотите посмеяться, если говорите такое?

– Вовсе нет. Послушай, сколько тебе нужно, чтобы не умереть с голоду?

– Ну, примерно три ливра хлеба в день.

– А кроме хлеба?

– Немного масла и сыра.

– Отлично, – сказал фермер, – я вижу, прокормить тебя не трудно. Вот мы тебя и прокормим.

– Господин Питу, – вмещалась Катрин, – разве вы больше ничего не хотели узнать у моего отца?

– Я, мадмуазель? Ах, Боже мой, нет.

– В таком случае зачем же вы сюда пришли?

– Затем, что сюда шли вы.

– Ах вот как? Очень мило с вашей стороны, но я не слишком доверяю комплиментам. Вы пришли, господин Питу, чтобы справиться у моего отца о вашем покровителе.

– Ах, да, правда, – сказал Питу. – Подумать только, я про это совсем забыл.

– Ты хотел узнать что-то о достойнейшем господине Жильбере? – спросил фермер, причем в голосе его зазвучало беспредельное почтение.

– Именно так, – отвечал Питу, – но теперь мне это без надобности; раз господин Бийо берет меня к себе, я могу спокойно дождаться возвращения господина Жильбера из Америки.

– В таком случае, мой друг, долго тебе ждать не придется, ибо он уже вернулся.

–Неужели? – воскликнул Питу. – Когда же это?

– Точно не знаю; но неделю назад он был в Гавре, потому что сегодня утром я получил в Виллер-Котре пакет, который он отправил мне по приезде; вот, глядите.

– А почему вы знаете, отец, что пакет от него?

– Черт подери! Потому, что в пакете лежит письмо.

– Простите, отец, – улыбнулась Катрин, – но я думала, что вы не умеете читать. Вы ведь везде хвастаете, что не знаете грамоте.

– Что да, то да, хвастаю! Я желаю, чтобы обо мне могли сказать: «Папаша Бийо никому ничего не должен, даже школьному учителю; он сам составил свое состояние». Вот чего я желаю. Так что письмо прочел не я, а сержант жандармерии, которого я встретил на обратном пути.

– И что там говорится, отец? Господин Жильбер по-прежнему доволен нами?

– Суди сама.

И фермер, вытащив из кожаной папки письмо, подал его дочери.

Катрин прочла:

«Дорогой мой господин Бийо!

Я возвратился из Америки, где видел народ, более богатый, великий и счастливый, чем наш. Все дело в том, что он свободен, а мы нет. Но и мы также движемся к новой эре, и каждый должен трудиться, дабы приблизить день, когда над нашей землей воссияет свет. Я знаю ваши убеждения, дорогой господин Бийо, знаю, как уважают вас соседи-фермеры и все работники и земледельцы, которыми вы командуете не по-королевски, а по-отечески. Внушайте им принципы самоотвержения и братской любви, которые вы, как я мог убедиться, исповедуете сами. Философия всеобъемлюща, все люди должны узреть при свете ее факела свои права и обязанности. Посылаю вам книжечку, где исчислены все эти обязанности и права. Ее автор – я, хотя мое имя не выставлено на обложке. Распространяйте содержащиеся в ней идеи – идеи всеобщего равенства; устройте так, чтобы долгими зимними вечерами кто-нибудь читал ее вслух вашим работникам. Чтение – пища для ума, как хлеб – пища для тела.

Скоро я навещу вас и расскажу о новом способе аренды, распространенном в Америке. Он состоит в том, чтобы делить урожай между фермером и землевладельцем. По моему мнению, такой способ близок к обычаям первобытных времен, а главное, угоден Богу.

С братским приветом Оноре Жильбер, гражданин Филадельфии».

– Ну и ну! – проговорил Питу. – Вот уж письмо так письмо.

– Не правда ли? – переспросил Бийо.

– Да, дорогой отец, – сказала Катрин, – но я сомневаюсь, что жандармский лейтенант был того же мнения.

– Отчего это?

– Оттого, что письмо доктора Жильбера может, по-моему, повредить не только ему самому, но и вам.

– Ладно, – сказал Бийо, – что с тобой толковать, ты известная трусиха. Как бы там ни было, вот брошюра, а вот и дело для тебя, Питу. По вечерам ты будешь читать ее нам.