Андреа Рок - Мозг во сне Страница 13

Фолкс был заинтригован тем, как у детей постепенно и естественным путем возникает способность к визуализации, подобная той, что характерна для потерявших зрение, но еще больше он был удивлен тем, сколько времени проходит, прежде чем в детских снах появляются образы их самих как активных персонажей собственных сновидений. Он придавал этому особое значение, поскольку данные нейропсихологических исследований показали, что, если человек не способен генерировать определенную категорию образов в сновидениях, он не может создавать их и в период бодрствования. Это наводило на поразительное предположение: получалось, что дети, по крайней мере до семи лет, не обладают сознательной самоидентификацией. Тесты, которые психологи разработали для того, чтобы понять, развилось ли у ребенка осо­знание своего «я», включали в себя вопросы о том, считает ли себя ребенок той же личностью, какой был в младенчестве, или будет ли он той же личностью, если ему дать другое имя. «Рассказывая о своих сновидениях, дети говорят нам о тех действиях, которые они могут или не могут представить перед своим мысленным взором, — говорит Фолкс. — И, что самое замечательное, они даже не понимают, о чем именно рассказывают».

В середине 1980-х годов Фолкс предпринял еще одно исследование сновидений детей пяти и восьми лет — это было в Атланте, где он преподавал в Университете Эмори, а также руководил лабораторией сна в Институте психического здоровья. Он хотел заново проверить результаты своего первого исследования развития сознательной самоидентификации.

Подводя итог, Фолкс пишет: «Сознание — это не роскошь, дарованная в полном расцвете столь незрелым существам, какими мы рождаемся, существам, которым многому надо учиться. Сознание проявляется медленно, и даже к первым годам школьной учебы оно еще не развивается в полной мере. Человеческая личность становится личностью лишь с возникновением активного самопредставления, автобиографической памяти, с ощущением себя, которое дарует непрерывность личностному опыту. И мы видим сны, потому что мы наконец-то достигли сознания».

Фолкс намеревался продолжать эксперименты с использованием анализа детских сновидений, чтобы разобраться, когда же начинают проявляться другие ключевые составляющие сознания, но его надеждам не суждено было сбыться: в 1991 году учреждение, при котором он устроил свою лабораторию, было закрыто. Найти новые источники финансирования Фолкс не смог и в результате ушел на пенсию — такое завершение карьеры Фолкса пионер исследований сна и сновидений Аллан Рехтшаффен считает колоссальной потерей для науки. «Дэвид — самый скрупулезный, самый чуткий из всех известных мне экспериментаторов, и о его работе следовало бы знать куда более широкому кругу ученых», — говорит Рехтшаффен. Фолкс полагает, что все дело в государственной политике финансирования науки. «Решение уйти в отставку мне, по сути, навязали: если ты не следуешь новейшей моде в нейрофизиологии, тебя попросту лишают финансовой поддержки», — говорит он и добавляет, что тем, кто управляет фондами, прежде всего не нравилось его сопротивление нейрофизиологическому объяснению сновидений как простой реакции мозга на хаотичные сигналы, по­ступающие от его ствола. «Исследования сна и сновидений все дальше и дальше отходили от основ психологии», — говорит Фолкс.

Другие ученые, интересующиеся психологическими аспектами содержания сновидений, вторили мнению Фолкса о том, как ставшая широко известной теория Хобсона повлияла на ход их исследований. Вот что говорит Билл Домхофф из Калифорнийского университета в Санта-Круз: «Хобсон выступил со своей теорией и стал известным как анти-Фрейд. Он превратился в настоящую знаменитость, но в результате возникли противоборствующие научные лагери. Он — Мистер Наука, а всех остальных перестали считать учеными, и из науки были изгнаны люди вроде Фолкса. Хобсон получил и поддержку, и фонды, и это во многом повлияло на всю нашу научную область».

В ответ на подобную критику Хобсон заявил, что звание анти-Фрейда, безусловно, привлекло к нему внимание публики, но вряд ли помогло получить финансирование. На самом деле государственная поддержка исследований сна и сновидений к концу 1980-х стала сокращаться, а те, в чьих руках были деньги, выделяли их в основном на исследования нарушений сна. Он также возражает против мнения о том, что он отрицает важность психологии в изучении сновидений, отмечая, что на самом деле горячо верит в психотерапию — в том случае, если она правильная, а психоанализ он к «правильной психотерапии» не относит. И верно: в его работе 1977 года, наделавшей столько шума в психотерапевтических кругах, четко говорится, что, хотя первичная причина возникновения сновидений скорее лежит в области физиологии, нежели психологии, это не означает, что сновидения «лишены психологического содержания или функций».

Стараясь сохранять объективность, когнитивный психолог Джон Антробус говорит, что, даже если теория Хобсона и Маккарли не объясняет, как на самом деле возникают сновидения, она все же внесла свой вклад в науку, поскольку им удалось зафиксировать нейронную активность ствола головного мозга, подтверждающую его роль в чередовании REM с другими стадиями сна. «Мы видели, что мозг примерно 20 процентов всего времени сна бодрствует — это показывала энцефалограмма, которая выглядела как энцефалограмма бодрствующего мозга, — говорит Антробус. — И мы не понимали, как такое могло происходить. Мы не знали, что все это проделки ствола. А Хобсон и Маккарли показали, что ствол активирует спящий мозг и он выдает нам характеристики мозга бодрствующего. В этом огромная ценность работы Хобсона».

Но действительно ли сновидения «включаются» стволом головного мозга? Это предположение взялся оспорить весьма любознательный молодой человек по имени Марк Солмс, который был таким же решительным, как и Хобсон, и, подобно Хобсону, не стеснялся подвергать сомнению авторитеты. Но, что обещало сделать дискуссию еще более интересной, он был психоаналитиком и ярым приверженцем Фрейда! Его открытия вкупе с исследованиями, в которых использовались новейшие технологии, помогут навести мосты между лагерем фрейдистов и лагерем нейрофизиологов, а спящий мозг откроет нам свои новые потрясающие тайны.

Глава 3

Эксперименты природы

Возможно, это просто призрак Фрейда выходит на дорогу.

Аллен Браун13

Марк Солмс и его брат Ли росли в крохотном городишке в забытом богом уголке Африки — сейчас этот район относится к Намибии — и были неразлучны, отчасти еще и потому, что там по-английски говорили только они. Семья поселилась в этой бывшей немецкой колонии на юго-западе Африки, поскольку здесь находилось крупное алмазное месторождение, а отец работал на алмазную империю De Beers. Когда Ли было шесть лет, он упал с крыши, и это падение изменило не только его жизнь (Ли получил серьезную черепную травму), но и жизнь Марка, который отправился на поиски тайн человеческого мозга.

«Оглядываясь назад, я понимаю, что то, что случилось с братом, и заставило меня изучать нейрофизиологию в том ключе, в каком я ею занимаюсь: я хотел понять, как мозг управляет человеком и его поступками. Я хотел заниматься мозгом не как инструментом по­знания, не только тем, как мы учимся говорить или читать, а скорее тем, каким образом мозг определяет нашу личность и понимание себя, — говорит Солмс. — Как так получается, что этот комок ткани становится источником личности, и почему мой брат как личность полностью изменился из-за того, что какой-то участок этого комка был поврежден». Именно изучение того, как повреждение определенных областей мозга влияет на поведение, и привело Марка Солмса к открытиям новых и удивительных частей пазла, именуемого сновидениями.

Сейчас Солмс живет в Южной Африке, но часто наведывается в Нью-Йорк, потому что работает еще и в Нью-Йоркском психоаналитическом центре: это учреждение поощряет обмен информацией и совместные исследования нейрофизиологов и психоаналитиков. Мы встретились с ним за завтраком в Верхнем Ист-Сайде, в гостинице, владельцы которой попытались воссоздать «истинно британский дух». И Солмс с присущей ему страстностью объяснял мне, как получилось, что он занялся сновидениями — окном, через которое он мог посмотреть на то, как мозг работает.

В начале 1980-х Солмс изучал в Йоханнесбурге нейрофизиологию, но то, чему там учили — поверхностным механизмам работы мозга, — его не удовлетворяло. Однажды друзья уговорили его сходить на семинар по фрейдистской теории сновидений, да и то его вел не психолог, а профессор-литературовед. На семинаре разбирался труд Фрейда, написанный в конце XIX века: в нем Фрейд размышлял о том, какая мозговая машинерия лежит в основе процесса сновидения. «Большинство моих друзей занимались искусством, историей, философией, я же был слеплен из другого теста, и они были рады приобщить меня к теме, которая их занимала и, как они полагали, могла бы заинтересовать и меня, — вспоминает Солмс. — Я был поистине зачарован всеми этими измышлениями по поводу мозговых функций, порождающих сновидения, — все выглядело весьма эмоционально и совершенно ненаучно, но это были разговоры о жизни мозга, которые на занятиях по нейрофизиологии вести было не принято».