Дженнифер Пробст - В поисках тебя Страница 13

Её самообладание так и не поколебалось.

— Точно. Не следовало тебе рассказывать о своей шкатулке.

— Поступай как знаешь, милая. Идём, я хочу тебе кое-что показать. — Он прошествовал к французской двери и раздвинул тяжёлые шторы. Он чувствовал её злобный взгляд обнажённой спиной, но знал, что Райли смотрит и на его голый зад, и что это зрелище ей нравится.

— А что насчёт тебя? — практически пропищала она. — Тебе нужна одежда.

Дилан выгнул бровь.

— Мне удобно голышом. У тебя с этим проблемы?

Её вспыхнувшие щёки и голодный взгляд не остались незамеченными. О да, хорошенько он её сделал.

— Да, проблемы, — строго ответила она. — Я не могу сосредоточиться.

— А я и не хочу, чтобы ты сосредотачивалась, — подмигнул ей Дилан. — Тащи-ка сюда свою очаровательную задницу.

— Хорошо. — Раздражённо фыркнув, она босая потопала к нему. Нарядная скатерть волочилась за ней, словно шлейф королевы. Дилан распахнул французскую дверь, прижал Райли к груди, а затем она наклонилась и выглянула с балкона.

И вдруг потрясённо ахнула.

Зрелище было поистине волшебное: зимняя страна чудес, о которой мечтаешь в детстве. Его дом стоял на вершине горы, и с него открывался изумительный вид на Ринкерз парк. Сосны и вечнозелёные деревья обрамляли весь каток и служили каймой самому парку, покрытому толстой коркой льда. Дополняя сцену, медленно падали крупные снежинки. Вдалеке можно было разглядеть крытый каток и замысловатую карусель с расписными лошадками, которые словно бы застыли во времени. Вокруг парка и в кронах деревьев были развешаны белые сосульки гирлянд.

Дилан купил парк не просто так. Помимо уединения, в котором он так отчаянно нуждался, и его любви к жизни в естественной изоляции, в этом месте было нечто такое, что возвращало ему жизненно-важную крупицу оставленной позади невинности. Здесь он вспоминал о том, что важно, чего он хочет от жизни и от своей постоянной борьбы за обретение равновесия. И взирая на этот вид с Райли в объятьях, со снегом и огнём за спиной, он на краткий миг достиг идеала.

— Здесь так красиво, — прошептала она, будто не желая разрушить чары. — И это всё твоё?

— Да, — в его голосе звучала гордость, — моё.

Она задрожала на ветру, но он не чувствовал ничего, кроме тепла прижатого к нему тела. Желание сделать её своей поднялось из глубин души и обрушилось на него подобно цунами. Дилана буквально трясло. Он нуждался в ней снова, чтобы заклеймить, трахнуть, мучить, ублажать. Полухмельной от желания, он повернулся к ней и припал к её губам.

***

Чтоб его черт побрал.

Как можно наслаждаться видом, да и вообще думать о чём-то, когда он так хорошо выглядит голым? У него потрясающее тело, от слабой поросли золотистых волос до загорелой кожи, сухой мускулатуры и крепких мышц тугой попки, которые играют при ходьбе. Он носит наготу как одежду: уверенно, непринуждённо, словно ему наплевать на всех, кому это не нравится.

Ни одна женщина в мире не осталась бы к нему равнодушной.

Нужда в нём становится невыносимой. Её трясёт под наплывом эмоций. Кажется, она готова забраться внутрь него и испытать всё, что он способен дать. Когда он её поцеловал, она капитулировала. Дилан закинул её руки себе на плечи, притянул для большего и принялся вкушать губы нежными маленькими глотками, и, вдруг, протолкнул язык внутрь и углубил поцелуй. Она воспарила. Дилан стал единственным якорем, который связывает её с землёй, и она невольно спросила себя, не уничтожит ли эта ночь её навеки.

Он отстранился, тяжело дыша — в глазах горел голод.

— Ты нужна мне опять.

Райли промолчала, просто прижалась покрепче, когда он сгрёб её в охапку и начал подыматься по лестнице к себе в спальню. Он не дал ей как следует разглядеть огромную кровать с высоким изголовьем, тёмную древесину, пушистый ковёр и ещё один камин, избавил от скатерти и вплотную прижал к себе. Они оказались восхитительно голыми — грудь к груди, бедро к бедру, губы к губам.

Пировали друг на друге, шарили губами, сплетались языками, пока само его дыхание, вкус, запах не впечатались не только в её тело, но и в душу. Когда же она опустилась перед ним на колени, полностью вбирая его в рот, Дилан застонал со звериной дикостью, которой отозвались потаённые глубины её души. Она обезумела от потребности лишить его последнего самообладания, сжала член и принялась поглаживать стальную длину, нежно пробегаясь зубами по головке. Дилан повторял её имя, руки в её волосах сжались в кулаки, а когда он, в конце концов, разрядился, она вобрала его во всю длину, выдаивая оргазм, и прекратила лишь после того, как он задрожал под ней, полностью капитулировав.

Райли ожидала обычного времени на восстановление, но он поставил её на четвереньки, надел презерватив и начал медленно водить частичной эрекцией по её влажному лону. Райли застонала, отстраняясь, но он снова завладел ситуацией. Дразнил её членом, играл грудями, пощипывал соски, пока они не затвердели и не опухли. Проникнул на несколько сантиметров глубже, передвинул руки ниже и начал поглаживать её живот, клитор, половые губы, отдавая ей себя по чуть-чуть в медлительном, равномерном темпе.

От непрерывного удовольствия надвигающегося оргазма она сделалась его рабыней. Молила, вращала бёдрами, отчаянно желая, чтобы он полностью сделал её своей, и он, словно осознал, что ей требуется, крепко обхватил бёдра и ворвался внутрь.

Райли вскрикнула от резкого ощущения полноты. Сохраняя жестокий, скоростной темп, он взял её с необузданностью, которая её поглотила. Он словно жаждал снова поставить на ней своё клеймо, и она наслаждалась знанием того, что, хотя их занятия любовью далеки от милых, утончённых или поверхностных, зато они представляют собой взаимное утоление базовых, примитивных нужд и потребностей, которое срывает все покровы цивилизованности.

Его руки оставили синяки на коже Райли, впившиеся в матрас пальцы болели, мышцы ныли от натуги. Тем не менее, в гонке к освобождению всё это не имело значения, и когда в конце его пальцы скользнули к клитору, сильно ущипнув и отпустив, она пересекла грань.

Внутри неё всё опустело и разбилось, в горле застрял всхлип. Когда она рухнула, спустившись с греховных вершин удовольствия, он был рядом, бормоча в ухо нежные, бессмысленные слова, и она тотчас же поняла, что в безопасности.

Время потеряло значение. Что такое секунды? Часы? В конце концов, он скатился с неё, поцеловал в висок, отвёл с лица волосы и прошептал на ухо:

— Готова?

Райли застонала. Только не это. Она не вынесет ещё один оргазм… умрёт. Она покачала головой.

— Нет.

— Я тебя всё равно возьму.

— Мне нужна передышка. Отдых. — Она слабо толкнула его в грудь.

— Какие у тебя грязные мысли. Я собираюсь взять тебя кое-куда ещё.

— Куда?

Он ответил ей волчьей ухмылкой, озорной и до чёртиков сексуальной.

— Кататься.

Глава 7

Дилану нравилось смотреть, как она моргает с осоловелой томностью и, потягиваясь, открывает его взгляду свою восхитительную наготу. Она чуть ли не мурлыкала от удовольствия, и Дилан чувствовал себя каким-то, мать его, супергероем от одного знания, что это он её удовлетворил.

— Не понимаю.

Его губы изогнулись.

— Я беру тебя кататься на коньках. Пошли. У меня есть ещё одни утеплённые штаны и лыжная куртка.

Её опухшие губки надулись.

— Зовёшь меня наружу? Там метель, если ты забыл. — От стекла со звоном отскакивали ледяные дробинки. Дилан поцеловал её в лоб и встал.

— Боже, чтобы посмотреть на каток лучшего времени не придумаешь.

Она покачала головой, и её тёмные, спутанные волосы упали на обнажённые плечи.

— Даже не знаю. Твоя идея мне кажется не слишком разумной. — Она попыталась заползти обратно под одеяло. — Я уже видела каток с балкона.

Он рассмеялся и навис над ней, вытягивая ящик комода.

— Похоже, небольшая мотивация тебе не помешает.

— Я завтра ходить нормально не смогу после такой мотивации.

— Хм, а у тебя и впрямь грязные мысли. Как бы ни хотелось мне принять твой вызов, думал я скорее о сахаре.

Райли выглянула из-под простыни.

— О сахаре?

Он вытащил большой батончик тёмного шоколада, сдвинул фольгу и отломил кусочек.

— Открой ротик. — Тело её содрогнулось, губы раздвинулись, и, положив шоколад ей на язычок, Дилан принялся смотреть, как она стонет, полузакрыв глаза от блаженства. Чёрт, какая она всё-таки чувственная.

— Ну как, хорошо?

— Божественно. Мне не стоит удивляться, что ты хранишь шоколад в комоде. Когда-то ты складировал эти семидесяти пяти граммовые батончики «Херши». Я ещё не забыла, как убирала в общежитии бесконечные обёртки.

Он пожал плечами и закинул кусочек себе в рот.

— Никогда не знаешь, когда тебе понадобится себя поддержать. Нам-то помогло. А ты до сих пор вёдрами поедаешь «Лаки Чамз[3]», когда расстраиваешься?