Неизв. - Так было суждено Страница 13

— Знаю, что наша третья парта всегда очень разговорчивая и всегда все знает. Если услышу хоть одно слово, Котиковой сразу же ставлю высший балл в четверти, а тот, кто подсказал, будет иметь, в лучшем случае, минус два балла. Я надеюсь, я ясно выразилась?

Аня нахмурилась и уже хотела несмотря ни на что подсказать Юле фамилию, так как рыжая была человеком благородным и предпочла бы спасти кого-нибудь, пожертвовав самой собой, но девушку вовремя остановила Юля, отрицательно покачав головой. Помощь помощью, но лучше единица в журнале за один урок, чем потом испортить аттестат ни в чем неповинному человеку.

— Котикова, отчего Вы так молчаливы? Язык проглотили?

Марина, которая все время со скучающим видом смотрела в окно, незаметно для учителя открыла в учебнике страницу, на которой была напечатана крупным шрифтом фамилия поэтессы, и перевернула учебник вверх ногами так, что Юля могла спокойно прочесть все, что было написано на странице. Сама Марина сидела на первой парте — ее пересадили, так как часто случалось, что старосту срывали с урока, дабы решить какой-либо вопрос — и поэтому не могла вызвать никаких подозрений со стороны преподавателя. Тем более Надежда Викторовна была более чем уверена, что светловолосая подсказывать никому не будет. Да Марина и не собиралась.

Смущенно кашлянув в кулак, надеясь тем самым привлечь внимание Юли, Марина придвинула учебник чуть ли не к самому краю парты. Кареглазая, конечно, никак не отреагировала на этот кашель — мало ли, почему человек кашлянул. Светловолосая кашлянула еще раз. И опять никакой реакции не последовало. В итоге кашлянув уже в десятый раз — последний получился особенно злобным — и бросив недобрый взгляд на Юлю, которая в упор ничего не замечала, Марина замолчала.

— Вам плохо? — обеспокоенно спросила Надежда Викторовна.

И так почти все внимание класса было уже отвлечено на Марину. Все, кроме Юли, разумеется, уже поняли, что светловолосая хочет помочь девушке.

— Нет, просто поперхнулась, спасибо, — коротко ответила девушка и вежливо улыбнулась.

— Чем?

— Воздухом, — брякнула Юля.

Конечно же кареглазая никак не могла удержаться, чтобы не съязвить, даже несмотря на то положение, в котором она находилась. Классная руководительница прожгла Юлю взглядом. Девушка поспешно посмотрела вниз, проверяя, не осталось ли прожженных двух дырочек на ее теле.

Марина приложила ладони к лицу, покачала головой, словно говоря этим, мол, ну что за дубина эта Юля. Потом девушка как бы случайно уронила ручку на пол, и она покатилась прямо к ногам Юли. Кареглазая уже наклонилась, чтобы поднять несчастный предмет, как ее рука соприкоснулась с рукой Марины. Светловолосая едва различимым шепотом произнесла:

— Читай с книги, лежащей на парте.

— Марина, что-то Вы странно сегодня себя ведете, — подозрительно произнесла Надежда Викторовна. — С Вами точно все хорошо? Заработались, видно, в Совете. Я могу освободить Вас от занятий, если Вам нездоровится.

— Благодарю, но, пожалуй, откажусь, — любезно отозвалась девушка.

— Ахмадулина? — выдала внезапно Юля. — А, ну, да, Ахмадулина. Чо эт я? Конечно Ахмадулина!

— Вот как? Вы все-таки вспомнили? Что же, какой стих Вы выучили?

Марина, не отрывая взгляда от Юли, осторожно перелистала несколько страниц учебника, пропустив краткую биографию поэтессы, и остановилась на первом попавшемся стихе. Кареглазая как бы ненароком посмотрела на парту Марины и сквозь зубы едва различимо прошептала:

— А чо такой большой?

У светловолосой дернулась бровь от такого нахальства. Нет, ты рискуешь своим авторитетом, помогаешь этой пигалице со стихотворением, выручаешь ее, а ей еще что-то не нравится. А ведь авторитет — дело очень тонкое. Годы могут уйти на то, чтобы заработать себе авторитет, а рушится он в одно мгновение, и потом трудно его восстановить.

И все-таки Марина, словно ведомая чьей-то рукой, перевернула страницу, на которой располагался небольшой стих, состоящих из четырех строф.

— Я выучила… — начала Юля, немного щурясь, чтобы получше рассмотреть буквы на странице. — Прощание? — удивленно вырвалось у девушки.

— Хороший выбор, — одобрительно кивнула Надежда Викторовна. — Что же, прошу Вас, Котикова, начинайте! Мы с классом просто горим желанием услышать данное творение великой поэтессы в Вашем исполнении!

Юля собралась с духом, пробежалась глазами по первой строфе, силясь запомнить хоть что-то, дабы не сбиваться и не путаться в словах при прочтении, начала:

— А напоследок я скажу:

прощай, любить не обязуйся.

С ума схожу. Иль восхожу

к высокой степени безумства.

Как ты любил? – ты пригубил

погибели. Не в этом дело.

Как ты любил? – ты погубил,

но погубил так неумело.

Жестокость промаха... О, нет

тебе прощенья. Живо тело

и бродит, видит белый свет,

но тело мое опустело.

Работу малую висок

еще вершит. Но пали руки,

и стайкою, наискосок,

уходят запахи и звуки.

Поразительно, что девушка ни разу не сбилась и медленно, чуть нараспев прочла стихотворение.

— Что ж, похвально. Но чуть-чуть интонацию подправить, и Вам смело можно ставить почти хорошую оценку, — бодрым голосом сообщила Надежда Викторовна. — Так, садитесь, Котикова. Теперь будем вызывать по журналу. Может, есть желающие?

Желающих не оказалось. Все как-то странно уткнулись носом в книги, повторяя или делая вид, что повторяют стихотворения, и старались не смотреть в глаза учительнице. Разумеется, так делали почти все, кроме Инны — просто там глаза попробуй найти — и Ани, которая уже чуть ли не с ногами залезла на парту и тянула руку вверх так, словно конечность готова была оторваться от тела и полететь вверх, например, в космос.

Только когда Юля села рядом с Валей, у нее начало бешено колотиться сердце. Часто бывает так, что страх приходит с минутным или часовым запозданием. Так было и с Юлей. Ноги чуть-чуть подрагивали, руки тоже дрожали, сразу резко захотелось пить.

«Странно, раньше мне было глубоко плевать на то, что я вообще неподготовленная стою у доски. Что, ептить-колотить, со мной становится?» — замучено думала Юля.

— Новенькая… — раздалось рядом с кареглазой. Девушка, не ожидавшая, что к ней сейчас кто-то подойдет, планомерно скатывалась в сон, проходя три стадии: желание поспать, постепенная дрема и ощущение, будто ты падаешь куда-то. Последнее говорило о том, что еще немного, и кто-то действительно вырубится. Юля сегодня сидела в раздевалке и караулила вещи. Сегодня она была дежурной. Так как дежурных всегда было два человека, кареглазая, не то, чтобы ждала, а, скажем так, ожидала хоть кого-нибудь, кто за нее выполнил бы поручение: караулить вещи. Человек пришел. Хотя, в случае Инны, а это была она, приплыл, ибо длинная юбка скрывала ноги, из-за чего можно было решить, что девушка является призраком и плывет очень близко от пола.

— Д-да? Привет… — Юля все еще с некоторой опаской смотрела на девушку, которую жаждали получить все режиссеры фильмов ужасов. Самого лица девушки кареглазая так пока еще и не видела, но и не горела желанием раздвигать длинные черные как смоль волосы Инжефалины Распикулертоны Престинарио.

— Новенькая, ты мне нравишься…

По спине Юле пробежал противный холодок, а затем лихорадочно забегали мурашки. Чего-чего, а вот такого признания меньше всего она ожидала от черноволосой. Та, в свою очередь, достала откуда-то небольшой букет ромашек, которые когда-то мирно росли на клумбе и не думали о том, какая участь их ждет, и молча протянула их Юле. Кареглазая мгновенно проснулась.

— Д-да нет, с-спасиб-бо, я, пожалуй…

— Откажешься, и я приду к тебе ночью, поставлю новый букет в вазу, лягу к тебе в постель и ты будешь моей…

— Спасибо! — поспешно выхватив из рук Инны букет, поблагодарила Юля и уже молилась, как бы то, что сказала гроза призраков, не претворилось в жизнь.

— Будешь моей женой? Я буду ходить с тобой на кладбище в полнолуние, и мы будем радоваться… А потом я попрошу дядю Стива придти к нам, чтобы он скрепил наш союз мертвыми виноградинами…

— Чем-чем? — побелевшими губами спросила Юля. Девушка уже жалела о том, что вызвалась сегодня дежурить.

— Изюмом…

— Знаешь, я пройдусь, ладно?

— Недолго тебе гулять без меня осталось. Вот скрепим наш союз…

— Да-да-да-да! Конечно! Я скоро! — затараторила Юля и стрелой выскочила в коридор, а затем пошла нервным шагом по пустующим коридорам школы.

«Конец сентября, а я уже скоро поседею…» — мрачно подумала Юля и, не заметив ведра с грязной водой, наступила в него ногой. Послышался печальный бульк, а затем благой мат. Кто-то из учителей выглянул в коридор — это был маленький толстый старичок в огромных очках с толстенными стеклами — и, шмыгнув носом, обратился к кареглазой:

— Тут ругался кто-то. Не слышали?

— Это дядя Стив, — хмуро сказала Юля, все еще стоя одной ногой в ведре.