Unknown - Побег в другую жизнь (СИ) Страница 13

А над этим домом сгущались тучи. Сандор все настойчивее требовал снижения транзитных пошлин, снятия ограничений на ввоз импортных продуктов, и, самое главное, прекращения поставок новых видов оружия в некоторые страны. Дерей, сам воевать не любивший, тем не менее, был лучшей оружейной мастерской этого мира. Именно мастерской, потому что большого объема производства здесь не было и быть не могло, но новые виды разрабатывались постоянно и малыми партиями продавались в другие страны вместе с технологией изготовления за большие деньги. Спустя месяц с небольшим после праздника Середины года произошел дипломатический скандал с послом Хизмы в Дерее. Подробности до прессы не дошли, только смутные слухи об обвинениях в промышленном шпионаже, впоследствии снятых, но отношения между союзниками были испорчены.

Еще через месяц, как раз в тот день, когда мы с Лучисом пришли из коровника, все еще хихикая, был объявлен пропавшим без вести младший принц сандорского императорского дома, Карен Пеллский. А еще через несколько дней хладный труп несчастного был обнаружен близ границы, на территории королевства Дерей, с явными следами насильственной смерти. Посол Сандора покинул Дерей в тот же день, обещав вернуться со следственным комитетом.

Следствия не было. На третий день после отбытия посла император Сандора Картен X объявил войну королю Лестису и всему королевству Дерей. С формулировкой: «За предательское убийство Нашего брата». Очевидные параллели с сараевским инцидентом меня нисколько не радовали. Я и так знал, что политики одинаковы везде и что войны тоже везде одинаковы.

Всеобщую мобилизацию в Дерее не объявляли, воевала профессиональная армия, дворянские отряды и наемники. Но молодых бездетных специалистов некоторых профессий с началом войны призвали сразу, в том числе лекарей и ветеринаров. Лучис шел на войну с охотой, что меня не удивляло, я бы на его месте тоже не стал сидеть в теплом поместье. Мы прощались всю ночь, нежно и страстно, оба зная про себя, что это, скорее всего, в последний раз. Как бы ни сложилось дальше, вряд ли мы еще будем вместе. Если бы у нас было больше времени... Но его-то нам как раз и не дали.

- Я не буду тебя ни чем просить, - сказал он мне утром, - и тебе обещать тоже ничего не буду. Только, знаешь, если бы я хотел прожить с кем-нибудь всю свою жизнь, я выбрал бы тебя.

- Я тоже, - шепнул я, громко говорить не получалось. – Я тоже…

И смотрел ему вслед, пока он не исчез из виду. Коротким же оказалось мое счастье. Но оно было.

Глава 7.

Местный барон призвал в свой отряд многих молодых парней, работавших в хозяйстве Келтена. Рабочих рук не хватало, и мы с Миканом, как и почти все домашние слуги, теперь не вылезали из коровников. Я специально загонял себя работой, чтобы не травить себя воспоминаниями о своем мимолетном счастье и не думать о том, что меня ждет впереди. А неизвестность была не только передо мной одним, а перед всем королевством.

Дерейская армия сражалась отчаянно, но полноценного сопротивления сандорским войскам оказать, конечно, не могла. Здесь все еще воевали числом и умением, а не мощностью боеголовок. Война катилась все дальше вглубь территории королевства.

Со дня на день ждали вступления в войну Хизмы по союзному договору, который, несмотря ни на что, никто не расторгал. Время тянулось, союзник молчал. То, что Хизма не намерена начинать военные действия, хотя и требует у Сандора их прекратить, стало известно на десятый день с начала войны. Гиганты договорились – Дерей отдали Сандору.

Как-то незаметно наступила весна, а у нас родились котята. Это событие внесло хоть немного радости в жизнь всех обитателей поместья. Три мальчика и одна девочка, как, сияя, объявила мне Ости. Родились они гораздо позже, чем я ожидал. То ли в этом мире сроки беременности изменились, то ли они их уже в поместье «сделали» втихаря… Озверевшая от новоприобретенного материнства Маська подпускала к себе только меня и Ости. Остальных встречал сплошной шипящий комок когтей, клыков и злости. Куда только девалась ее робость. Барсик родительских прав был лишен сразу и без права на апелляцию. А он и не настаивал, даже в комнату ко мне не заходил, спал с Ости.

Я очень скучал по Лучису, тревожился за него. Почти каждую ночь видел его во сне раненым, умирающим. Просыпался в холодном поту и долго сидел у корзинки с кошачьим семейством, успокаиваясь. Писем из действующей армии ждать не приходилось, а неизвестность выматывала душу.

Но беда пришла неожиданно и с другой стороны.

Келтен с охранником и двумя помощниками поехал в Дерей улаживать срочные дела. Капитуляция была неминуемой, и он хотел законсервировать все текущие сделки, по возможности обезопасить активы и имущество, находящееся в столице, чтобы тихо пересидеть смутное время в поместье. По дороге они попали под неожиданный прорыв сандорских войск. Келтен и Халег были убиты сразу, один из помощников, Нилим, тяжело ранен и умер в обратной дороге. Только один, самый старший, дядя Корит, как все его называли, остался жив и невредим. Он-то и привез свой страшный груз в поместье, и сидел у телеги с накрытыми телами, качая головой и глухо бормоча:

- Что же их-то, не меня? Я старый, мне и так мало осталось. А вот сижу, хоть бы что. Зачем меня-то оставили, кому я нужен теперь…

На Тирину страшно было смотреть. Я никогда не задумывался толком, какие отношения связывают их с мужем. Теперь видел – любила. Любит. Она была как каменная, что-то делала, распоряжалась насчет похорон, но глаза у нее были мертвые. Лучше бы она билась в истерике и рвала волосы на себе, было бы легче и ей и всем нам.

А вот Ости плакала так, что я начал бояться рецидива. И не напрасно – тремор усилился. Видимо, болезнь действительно имела нервное происхождение. Я велел Микану как минимум три раза в день ловить Барсика и хоть силком всучать его Ости. На Маську, ничем, кроме котят не интересующуюся, надежды не было. Впрочем, Барсик не подводил, сидел смирно с Ости, срывая всю злость на бедняге Микане.

Сказать, что в поместье воцарился траур – это ничего не сказать. Келтена мало сказать – уважали. Он был Хозяином в лучшем смысле этого слова. Все его работники при нем чувствовали себя защищенными и уверенными в завтрашнем дне. Он был единовластный и справедливый царь и бог своего маленького мира, и теперь все его обитатели осиротели.

А меня подкосила смерть Халега. Если бы не необходимость заботиться об Ости и Маське с котятами, я бы, наверно, впал в депрессию. Но днем приходилось быть собранным и спокойным, а по ночам… по ночам я плакал, впервые с шестнадцати лет. Я оплакивал не только своего друга, но и свою несостоявшуюся любовь, свое потерянное будущее. Но больше всего, я, конечно, плакал о Халеге.

Я и не понимал до сих пор, сколько места занимал в моей жизни этот человек, кем он для меня стал. Мы были с ним знакомы всего полгода, но ближе друга у меня до сих пор не было. С Лучисом все же были другие отношения. А Халег… Халег стал мне старшим братом. Вернее, это он сделал меня своим младшим братом. Не знаю, что он нашел во мне, но с самого первого дня знакомства он взял меня «под крыло». При этом никто бы не назвал его человеком добрым или мягким, но со мной он щедро делился своим жизнелюбием, душевным теплом, энергией, незатейливой, но такой правильной житейской мудростью. Он опекал меня, заботился, старался всегда помочь, по-своему, грубовато, но искренне. И если теоретически такой друг и любовник, как Лучис, у меня еще мог появиться, то второго Халега в моей жизни уже не будет, это я понимал.

Хорошо, что я успел выплакаться до похорон. Собираясь на них, я с грустью думал, что это первая религиозная церемония в этом мире, которую я увижу. Не свадьба, не наречение имени, а похороны… Их уже так много было в моей жизни. И эти, хоть и отличались внешне от других, также разрывали мою душу.

Здесь покойников хоронили не в гробах и не одевали в лучшие одежды. Обмытые нагие тела плотно заворачивали в белую ткань, прихватывая и голову вокруг лица, как младенца в пеленки. Таким образом тела возвращали Матери-Земле. Перед этим жрец бога Семеха отделял от тела душу, а если покойный состоял в браке, еще и разъединял души супругов. Для этого обряда использовали высокий металлический треножник, на котором сжигали какие-то растения, дававшие необычайно душистый дым. Тирину, накрыв плотным покрывалом, провели вокруг этого треножника три раза по ходу солнца, а тело Келтена пронесли тоже три раза, но в противоход солнцу. Потом так же, как и Келтена, пронесли тела Халега и Нилима, погибшего младшего помощника. Когда растения на треножнике прогорели, их золу, впитавшую души умерших, развеяли по ветру, отпуская их к богу Семеху.

На могилах здесь не было холмиков и крестов. Землю как можно плотнее утрамбовывали, формируя прямоугольный фундамент под плоский могильный камень. На камнях надписей не высекали, и могилы ничем не ограждали. Со временем земля оседала, камни постепенно уходили вглубь, покрываясь почвой и зарастая травой. Кладбище — всегда печальное место, но это пустое поле, усеянное безликими плитами, навевало на меня жуть. Здесь не было традиции приходить на могилки, ухаживать за ними. Это было место смерти, место, где лежали мертвые бездушные тела, и все.