Байрон Кейти - У радости тысяча имен Страница 14

Мы хотим быть замечательными, благородными людьми, но если у нас не получается, мы становимся кем-то еще — во имя блага, конечно. Когда мы работаем с умом, проектором, то в конце концов начинаем жить в состоянии ясности и доброты. Возможно быть добрым все время, а не только когда у нас все идет хорошо. Это позволяет нам сохранять большое количество энергии для служения людям.

До тех пор пока вы верите в негативные концепции типа «Он эгоист», «Она высокомерна», «Он не должен был делать этого», «Ей не следовало быть такой», вы будете проецировать их на всех — мужа или жену, родителей, детей. Если вы не получаете от них того, чего хотите, или если они не разделяют того, что свято для вас, вы будете продолжать видеть их в черном свете — пока не начнете относиться к ним с пониманием. Это не выдумка. Это то, что мы делаем. Мы видим перед собой не человека, мы видим концепцию о человеке.

Когда вы по-настоящему любите себя, никакая проекция о том, что другие люди вас не любят, просто невозможна. Перед началом семинаров я часто говорю: «Выходя к вам, я уже знаю, что каждый из вас любит меня. Просто вы еще этого не осознаете». Обычно это вызывает у аудитории громкий смех. Людям приятно, что можно так легко почувствовать себя любящими, и они понимают, пусть даже на мгновение, что это не зависит ни от кого, кроме них самих.

Если вы говорите, что любите своего мужа, какое отношение это имеет к нему? Вы просто рассказываете ему о себе. Вы рассказываете историю о том, какой он красивый, обаятельный, сексуальный. Вам нравится ваша история, и вы проецируете ее на вашего мужа. А потом, когда муж не оправдывает ваших ожиданий, вы рассказываете историю о том, какой он злой, эгоистичный, как он пытается вас контролировать. И снова — какое отношение это имеет к нему?

Если мой муж говорит мне: «Я тебя обожаю», я думаю: «Хорошо. Мне нравится, что он считает меня своей "сладкой мечтой". Как он, должно быть, счастлив в эти минуты!» Но даже если бы он подошел ко мне и сказал: «Тот день, когда я женился на тебе, был самым горьким в моей жизни», какое отношение эти слова имели бы ко мне? Это означало бы, что он просто пребывает в печальном сне, и я бы подумала: «Бедный мой! Ему, должно быть, снится кошмар. Будем надеяться, что он скоро проснется». Ничего личного! Какое отношение его история может иметь ко мне? Я люблю его, и, если то, что он говорит обо мне, не является правдой, какой я ее ощущаю, я просто спрашиваю, не могу ли я что-нибудь сделать для него. Если я могу что-то сделать, я делаю, если не могу — не делаю. И он остается наедине со своей историей.

Никто и никогда не способен понять вас. Осознав это, вы становитесь свободными. Самое большее, что вы можете понять, так это вашу историю о ком-либо. Никакого другого понимания не существует.

Если вы не любите кого-то, это причиняет вам боль, потому что любовь — это сама ваша природа. Вы не можете заставить себя любить. Но когда вы начинаете любить себя, вы автоматически любите и другого человека. Точно так же как вы не можете заставить себя любить других, вы не можете заставить себя не любить их. Все это будет только вашими проекциями.

Когда вы действительно кого-то любите, мысль «Ты должен любить меня» вызывает у вас смех. Вы чувствуете, как высокомерна эта мысль? «Меня не волнует, кого ты хочешь любить. Ты должен любить меня, и я пойду на любые ухищрения, чтобы так и было». Это не имеет ничего общего с любовью. Если я считаю, что мой муж должен меня любить, значит, я сумасшедшая. Чье это дело, кого он любит? Конечно, его. Все, что мне нужно знать, — это развороты: «Я должна любить себя» и «Я должна любить его». Пусть он любит кого хочет — это его дело. История о том, кого мой муж должен любить, мешает мне осознать, что я — тот человек, на которого должно быть направлено мое внимание. Любить меня — не его дело, а мое.

Вы ничего не можете сделать, чтобы заставить себя или кого-то любить. Все, что вы можете, — это переживать любовь. Такой близости, как с самим собой, вы не испытываете ни с одним человеком. Вы можете обнимать его, целовать, заботиться о нем, ласкать его, кормить, отдавать ему свои деньги и свою жизнь — и это не будет любовью. Любовь — это не то, что вы можете показать или доказать. Любовь — это то, что вы есть. Это не какое-нибудь действие, это не то, что может быть «сделано». Когда вы открываетесь любви, тот, за кого вы себя принимали, полностью исчезает.

От него ничего не остается. Любовь сметает все на своем пути.

Отдавшись любви, вы теряете весь ваш мир, каким вы его воспринимали. Любовь не оставляет вам ничего, кроме самой себя. Она очень жадна, ей необходимо овладеть всем, она не оставит миру даже тени себя. Все отпадает, и вы становитесь похожи на дерево, теряющее осенью листву. И это так прекрасно!

Мы причиняем себе боль, когда отрицаем любовь. Любое ограничение — проявление эгоизма. Нет ничего такого, чем бы вы не могли поделиться с другими, но вы боитесь это делать. Конечно, вы не можете быть щедрым и великодушным прежде, чем придет для этого время. Но когда вы встречаете свои мысли с пониманием, вы обнаруживаете, что вам нечего терять. И вы перестаете пытаться что-то защитить. Отдать все, что вы имеете, становится для вас приоритетом.

Подлинная любовная связь может быть только с самим собой. Я состою в браке с самой собой, и именно это я проецирую на окружающих. Я люблю вас всем своим сердцем; вы не должны разделять мою любовь, поэтому в «Я люблю вас» нет никакого мотива. Разве это не здорово? Я люблю вас безраздельно, и вы ничего не можете с этим поделать. Вы ничего не можете поделать с тем, чтобы лишить меня близости, которую я испытываю к вам.

Когда я говорю «Я люблю вас», это означает любовь к самой себе. Я обращаюсь не к вам, я говорю это только себе. Любовь настолько сосредоточена на себе, что не оставляет места ни для чего другого. Она поглощена только собой, всегда.

Ни одна молекула не существует отдельно от другой. В кажущемся мире двойственности люди видят «ты» и «я», но в реальности существует только один. И даже это не является истиной.

Я состою в браке с голосом внутри меня. «Брак» — это метафора единства и близости. Связывая себя какими-либо обязательствами, я делаю это во имя своей собственной правды — ни ради чего-то большего или меньшего. «Берешь ли ты его в мужья?» — «Беру. Но я могу изменить свое решение». Пусть все идет так, как идет.

Я состою в браке только с Богом — реальностью. Это то, с чем я связана нерушимыми узами. Я не могу иметь обязательств ни перед кем. И мой муж не хотел бы, чтобы было по-другому.

Пока ты не вступил в брак с истиной, никакие другие брачные узы не имеют значения. Вступая в брак с собой, вы соединяетесь со всеми. Я — это вы, а вы — это я. Такая вот космическая шутка!

Открой себя Дао, доверься своим естественным реакциям, и все встанет на свои места.

У

У меня не было духовного наставника. Конечно, у меня было много учителей — начиная от моей матери, моих бывших мужей, моих детей и кончая бродягой в лохмотьях на углу улицы в Санта-Монике. Когда у тебя нет официального наставника, ты не принадлежишь к какой-либо традиции и тебе не к чему стремиться и нечему хранить верность. Тебе не нужно кем-то казаться —достаточно просто быть тем, кто ты есть. Ты можешь даже позволить себе быть невеждой, который не знает ничего, кроме любви. Это и есть божья благодать. Все лишается таинственности и важности. Исчезает давление извне, и ты больше не привязан ко времени.

Я наблюдаю за своей одиннадцатимесячной внучкой Марли, напевая вместе с ее музыкальной игрушкой: «ОДИН, два, ТРИ, четыре, ПЯТЬ, шесть, СЕМЬ, ВОСЕМЬ, ДЕВЯТЬ, ДЕСЯТЬ». Она смотрит на меня с изумлением и восторгом и затем начинает танцевать. Она делает это абсолютно непроизвольно, вихляя своей ромбовидной попкой, покачиваясь и размахивая ручками, Я наблюдаю за тем, как рождается танец — это случилось впервые, — и не могу не присоединиться к ней. Марли тоже мой учитель. Мы танцуем как первобытные люди, исполнявшие свой первый танец на заре человечества. Марли не пытается сделать свои движения правильными или произвести на кого-то впечатление. Она естественна, как сама природа. И я точно так же, без всякого контроля, начинаю делать похожие движения, покачивая бедрами и размахивая руками. Из меня изливается смех. Я чувствую радостное возбуждение, которое передается мне от Марли. Но вот мелодия заканчивается, Марли смотрит на меня, затем переводит взгляд на музыкальную игрушку и нажимает на кнопку, чтобы начать песенку сначала. Но ничего не получается. Она пытается сообразить, как воспроизвести чудо. Я наблюдаю за тем, как она нажимает на кнопку второй, третий раз... и в конце концов игрушка начинает работать. Услышав первые звуки, Марли устремляет свой взгляд на меня, ее личико загорается, тельце начинает двигаться, и танец повторяется.