Юрий Семецкий - Душа в тротиловом эквиваленте Страница 14

Из отдельных реплик, щедро сдобренных цитатами классиков марксизма-ленинизма понемногу вырисовывалась картина маслом. Чиновники были недовольны. Особо сильно расстраивался их главный, товарищ Карпинский. Логика его была проста.

Родители виновны в том, что позволяли юному дарованию учиться бесконтрольно. Директор школы тоже проявил преступную халатность, считая возможным составлять какие-то свои программы обучения меня в обход руководства. Наверное, предполагали ответственные товарищи, преступному директору хотелось дешевой популярности и дутой славы.

Но прегрешения Николай Николаевича были, по мнению Карпинского, несравнимы с антиобщественным поведением моих родителей, которые чуть чего, начали писать в Москву. И теперь ничего поделать нельзя. Школьника Семецкого приглашают в МГУ для оценки его знаний. То, что звонил ректор и академик, это еще ничего. Но почему о Семецком стало известно министру просвещения товарищу Каирову Ивану Андреевичу?

Общественности и руководству было очень обидно, что их обошли вниманием. Они тоже могли создать условия для талантливого мальчика! А университет в Городе ничуть не хуже московского. А так получается, что об их трудах на ниве просвещения никто и не узнает!

Министрам не отказывают, поэтому мне надлежит уже завтра отбыть в Москву, билеты куплены, их следует получить у секретаря. В Москве меня встретят и разместят.

Никто из этой публике не поинтересовался, чем мне помочь. Может, у меня нет приличных брюк или в семье тупо не хватает денег - времена-то неизобильные? Нет, товарищи сожалели только об упущенном интересе.

В конце концов, настал момент, когда начальство выговорилось и слегка устало. Я скромно, как примерный школьник, поднял руку. И случилось чудо: мне таки дали вставить в разговор свои "пять копеек".

- Товарищ Карпинский! Мои родители ни в чем не виноваты, сестре писал я. Вы наверное не интересовались, но она как раз учится в МГУ. Она-то, наверное, и ходила в ректорат. Даже не знаю, почему она так поступила, но я ни о чем не просил. Теперь о главном: мне предстоит встречаться с уважаемыми людьми, часть из которых - прямое ваше начальство. Я готов говорить о вас только хорошее или то, что Вы мне подскажете, но и с вашей стороны должно быть кое-что сделано.

-Да ты нахал! - побагровел чиновник.

Но затем вдруг улыбнулся, махнул рукой и поинтересовался:

- Так что тебе надо?

- Если облоно так внимательно относится к воспитанию талантливой молодежи, то неплохо бы снабдить меня продуктами на неделю. А то в Моске неизвестно как оно повернется. Руководители, они такие. Могут и забыть покормить. Вы нам вот, даже чаю не предложили! Но здесь я дома. А там мамы не будет, а сестра живет на стипендию. Родителям мне тоже дать особо нечего. И надо договориться о том, чтобы по улице водопровод протянули. Так я за водой ходил, а теперь маме тяжело будет к колонке бегать. А она доктор, ей руки беречь надо! Вы же все можете, я знаю. А я все что положено, в Москве скажу! И всем хорошо будет!

- Ну ты прохиндей, Семецкий! У тебя в роду евреев не было? Или родители подучили? - раздраженно спросило ответственное лицо.

- Евреев, скорее всего, не было, - отвечал я. - Были греки, украинцы, русские. Родители меня ничему такому не подучивали. У них просто не было на это времени. Еще утром никто не знал, что мы с Вами здесь говорить будем. И вообще, все люди - братья!

С последним тезисом чиновник спорить не стал. На мгновение его лицо сморщилось, отражая напряженную работу мысли. Затем товарищ Карпинский изрек:

- Фонды изыщем, продуктами тебя снабдим. Цени заботу, малой! Трубу в дом проведем. Действительно, врачу негоже с ведрами бегать. Всей улице помочь с водопроводом точно не сможем. Перед поездкой проинструктируем. Похоже, ты далеко пойдешь, вымогатель малолетний!

- Ладно, пусть так, - согласился я.

Наконец, все закончилось. На радостях, даже забыв получить билеты, мы с мамой поспешили домой. Конечно же, везти обратно нас никто не собирался. Пришлось добираться на трамвайчике. По дороге много говорили, реконструируя последние события.

Воистину, почта СССР работает прекрасно! Когда я писал в Москву? Восемнадцатого? А сегодня всего лишь двадцать четвертое. И за это время Вера не только успела получить письмо, но и навестила ректорат. Явно, что там она и попросила передать письмо Дмитриеву.

А уж его-то историю в университете помнили хорошо, поэтому появление нового юного дарования сразу вызвало в ректорате неподдельный интерес.

Получается, что сегодня обо мне уже наводил справки Иван Георгиевич Покровский. Да, тот самый, ректор МГУ. Великолепный математик и просто добрый человек, оставивший впоследствии добрую память о себе у нескольких поколений студентов. Что интересно, членом партии он не был, его назначение на должность ректора состоялось по личному приказу Хозяина.

Логично предположить, что секретарша ректора позвонила в областной отдел народного образования. Там, разумеется, о Семецком ничего не знали. Но на всякий случай принялись выяснять, где такой может учиться. Подняли списки учеников и нашли.

Параллельно в Москве у моей сестры спросили, в какой школе учится ее брат. В результате, у Николай Николаевича в кабинете сначала раздался звонок из Москвы. Не успел он поговорить с академиком и лауреатом, его нашло начальство. Но вот каким боком в моей истории возник товарищ Каиров - непонятно.

Впрочем, все это не так уж и важно. Главное - я еду в Москву. Именно в столице мне следует искать людей и возможности корректировки этой ветки истории.

Вернувшись домой, мама начала собирать меня в дорогу. Шкаф с моими вещами был беспощадно выпотрошен. Затем была предпринята попытка запихнуть все его содержимое в чемодан.

Вы явно знаете, сколько вещей на все случаи жизни способна собрать любящая мать, поэтому воцарившийся в доме хаос описывать не буду. Пришлось вмешаться и собрать вещи самостоятельно. Заодно избавил погреб и кладовку от тотального разграбления.

- Не дадут паек - слезу с поезда. И свалю всю вину на Карпинского лично, - хладнокровно сказал я.

Истошным лаем зашелся Рыжик.

- Кто бы это мог быть? - поинтересовалась мама.

Я сбегал посмотреть. У калитки стояла ничем не примечательная тетка лет тридцати пяти с напряженным лицом и нервно поджатыми губами. У ее ног стоял приличных размеров картонный ящик, обвязанный бельевой веревкой. Оказалось, что к нам пришла гостья из облоно. Она чопорно представилась:

- Сибирко Раиса Николаевна. Заведую делопроизводством в облоно.

- А я Юра Семецкий! Проходите в дом, Раиса Николаевна. Я только помогу вам ящик донести.

Мама, едва увидев нежданную гостью, помчалась греть чайник. После того, как мы чинно выпили по чашечке чая, Раиса Николаевна оттаяла. Оказалось, неплохая тетка, только ей было неприятно инструктировать мальчишку о том, как именно ему предстоит восхвалять в Москве товарища Карпинского. В картонном ящике оказались продукты. По этому поводу Раиса Николаевна скупо обронила:

- Мальчик, я не знаю, чем ты Карпинского зацепил, но у него не всякий зимой снега выпросит.

-Как чем? - хмыкнул я. - Разумеется, обещанием его безудержного восхваления, а также намеком на огромные перспективы сего деяния. Проще говоря, зацепил я его тенью возможности будущих благ.

- Всего лишь тенью будущих благ? И даже не тенью, а лишь возможностью тени? - недоверчиво переспросила гостья. А я привезла тебе продукты по первой категории и поменяла билет, который вы с мамой забыли получить с плацкартного на купейный. Вот, оказывается, что тень будущих благ с нашим завом делает!

- На дурака не нужен нож, - пропел я.

Потом спохватился, поняв что мультфильма с лисой Алисой и котом Базилио еще нет, и закончил:

- Ему с три короба наврешь, и делай с ним что хошь!

А потом мы втроем пару минут не могли просмеяться. Что маме, что Раисе Николаевне показалось, что напетое - чисто импровизация. Разубеждать не стал. Несколько напряженная атмосфера на кухне разрядилась. Гостья расслабилась и начала улыбаться. Я поспешил воспользоваться моментом:

- Раиса Николаевна, а вы мне напишите слова, что велел товарищ Карпинский заучить!

- Ох, Юрочка, - засмеялась гостья. - Давно я так не хохотала! И откуда в тебе, таком маленьком, такое чисто женское коварство? Ладно, сейчас напишу. Мне исполнительной дурой прослыть нестрашно, вот барин-то наш настоящий дурак, ой дурак! Вот ведь, связался черт с младенцем!